Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2011)
«И. И. Веригин в беседе со мной добавил о возможной угрозе благополучному осуществлению давнишней мечты духоборов — недавнем крушении южнокорейского самолета и раздувавшейся антисоветской пропаганде» [32] .
То, как аккуратно духоборский лидер говорил о «крушении» сбитого южнокорейского самолета, может сравниться лишь с памятным сообщением ТАСС о том событии. Из него мы, советские люди, узнали, что, покинув воздушное пространство СССР, нарушитель «исчез с экранов радаров и улетел в сторону моря».
В мемуарах посла я нашел упоминание и об Илье Алексеевиче Попове. Духоборский писатель оказался большим другом Советского Союза. «В 1982 году, — пишет Родионов, — духоборческая делегация во главе с И. А. Поповым посетила Советский Союз, где она была принята Председателем Совета национальностей Верховного Совета СССР Виталием Петровичем Рубеном. <...> [В. П. Рубен] подробно информировал делегацию о миролюбивой внешней политике советского правительства».
Попов, в свою очередь, информировал советскую сторону о давнишних намерениях духоборов возвратиться на Родину. Было сказано, что «духоборы ясно представляют себе все сложности, которые могут возникнуть <...> и не хотели бы, чтобы предполагаемое переселение духоборцев на свою Родину нанесло ущерб советско-канадским отношениям. Реакционные силы в Канаде при постоянном давлении со стороны США представляют собой большую опасность».
Вот каким знатоком ранимых душ советских чинов оказался писатель. Что же он услышал в ответ? «С советской стороны И. А. Попову и его делегации было сказано, что их предложения заслуживают большого внимания и будут тщательно рассмотрены». Жаль, не успели, год, повторяю, был 1982-й — год смерти Брежнева.
Находки в Толстовском фонде
Честно говоря, я и не чаял туда попасть, напуганный объявлением на сайте, посвященном архивам русского зарубежья — «архив временно закрыт для посетителей». Тем не менее директор фонда Виктория Волсен вняла моим просьбам и допустила в маленький домик в Вэлли-Коттедж, пригороде Нью-Йорка, рядом с православной церковью. Был январь 2010 года, там шла некоторая суета, связанная с землетрясением на Гаити, звонки и визиты тех, кто хотел помочь пострадавшим, — на вид все эти люди принадлежали к потомкам первой и второй волн русской эмиграции. Фонд благотворительный, ничего удивительного.
Думаю, есть смысл рассказать немного о его основательнице. Александра — младшая дочь Л. Н. Толстого, в последние годы жизни стала самым близким ему человеком в семье, она единственная была посвящена в тайну ухода из Ясной Поляны в 1910 году и оставалась рядом с отцом до последних мгновений, ей он завещал все права на свои произведения. Пройдя сестрой милосердия фронты Первой мировой войны, получив три Георгиевские медали за мужество, в 1917 году Александра Львовна вернулась в Ясную Поляну.
Вот несколько штрихов ее биографии, рассказанных ею самой в двух интервью для «Радио Свобода», данных в 1964 году Л. Оболенской [33] и в 1965 году А. Малышеву [34] .
«Мы принялись разбирать рукописи Толстого. С этого началась подготовка первого полного собрания сочинений — вышло больше девяноста томов, туда вошли все тексты, дневники, письма, все варианты „Войны и мира”. Купить я его не могла: во-первых, тираж был очень маленький, а во-вторых, денег у меня не было никаких. Любопытно, что единственный человек, имевший отношение к этому собранию, чье имя в нем ни разу не упоминается, — это я».
Чекисты арестовывали ее пять раз, в том числе в 1919 году по громкому делу «Тактического центра», будто бы готовившего план контрреволюционного мятежа и захвата Кремля. По просьбе ее друга историка С. П. Мельгунова она предоставила им квартиру для собраний.
«Но сами их собрания меня совершенно не интересовали, я, может быть, очень сочувствовала бы заговору и участвовала бы в нем, но как-то не пришлось. Это было единственное мое участие, я так и ответила прокурору Крылову на суде, когда он меня спросил: „Понимаете ли вы, за что приговорены?” Я ответила: „За то, что ставила самовар”». Впоследствии ее «подпольная деятельность» нашла отражение в юмористическом стихотворении:
Смиряйте свой гражданский жар
В стране, где смелую девицу
Сажают в тесную темницу
За то, что ставит самовар.
Просидела она недолго, меньше года, потом работала в Ясной Поляне, создавала музей Льва Николаевича. «И вот нас заставляли вставать под Интернационал, мне навязывали какую-то антирелигиозную пропаганду, от которой я, конечно же, уклонялась. Но все-таки совесть катилась книзу. Приходилось делать вещи против совести — для того, чтобы спасти свою жизнь. Это была главная причина, почему я уехала из Советской России. <...> Я выехала из Советского Союза в 1929 году. 20 месяцев провела в Японии, читала лекции о своем отце. Затем приехала в Соединенные Штаты в 1931 году, осенью».
В бумагах Толстовского фонда я обнаружил свидетельство того, что первоначально из Японии Толстая предполагала эмигрировать в Канаду и обращалась за помощью к духоборам. Как сказано в адресованном ей в Токио письме от 13 апреля 1931 года, отправленном из Веригино в Саскачеване от имени Центрального исполнительного комитета «Именованных духоборцев», там «обсуждали вопрос помочь Вам выбраться из Японии в Канаду, но при настоящем положении дел это не так-то легко сделать: вот уже скоро год будет, как в Канаде стоит во главе консервативное правительство, которое издало закон не впускать в страну никого с Европы и Азии». Но если ей «удастся пробраться в Соединенные Штаты хотя бы на шесть месяцев, а отсюда уже — будет гораздо легче устроить Ваш въезд в Канаду».
По-видимому, ей не было известно о судьбе Веригина-старшего — вероятно, в ответ на ее вопрос в письме сообщается о его смерти «от взрыва бомбы неизвестных злоумышленников». «Петр Петрович (сын покойного Петра Васильевича, которого Вы знаете) шлет Вам свой привет».
Первые шесть лет в Америке она работала на ферме — «чистила курятники, доила коров, копала в своем огороде и написала в это время три книги». В 1939 году, как только на финской стороне стали появляться пленные красноармейцы, Александра Львовна объявила о создании Толстовского фонда. В его организации приняли участие Сергей Рахманинов, бывший посол в США Борис Бахметьев, графиня Софья Панина, историк Михаил Ростовцев. При содействии Толстовского фонда в США въехали около 40 тысяч человек, включая «перемещенных лиц» времен Второй мировой войны, старообрядцев из Турции, беженцев из Китая.
Понятно, что у нас в стране любая информация о фонде семьдесят лет была под запретом. Из всех фотоснимков и кинохроник, примечаний, мемуаров и музейных экспозиций вырезали и вымарывали и Александру Толстую.
«Когда я изучаю духоборов, мои мысли и сердце — с Вами»
Это цитата из письма Симмы Холт от 25 января 1963 года Александре Львовне Толстой, обнаруженного мною в Толстовском фонде. Симма Холт — автор опубликованной в 1964 году книги «Террор именем Бога» [35] , рассказывающей о подвигах «свободников» в послевоенный период. В предисловии сказано, что она писала книгу, держа в сознании образ Анюты Кутниковой и ее сына, которого та «воспитала в ненависти к окружающему миру. Она была преданной матерью, но учила сына следовать тому единственному образу жизни, который вела сама».
Гарри Кутников родился в 1944 году и рос, постоянно вдыхая запах гари, — в то время возобновились пожары. На протяжении его детства маму трижды сажали в тюрьму. В 1953 году правительство Британской Колумбии приняло решение, что все духоборские дети должны идти в школу. У «сыновей свободы» отобрали детей и отправили в интернаты. Гарри из интерната не раз сбегал. Когда в 15-летнем возрасте вернулся домой, стал работать на фабрике, а в выходные готовил пожары и взрывы. В 1962 году запланировал взрыв здания суда в городе Нельсоне. Но план провалился, проезжавший мимо таксист заметил огонек вдоль стены суда и загасил бикфордов шнур. Тогда Гарри с другом Джоном собрали бомбу и поехали взрывать почту в Киниярде. Бомба взорвалась по дороге, и он погиб.
Из письма видно, что Симма Холт и прежде, во время работы над своей книгой, переписывалась с Толстой, присылала ей материалы о духоборах (как видно, криминального характера). При этом просила в случае их использования не упоминать конкретные имена, так как не может позволить себе судиться по обвинению в диффамации. Вероятно, у нее были основания опасаться судебных исков — в духоборской среде плохо восприняли книгу, обвиняли ее в сенсационности и желтизне.
