Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
— Леся, пойди, пожалуйста, сюда, — позвал юный муж, стараясь сохранить самообладание.
Олеся вошла, безмятежно улыбаясь. Ее настроение тоже показалось ему неестественным.
— Ты можешь объяснить, что это такое? — и он кивнул на бутылку.
— Горничная забыла убрать, — безмятежно ответила Олеся.
— Ах, вот как, забыла убрать горничная! — медленно накаляясь, повторил вслед за ней Карен. — А откуда здесь посудина? И что там было?
— Очень легкое вино, — с давно забытой мелодичностью пропела Олеся. — Можешь посмотреть на этикетку. Я не помню, какое. Не сердись!
И она потянулась к нему. В любом ином случае Карен сразу рванулся бы к ней, но не сегодня.
— Хорошо, — мрачно бросил он, садясь в кресло. — Значит, ты опять взялась за свое! А откуда дома появлялись эти бесконечные бутылки?
Олеся поправила волосы.
— Ты разве до сих пор не догадался?
— Нет, — ожесточенно ответил Карен. — Ни я, ни отец.
— Подумаешь, загадка! — Олеся наморщила нос. — В конце концов, не все ли тебе равно?
— Нет, мне не все равно! — закричал, срываясь, Карен и с силой запустил какую-то книгу в тумбочку.
Жалобно звякнули флакончики Олеси. От неожиданности она вздрогнула, но не испугалась.
— Если бы мне было все равно, — в ярости продолжал Карен, — я бы давно бросил тебя ко всем чертям с твоими вечными любовниками, истериками, пьянками и трагедиями! Если бы мне было все равно, я бы не вытягивал бы несколько месяцев из депрессии, в которую ты впала по милости своей несравненной подруги! Недаром я ее всегда не переносил!
— Это грех, Карен, — в смятении прошептала Олеся. — Ее уже нет…
Карен тотчас пожалел о сказанном, но сдерживаться больше не мог. Ах, значит, его слова — грех?! А пить — не грех? А аборт — не грех?!
— Ну, пусть я возьму грех на душу! — окончательно остервенился он. — Бог мне должен его простить за мою любовь к тебе, если ты до сих пор о ней не догадываешься! И я даже не знаю, что я с тобой сделаю, Леся, я просто за себя не ручаюсь, если ты не прекратишь без конца опустошать бутылку за бутылкой!
Теперь жена действительно присмирела. Она хорошо представляла, на что способен Карен в ярости, поэтому с опаской поглядывая на него, отступила к двери. Но Джангиров, сразу заметив маневры, вскочил и встал в дверях.
— Ты не выйдешь отсюда, пока не скажешь, кто приносил тебе дома вино!
— Ну, если ты так настаиваешь… — робко начала Олеся.
— Я требую! — крикнул Карен. — Слышишь, я требую, и немедленно!
— Левон, — просто ответила она.
Карен ошеломленно открыл рот.
— Что? — недоуменно спросил он. — Повтори, что ты сказала?
— Я сказала: Левон.
— Нет, Леся, это невозможно… — растерянно пробормотал Карен. — Зачем ты лжешь мне?
Он прекрасно видел, что она не лжет.
— Я говорю правду, — пробубнила Олеся. — И Дуся теперь тоже в курсе. Только она побоялась выдавать Левона отцу и объяснила, что никак не может дознаться.
Карен снова опустился в кресло.
— Леся, — устало сказал он, — что ты со мной делаешь! Зачем ты втянула в эту историю ребенка? Ведь узнает отец…
— Ну и что? — с вызовом спросила Олеся. — Он снова будет тебя оттаскивать от меня собственными методами?
Карен недобро посмотрел на нее.
— В общем, так, — сказал он, и в его голосе зазвучали металлические нотки Джангировых. — С этой минуты ты забываешь про Левона. Никто больше ничего не выясняет и ни о чем не узнает. Но главное то, что с сегодняшнего дня ты больше не прикасаешься ни к водке, ни к вину. Ни под каким видом. Иначе… — он угрожающе замолчал.
Олеся, надменно закинув назад голову, ждала окончания.
— Иначе, — повторил он, мельком глянув в ее сторону, и голос его стал глухим и бесстрастным. — Иначе нам в самом деле придется разойтись.
Он никогда не смог бы с ней расстаться, ни под каким видом. Он лучше согласился бы ее лечить, возить по врачам, мучиться и падать от усталости, но только чтобы она была рядом, всегда, всюду, Леся, любимая… Но он хорошо знал, что этот дьявольский характер, с виду такой пластилиново-послушный и шелково-податливый, ничем не пронять, кроме жесткой, даже жестокой силы. И испугать ее можно только одним. И Олеся действительно испугалась, хотя для вида сдалась не сразу.
— Ты просто пугаешь меня, — неуверенно сказала она. — Но я постараюсь…
— Не "постараюсь", а "больше никогда не буду, Карен!" — отчеканил молодой муж и взял в ладони ее лицо. — Повторяй за мной: "Я! Больше! Никогда! Не буду!" И не брыкайся!
— Пусти сейчас же! — прошипела Олеся. — Я плохо себя чувствую!
— Не ври! Ты прекрасно себя чувствуешь, если пьешь бутылку за бутылкой! И как я ничего не заметил?! Ты хитрая, Леся, изворотливая, раз тебе удается обмануть даже меня! Но это в последний раз! Больше ни на что не надейся! Ну-ка, постой!.. — он на мгновение отпустил ее и с мастерски сыгранным вниманием пристально уставился куда-то в угол за ее спиной. — Что там такое? — тихо, угрожающе сказал он. — Неужели опять вино?..
Олеся с удивлением обернулась. Там ничего не могло быть. Но сопротивляться она перестала, в недоумении рассматривая комнату.
— Детский фокус, — прошептал ей в самое ухо Карен. — Тебя очень легко обмануть…
Он схватил ее в охапку, высоко поднял и с размаху бросил на кровать, одним прыжком оказавшись рядом. Но прежде чем зажать поцелуем ей рот, он снова наклонился к ее уху и хладнокровно проговорил:
— Ты поняла меня, Леся? Ты все хорошо запомнила? Первая же бутылка — и мы расстаемся навсегда! Это не угроза, это реальность! Запомни мои слова как следует!
Он всегда диктовал свои условия.
И комната поплыла, предметы потеряли свои очертания, смешались тени, перепутались звуки и время… Леся, любимая… Узкие слабые плечики в его руках… Ты хорошо запомнила мои слова, Леся?!
Месяц, проведенный в Италии, заканчивался. Пора было собираться домой. Олеся сидела на диване, рассеянно перебирая вещи и кое-как заталкивая их в саквояж. Она уже скучала по Полине. Без прежней мучительной боли вспоминала Мэри. Она снова приняла старое условие Карена и продержалась целый месяц, ни разу не купив себе строго-настрого запрещенные напитки. Олеся догадывалась, что Карен блефует, но слишком хорошо была знакома с его жестокостью и решительностью и понимала, что он не остановится ни перед чем.
Как быстро в последнее время покидают ее люди: ушел Валерий, потом исчезла Эмма, потом Мэри… Вспомнив о Мэри, удержаться она не смогла. Вошедший Карен сразу увидел нехорошее выражение ее лица. Оно ему не слишком понравилось.
— Почему ты притихла, Леся? Очевидно, сильно соскучилась, пока я болтался на почте?
Он сел рядом, потеснив Олесю и, зацепив пальцем, поднял вверх ее подбородок.
— Что произошло? — в упор спросил он, глядя ей в глаза.
Олеся опустила ресницы.
— Ну, что могло произойти? Я просто сидела, собирала вещи…
— Что случилось, Леся? — резче и настойчивее повторил Карен. — Час назад ты была совсем другая.
— Просто… — пробормотала Олеся, — просто я опять вспомнила Мэри…
Карен в бешенстве оттолкнул ее от себя.
— Опять?! Значит, ты просто опять вспомнила Мэри?! Просто вспомнила — и больше ничего? А обо мне ты случайно не вспоминала? А о своем отце — тоже нет? А о Полине?! Так, между прочим, невзначай?! Ты всегда плохо владела собой, но здесь уже ничего не исправить. Тогда, по крайней мере, слушайся меня, иначе жить будет невозможно! Тебе стало явно лучше в последние три недели, и если сейчас ты опять сорвешься, то исключительно по своей вине! Дело кончится клиникой, ты этого так упорно добиваешься? А что будет с девочкой? Соображай хоть немного! Нельзя же вообще ничем не занимать голову, кроме бесполезных воспоминаний о Мэри! Твои страдания по ней просто осточертели!
— Ты жестокий, Карен, — прошептала Олеся. — Жестокий и бессердечный…
— Уж какой есть! — холодно отрезал он. — Недаром я всегда терпеть не мог твою незабвенную подружку! Как чувствовал беду!
Олеся посмотрела озлобленно и мрачно.
— Ты ее терпеть не мог? Вот как? А ты не знаешь, что твой отец ее любил? И это к нему в тот день мчалась она на машине! И нечего жечь меня глазами! Да, да, твой отец, Ашот Джангиров, спал с ней с начала осени и проводил у нее все свободное время! И несвободное тоже! И она мечтала помирить вас! И, как видишь, помирила!
Карену стало трудно дышать. Снова этот проклятый ком в горле… Как невыносимо жарко сегодня… На лбу выступили капельки пота, ладони предательски стали мокрыми. Олеся умолкла, не глядя на него.
— Отец? — тихо повторил Карен. — С Мэри? Ты ничего не перепутала, Леся? И ты не обманываешь меня?
Да нет, она опять сказала чистую правду. Никаких сомнений быть не могло. Отец… С Мэри… Но этого просто не может быть!
