Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»
– Митя, мы что, богатые?
– Немножко.
– Ты стал только немножко богатым, но невероятно изменился, ты знаешь это?
– Да? А в чем это выражается?
– Раньше ты искал во мне поддержку. А сейчас мне иногда кажется, что со своими новыми доходами ты можешь найти кого угодно.
– Никакого позыва, – ответил я.
– Даже не вздумай никого искать. Ты – мой. Ведь я тебя полюбила бедным. И, значит, по-честному. А другие будут любить только за деньги.
Однажды я встретил на улице Кащея, который с нескрываемой радостью бросился мне навстречу:
– Митя, дорогой, где вы пропали? Новая работа, новая любовь, нет?
– Все новое, – сказал я.
– Слушайте, зайдите в субботу вечерком. Посидим, как в старину. Послушаем музыку. Выпьем. Берите свою девушку. Я уверен, что какая-нибудь красотка. Я вас знаю.
Наташа с удовольствием согласилась, и мы, купив бутылку шампанского и торт, пошли к нему. Я взял с собой новый альбом Стинга, который только что купил у приятеля Толика. Приятель был моряком. Для него этот диск был большой ценностью. И денежной и культурной. Это был последний, только что вышедший, Стинг – Nothing but the Sun. Обладание им делало моряка специальным человеком. Представителем высшей касты. Брахманом. “Сто дашь?” – с вызовом спросил он, ожидая, что я отступлюсь, а он тогда сможет сохранить свою кастовую принадлежность. Ровно до тех пор, пока эти диски не повезут иностранные студенты и другие моряки. Через минуту он остался с одной сторублевой бумажкой в руках, а я ушел домой с его альбомом, чистым, холера меня забери, брахманом.
Спустившись в подвал Кащея с Наташей, я увидел его жилье ее глазами – не очень чистое помещение с запахом сырости, засаленные кресла, валяющаяся на полу окостеневшая, тронутая желтизной газета, вскрытая аппаратура. Время и разлука позволяли увидеть давно оставленные места такими, какими они в действительности были. Такой же неприглядной в свое время я увидел квартиру, где вырос.
Кащей был явно смущен. Он пошел за тарелками, и я слышал, как он со звоном перебирал их, скорей всего, выбирая чистые или просто приличные на вид. Вернулся он с двумя стаканами и одним настоящим фужером. Из нагрудного кармана пиджака торчали вилки и нож.
– Все тарелки грязные, воды с утра нет, так что давайте прямо из коробки. Вилки – чистые, тара – тоже. Приступайте.
Когда я открывал шампанское, он снова поднялся и принес бутылку коньяка.
– Слушайте, Митя, пускай шампанское девочки пьют, а мы с коньячка начнем. Для преодоления первых минут неловкости, так сказать.
– Да вы не стесняйтесь меня! – весело сказала Наташа. – Я – простая! Давайте мне тоже коньячку!
– Побойтесь Бога, какая же вы простая... – пробормотал Кащей.
Она действительно была непростая, она совершенно потрясающе выглядела в тот вечер, и я подумал: что бы ни говорили, а деньги делают женщину привлекательней. И дело не только в обуви, шмутках, косметике, а в том, как она себя чувствует и ведет: спокойной, уверенной, настроенной на праздник, и это производит совершенно убийственный эффект.
Ее реплика немного разрядила атмосферу, тем не менее после первой рюмки Кащей налил себе и опрокинул вторую. Потом позволил мне поставить Стинга. Я поставил сразу свою любимую песню Fragile. Она звучала на его аппаратуре убийственно. Слышно было, как скользят пальцы Стинга по струнам, как он дышит. Ощущение было такое, что он сидел рядом с нами.
– Нравится, как звучит? – спросил я Наташу.
– Не то слово! – шепотом ответила она.
Когда песня доиграла, я поднялся и поставил диск с начала, сделав звук потише. Кащей, снова наполнив стаканы, стал расспрашивать о кооперативе. Я отвечал, и он все качал головой, потом заключил:
– Это у них сейчас второй НЭП. Доконали экономику к едрене бабушке, теперь ничего не осталось, как дать свободу частникам. Сегодня пошел купить что-то поесть, а в магазине – русский стриптиз – голые полки. Старуха у прилавка стоит и плачет. Я ей говорю, мамаша, в чем дело, кошелек сперли? И уже приготовился ей рубчик дать. Нет, говорит, собачке колбасы не могу купить, кормить нечем. Вы давно в магазине были?
Наташа посмотрела на меня неуверенно, потом сказала виновато:
– Мы на базаре сейчас покупаем.
– Хм! – Кащей поднял свой стакан. – В таком случае не могу не выпить за долголетие вашего кооператива!
Мы чокнулись и выпили.
– Есть хороший анекдот, – продолжил он. – Один чудак слишком громко жаловался, что ничего нет. Ни колбасы, ни сыра, ничего! Ну, его взяли за одно место, отвели куда надо и думают: надо его пугнуть. Говорят, мы тебя сейчас, собака такая, за антисоветскую пропаганду и агитацию расстреляем. Поставили к стенке, а патроны взяли холостые. Ба-бах! Только дым развеялся, он поворачивается и говорит:
– Ну, елки палки, патронов и то нет!
Посмеялись мы все не очень весело. Он снова сделал звук чуть погромче. Играла, я помню, They Dance Alone. Кащей сказал:
– Что-то эта нудноватая, первая была получше.
– Она не нудноватая, – решил уточнить я. – Она – грустная. Это как в Чили вдовы жертв пиночетовского режима приходят на площадь с портретами своих мужей и танцуют такой похоронный танец.
– Хм! – Кащей ухмыльнулся. – Это как если бы у нас сейчас был царь-батюшка, а где-нибудь в Дюковском собирались потанцевать вдовы с портретами повешенных красных комиссаров.
Наташа посмотрела на меня с недоумением.
– Вам их не жалко? – спросила она.
– Очень жалко, – Кащей почесал затылок. – И которых по подвалам расстреливали, жалко. И которых в Сибири сгноили, тоже жалко. Человека не для этого мама родила, нет? Всех жалко.
– Лучше в свете парня нет, чем Августо Пиночет, – вспомнил я.
– В мире не знаю, а в Чили – точно, – сказал Кащей. – Знаете, когда он взял власть?
Мы пожали плечами.
– Когда Альенде решил национализировать землю. Сделать колхозы. Как у нас. Он же марксистом был. Никогда не слышали, как у них там домохозяйки вышли на улицы с пустыми кастрюлями?
– Что-то слышали. Только я, честно говоря, не вник.
– А там нечего вникать. Когда жрать стало нечего, Альенде заявил, что отсталые крестьяне саботируют его правительство и решил взять все сельхозпроизводство под государственный контроль. Все точно по советскому сценарию. Но только их Пиночет оказался более толковым генералом, чем наш Корнилов.
– Слушайте, а откуда вы все это знаете? – спросила Наташа.
– Откуда? Странный вопрос! Купил вчера в киоске “Правду” за три копейки и там прочел. Какие еще источники информации могут быть у простого советского человека?
На улице Наташа сказала:
– А знаешь, я никогда не задумывалась об этих чилийских делах. Откуда он все это знает?
– Наверное, по “Голосу” слышал.
– А-а-а, тогда понятно.
– С другой стороны, он, действительно, все это мог в “Правде” прочесть. Все, что он говорил, я слышал. Просто он это интерпретировал не так, как наша пресса. То, что Альенде был марксистом, мы знаем. Поэтому наши так и переживали за то, что его кокнули. Что сделали марксисты у нас, мы тоже знаем. Чилийскому марксисту не дали сделать то же самое у себя. Стоит ли за это переживать?
– Выходит и Стинг – марксист?! – она остановилась.
– Или просто сочувствует. Чисто по-человечески.
Когда мы подходили к дому, она сказала:
– А знаешь, в магазинах точно ничего нет. На днях масло давали в редакции, я никогда такой очереди не видела. Хотя масло никогда дефицитом не считалось. Сыр – да, колбаса хорошая – да, но масло... И, знаешь, так обычно бабы стояли, а тут уважаемые журналисты. В очереди за маслом!
– И масла тоже нет, – сказал я.
– И лампочек! – добавила она.
Мы как раз вошли в наше парадное. Здесь было темно, пахло сыростью. Подумалось: “как в могиле”. Мы осторожно двинулись наверх, придерживаясь за невидимую стену. Только на втором этаже, где через окно вливался со двора мутноватый свет, можно было разглядеть край перил и несколько ступеней. Сделав несколько шагов, мы снова оказались в полном мраке.
– Страшно, – прошептала Наташа.
– Хочешь, постой здесь, – сказал я. – А я пойду открою дверь и включу свет.
– Нет, только вместе.
Придерживаясь за перила, мы поднялись к двери, так же на ощупь я нашел замочную скважину и вставил в нее ключ. Мы ввалились со смехом в коридор, как если бы за нами кто-то гнался. Смех был нервным.
Глава 33
Новое производство, так увлекшее меня, поначалу казалось беспроблемным. Здесь все решалось на ходу, за каждым решением стоял здравый смысл и готовность быстро добиться положительного результата. И, тем не менее, проблема возникла. Это произошло, когда я приехал забирать материал к работавшим вместе Вите и Валере. Они встретили меня полной бригадой: Витя, Валера и помогавшая им жена Вити – Таня. Было очевидно, что они хотят говорить о чем-то серьезном, и я заранее приготовился к тому, что они попросят надбавку. У меня уже был об этом разговор с Толиком, и он уполномочил меня поднять плату на 50 копеек за пару.
