Джон Карр - Охота на цирюльника
Начнем с главного: с некоего утверждения, на котором основано все остальное. Главное – то, что на корабле находится некий самозванец, выдающий себя за кого-то другого. Крепко запомните этот факт, прежде чем мы начнем. Постарайтесь даже поверить в истинность сообщения, содержавшегося в радиограмме от полицейского комиссара, и у вас по крайней мере будет отправная точка для рассуждений.
– Погодите минутку! – оживился Морган. – Теперь-то нам, конечно, известно, что самозванец есть; и поскольку вы – единственный, кто представляет, как обстояло дело, вам и карты в руки. Но в той радиограмме комиссар полиции прямо указывал на доктора Кайла, и поэтому…
– Нет, не указывал, – вежливо возразил доктор Фелл. – Именно отсюда ваши мысли пошли по неверному пути. Ваше заблуждение вызвано таким на первый взгляд пустячным обстоятельством… Вполне естественно, что люди, отправляя радиограммы, обычно не тратят деньги на расстановку знаков препинания. Вас ввело в заблуждение отсутствие пары запятых. В свое время я подробно остановлюсь на вашей ошибке; она озаглавлена у меня «Телеграфный стиль»… Пока же ограничимся лишь утверждением, что на корабле есть самозванец. Следующий ключ тесно связан с первым утверждением; он, можно сказать, валялся у вас под ногами. Поскольку он так очевиден, я даже не побеспокоился включить его в мой список. Такое часто случается. По своему опыту – а я успешно расследовал немало дел – я помню: никто никогда не замечает самых очевидных улик. А ведь обрати вы на это внимание, и круг подозреваемых в самозванстве мигом свелся бы к очень, очень небольшому числу людей. Полицейский комиссар Нью-Йорка – не тот человек, которого можно упрекнуть в нерешительности или излишней щепетильности. Обыкновенно он не останавливается даже перед тем, что случайно может быть арестован невиновный человек; лишь бы не упустить настоящего преступника, – так вот, он передает следующее: «Весьма известная персона; никакой огласки; ошибки в опознании быть не должно» – и добавляет: «Во избежание ошибки никого пока не арестовывать». Вот это наводит на определенные мысли. Даже поражает. Иными словами, разыскиваемый человек настолько важная персона, что комиссар находит нужным посоветовать не упоминать его имени, даже в конфиденциальном сообщении капитану корабля. Поэтому из списка подозреваемых не просто исключаются какие-нибудь Джон Смит, Джеймс Джонс или Чарльз Вудкок. Радиограмма определенно намекает, что интересующий полицию человек принадлежит к кругу влиятельных и знатных людей, фотографии которых обычно появляются в иллюстрированных журналах. Простые смертные любуются на сильных мира сего, когда те, скажем, играют в гольф. Такая церемонность со стороны нью-йоркских блюстителей закона может быть также отчасти вызвана тем, что упомянутая персона – англичанин и ошибка может вызвать международный скандал. Но на данном обстоятельстве я не намерен останавливаться, потому что оно слишком очевидно.
Доктор Фелл говорил отрывисто; заметно было, что он чего-то ждет, а услышав звонок, кивнул, поднял голову и завопил:
– Вида, впусти их!
На лестнице послышались шаги. Дверь кабинета доктора Фелла отворилась, и в комнату вошли трое. Двое из вошедших определенно были полицейскими; между ними стоял арестованный.
– А, Дженнингс, здравствуйте; и вы тоже, Хампер! – Морган понял, что доктор Фелл именно их и дожидался. – Инспектор Дженнингс, это мистер Морган, один из наших свидетелей. Мистер Морган, сержант Хампер. Заключенного, полагаю, вы знаете…
Но Морган и так не мог отвести взгляда от арестанта. Тот поздоровался почти дружелюбно:
– Здравствуйте, доктор. Я… хм… вижу, вы меня разглядываете. Нет, никакого обмана и маскарада. Слишком опасно и сложно… Добрый день, мистер Морган. Вижу, вы удивлены тем, как изменился мой голос. Какое облегчение перестать кривляться и ломаться; но я уже так привык… Как говорится, привычка – вторая натура. Вздор, вздор, вздор! – прокаркал фальшивый лорд Стэртон, демонстрируя свою вторую натуру, и радостно закудахтал.
Морган чуть не подскочил на месте, услышав это хриплое карканье. Теперь на лицо фальшивого лорда падал солнечный свет, в то время как раньше Моргану приходилось видеть его лишь в полумраке. В затемненной каюте он был похож на колдуна, сошедшего со старинной гравюры: голова, укутанная шалью, лицо скрыто под широкими полями шляпы. На свету этот человек оказался бледным, длиннолицым, с резкими чертами лица и довольно неприятной ухмылкой. Его тощую шею по-прежнему укутывал теплый шерстяной шарф, одежда также была прежней. Но на голове у него был котелок, сдвинутый на затылок, и он курил сигару. Хотя маскарад закончился, Моргану совсем не понравился истинный облик лже-Стэртона. Глаза почти без век, взгляд как у гремучей змеи. Он смерил с головы до ног доктора Фелла, повернулся к окну, вероятно, просчитал в уме вероятность побега, понял, что сбежать невозможно, и снова стал дружелюбным.
– Входите! – пригласил доктор Фелл. – Садитесь. Чувствуйте себя как дома. Мне очень хотелось познакомиться с вами, и если вы не прочь поговорить…
– Арестованный весьма словоохотлив, сэр, – сообщил инспектор Дженнингс, расплываясь в улыбке. – Всю дорогу, пока мы ехали в поезде, развлекал нас с сержантом Хампером. Я исписал весь блокнот, и он признается…
– Почему бы и нет? – пожал плечами пленник, поднимая левую руку, чтобы вынуть изо рта сигару. – Вздор, вздор, вздор! Ха-ха-ха!
– …но, тем не менее, сэр, – продолжал Дженнингс, – я не думаю, что можно расстегнуть ему наручники. Он говорит, что его зовут Немо. Сядь, Немо, раз доктор приказывает. Я буду стоять у тебя за спиной.
Доктор Фелл заковылял к столу и налил Немо бокал бренди. Немо сел.
– Самое главное вот что, – начал Немо своим естественным голосом, вовсе не таким визгливым и отрывистым, как когда он изображал лорда Стэртона, но все же слышался в его голосе некий отдаленный отзвук, живо напомнивший Моргану сцену в темной, душной каюте. – Вот что главное. Думаете, вам удастся меня повесить? Нет, не удастся. Вздор! – Он дернул змеиной шеей и сверкнул глазами на Моргана. – Ха-ха, хо-хо! Вначале меня следует подвергнуть экстрадиции. Меня захотят судить в Штатах. А до той поры… фью! Я выбирался и из худших переделок.
Доктор Фелл поставил бокал у локтя Немо, сел напротив и принялся внимательно его рассматривать. Мистер Немо повернул голову и подмигнул:
– Вы спросите: почему в таком случае я сдался? Да потому, что я фаталист. Фаталист! А вы бы не стали фаталистом на моем месте? Организовано все было превосходно… легче не бывает… хо-хо! Мне вовсе не пришлось становиться специалистом по переодеваниям. Я же говорил вам: никакого обмана. Внешне я – вылитый лорд Стэртон. Я так на него похож, что могу встать перед ним, и он решит, будто стоит перед зеркалом. Шутка. Но я не могу побить крапленые карты. Тяжкий труд, скажете вы? Никогда в жизни еще мне не приходилось так туго, как тогда, когда эти юные придурки… – Он снова выгнулся и посмотрел на Моргана. Писатель порадовался, что в этот миг у Немо в руках нет бритвы. – Когда эти юные придурки ухитрились так все запутать…
– Я как раз начал перечислять моему молодому другу, – вмешался доктор Фелл, – по его просьбе, некоторые моменты, указывающие на то, что вы были… собой, мистером Немо.
С величественным видом, скромно сияя, доктор отвернулся от света и внимательно оглядел преступника. Глаза мистера Немо, лишенные век, ответили ему вызывающим взглядом.
– Мне самому интересно послушать, – заявил он. – Все, что угодно, лишь бы… время протянуть. Хорошая сигара, хороший бренди. Послушай, дружок. – Он злобно покосился на Дженнингса. – Вот тебе мой совет. Если чего не поймешь, дождись, пока он закончит, тогда я все тебе разъясню. Но не раньше.
Дженнингс подал знак сержанту Хамперу; тот вытащил блокнот и приготовился записывать.
Доктор Фелл не мог отказать себе в удовольствии и начал с легкой похвальбы:
– Итак, всего у нас шестнадцать ключей. Обозрев все предоставленные улики… нет, Хампер, это не нужно записывать; вы все равно не поймете всего… так вот, если не принимать во внимание совершенно очевидный факт, что самозванец изображал известного человека…
Мистер Немо очень серьезно поклонился, и у доктора сверкнули глаза.
– …я пришел к следующему выводу. В нашем деле большую роль играло внушение. Именно во внушении все и дело. Ключ, названный мною «Внушение», отпирает очень хитроумный замок. Если не принимать во внимание силу внушения, главная улика может поначалу показаться совершенно диким предположением. Вспомните: вы поспорили с вашим приятелем Уорреном. В то время как Уоррен с энтузиазмом доказывал виновность доктора Кайла на основе детективного романа, вы же сами и сказали: «Кстати, выкиньте из головы нелепую мысль, будто кто-то в состоянии изображать Кайла… Злоумышленник еще может выдать себя за человека, который редко появляется в обществе; но с такой известной личностью, как знаменитый врач-психиатр, номер не пройдет». Само по себе это еще не улика. Просто ваши слова поразили меня: забавное совпадение! Ведь среди пассажиров действительно имеется человек, который редко вступал в контакт с людьми; по-моему, вы говорили, что его называют «Отшельником с Джермин-стрит». «Он ни к кому не ездит, – заметили вы, – у него нет друзей; он посвятил свою жизнь единственно собиранию всевозможных редких драгоценностей». Таковы были единственные отправные точки к моему первому ключу, который я назвал «Внушение»; однако трудно отрицать, что лорд Стэртон отвечает условиям, описанным в радиограмме. Просто совпадение… Тут я припомнил еще одно совпадение: лорд Стэртон был в Вашингтоне. Стэртон, настоящий или фальшивый, заходил к дядюшке Уорпасу и рассказывал о том, что он купил изумрудного слона, из чего я вывел следующий ключ, названный «Счастливый случай». Был ли он на приеме у дядюшки Уорпаса, стал ли свидетелем его неблагоразумной выходки некоторое время спустя, известно ли ему о том, что снимается фильм, я не…
