Николай Камбулов - Ракетный гром
Талубаев налил всем чаю.
— Если кому хочется курить — пожалуйста. — Он принес пепельницу, поставил ее на середину стола.
Бородину хотелось курить, но он воздерживался, наблюдал за тем, как Гросулов набивает свою фронтовую трубку, которую видел у него лет семь назад. «Помнит ведь, все помнит», — подумал он тепло о генерале. Маршал взял лежавший возле телефона журнал, отыскал там кроссворд, сказал:
— Степан Павлович, не знаете ли вы слово, состоящее из пяти букв и обозначающее состояние человека. Никак не могу расшифровать...
— Порыв, товарищ маршал...
— Точно... А как вы так быстро?
— Журнал-то старый, товарищ маршал. У нас есть любители кроссвордов, иногда приходится помогать им...
— Понятно, понятно, — сказал маршал. — Теперь понятно... Какое хорошее слово: порыв! Неуемное желание достичь, сделать... — Он отнес журнал на место, сказал Гросулову: — Как. Петр Михайлович, будем сватать этого великана? Командир-то уходит. — Он посмотрел на Сергея. — Полковник Громов, а вы что скажете, если на ваше место назначим подполковника Бородина?
— Как? — невольно вырвалось у Степана.
Маршал ожидал, что скажет Громов.
Сергей поднялся.
— Товарищ маршал... Это будет правильно!
— Правильно — это одно дело, другое дело — подготовлен ли товарищ Бородин к такой должности?
— Подготовлен, — сказал Гросулов, тоже поднимаясь и застегивая китель на все пуговицы.
— Не спешите, Петр Михайлович, пусть скажет Громов, он с ним не один пуд соли съел.
— Подготовлен, товарищ маршал. Думаю, что он будет командовать лучше меня.
— Думаете, а точнее?..
— Твердо уверен, что подполковник Бородин достоин такого назначения, — сказал Громов.
— Хорошо. — Маршал подошел к окну. — Солнышко уже поднялось, — сказал он. — Отличная погода. Будем сватать, — повернулся маршал к столу. — Вы согласны, товарищ Бородин? — Талубаев налил чаю, отпил глоток, ожидая, что ответит этот здоровый, с крупными, но негрубыми чертами лица подполковник. — Ну что скажете?
— Товарищ маршал, спасибо за доверие. Я, конечно, буду стараться, возможно, буду неплохим командиром, тем более что в этой части служу свыше десяти лет. Однако, если можно, прошу оставить меня на прежней должности. Я люблю политическую работу. Очень люблю и высоко ценю свою должность.
Маршал поставил стакан, вздохнул.
— Не тот чай. — Он прошел за перегородку, сказал там: — Андрей, налей-ка моей заварки. — И, выйдя, продолжал: — Я так и знал, что он откажется, понял, как только увидел его. Не тот чай, побольше бы таких политработников. Так, Петр Михайлович?
— Так-то так, товарищ маршал, но как-то и не так... Заслуженное выдвижение, а не состоялось, — сказал Гросулов, чувствуя и досадуя, что он не понимает Бородина. А как хотелось, чтобы именно он стал командиром. И когда он вышел из маршальской палатки вместе с Громовым и Бородиным, задержал Степана: — Может, согласишься?
Бородин смотрел на него открытым взглядом, ясным, добрым, чистым.
— Надеюсь, поработаешь за Громова, пока не назначим нового командира!
— Можно, товарищ генерал, пока... можно. Все будет в порядке, временно можно, и даже полезно.
Он догнал Громова. Потом вместе они поднялись на вышку. Сюда пришли и маршал, и Гросулов, и еще несколько их помощников. В будке сразу стало тесно. Бородин наклонился к Громову, тихо сказал:
— Я пошел...
— Куда?
— Туда, — показал он в сторону стартовых и пусковых рубежей. — Я там буду. Понял??
— Иди, — прошептал Громов.
XIIСлужебной машины у Бородина не было, и он отправился на позиции пешком. Сначала напрямик, лесом, затем вышел на проселочную дорогу. За спиной послышался мотоциклетный треск. Бородин оглянулся: на личном «самопеде» ехал старшина Рыбалко. «Может, по пути?» — подумал Степан и не ошибся. Максим мчался во взвод Малко, чтобы быть на месте, если потребуется срочная помощь старшего механика. Он ехал туда не по собственному желанию, послал инженер Шахов. Рыбалко дослуживал последние дни, прошел медицинскую комиссию, кадровики подсчитали выслугу лет: «Двадцать пять годиков отмахал». Сидел и ждал приказа на увольнение из армии, ругал «проклятый фашистский осколок», который прет наружу, причиняя боль. Но когда Максим узнал, что на боевых пусках будет присутствовать сам маршал Талубаев, явился к Шахову и настоял, чтобы и его «задействовали сегодня».
Бородин вскочил на заднее сиденье.
— Я вас, товарищ подполковник, доставлю с ветерком, — сказал Рыбалко, сразу почувствовав, как натруженно взревел мотор от замполитовского веса.
— Не развалится? — затревожился Бородин: дорога была песчаная, и мотоцикл тянул с трудом.
— Не беспокойтесь, лошадка еще в силе. — И погодя немного, когда грунт пошел потверже, спросил: — Почему замполиты не имеют служебных машин? Все пешком обегают хозяйства. Что он, рыжий, что ли, замполит-то! Если бы меня спросили: нужна машина замполиту? — ответил бы так: хорошие вы люди, а вопросы задаете детские. Должность замполита безбрежная, что тебе океан-море! Там то, там другое, там третье — везде требуется замполиту. Приходится ключики подбирать к людям и советы давать: попробуйте вот так сделать, то-то организовать. Если завтра поймают снежного человека, замполит будь готов дать ответ, что оно такое. Я уже не говорю о других служебных вопросах. Их тысячи. Океан-море! Что же после этого спрашивать: нужна или не нужна замполиту машина! Напоследок хочу высказаться, — продолжал Рыбалко, но мотоцикл так зарылся в песок, что запетлял, как подстреленный заяц, и чуть не свалился в кювет. Бородин соскочил первым: позиции были рядом, и он, не дожидаясь, когда Максим заведет свою «еще в силе лошадку», направился к капониру...
Расчет Малко находился в готовности принять первую команду с КП полигона — выход ракетной установки на рубеж пусков. Точно никто не знал, в какое время будет подана эта команда. Ее ждали, посматривая на часы и секундомеры. Когда Бородин появился во взводе, Малко давал последние указания механику-водителю. Виктор первый заметил подполковника и сообщил об этом командиру взвода. Малко встретил Бородина четким докладом.
— Готовы и ждем, — заключил он свой рапорт. В голосе Малко Степан уловил какие-то новые нотки: не было общих фраз, нажимов на отдельные слова.
«Неужели ночной разговор с маршалом подействовал, — промелькнула мысль у Бородина, — сработал маршальский «ключик»? — Малко на редкость был деловит, собран, словно окончательно подвел черту прошлому и почувствовал душевное облегчение. Бородин еще не знал, так ли это, но тревога за Малко (он шел сюда, чтобы как-то повлиять на настроение этого офицера: он и Громов колебались, допускать ли Малко сегодня к пускам, но подменить было некем), тревога, которая подобно ссадине ныла в груди несколько дней подряд, улеглась только сейчас.
Подошел Рыбалко, поинтересовался у Малко, нет ли у механика-водителя к нему вопросов. Он взял прибор, хотел было проверить электросеть, но Малко остановил:
— Проверяли, все в норме.
Максим, поколебавшись и видя, что Бородин молчит, все же бегло «обнюхал» прибором электроузлы, весело сказал:
— Теперь можно бомбить, куда прикажут, упадет именно в ту точку...
Заговорили о точках, сначала об учебных, потом о тех, которые, по словам Максима, «дышат жаром, того и гляди, вот-вот брызнут огнем».
— Только зажмурься, сразу фонарь поставят.
— Верно, Максим Алексеевич, — поддержал Бородин. В кармане его лежала вырезка из газеты, в которой сообщалось о продаже Соединенными Штатами Америки огромного количества оружия капиталистическим странам. — Вот почитай, пусть товарищи послушают...
Максим надел очки, прочитал заметку и позвал солдат.
— Послушайте, каким товаром торгуют американские фирмы. Только за один год они продали за границу реактивных самолетов и ракет на пятьдесят миллиардов долларов! И куда же они этот товарец сплавляли? Тут указывается. — потряс он вырезкой из газеты: — Четыре пятых всех поставок пошло в Западную Германию и Японию!.. Нет, послушайте, — заторопился он. — «Соединенные Штаты поставили следующее оружие и боевую технику: 8540 реактивных истребителей: 20 279 танков: 30 540 ракет и управляемых снарядов: 29 716 минометов; 2106 тысяч винтовок: 1362 тысячи карабинов; 146 780 пулеметов и автоматов; 359 423 грузовика; 3698 транспортеров; 36 эсминцев и 24 подводные лодки»... Израиль и тот ухватил 200 танков! — воскликнул Рыбалко. — А дальше вы сами думайте, соображайте, для чего капиталисты приобретают такие товары...
— К войне клонят. — выкрикнул из своей кабины механик-водитель.
Рыбалко взглянул на Бородина, и Степан без труда прочитал в его глазах: сам отвечай. Сам, это посложнее снежного человека, тут уж ты сам, товарищ замполит. И все же не стерпел, бросил:
— Я ж сказал: только зажмурься, красной юшкой изойдешь.
— Верно, — подхватил Бородин. — Ослаблять бдительность нам никак нельзя...
