Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов

Вечером, придя домой, Мурель сразу смонтировал телескоп. Потом он уселся покурить на кровать, которая еще сохраняла запахи прошедшей ночи. Соседка пришла как обычно — без четверти семь. Прежде чем раздеться, она подошла к балкону и посмотрела на него с улыбкой. Мурель тоже улыбнулся.

Около десяти девушка направилась к входной двери. Когда она вернулась в комнату, следом за ней вошла Баби.

Что к чему и почему…

Сэр, — Жан Жироду (в «Зигфрид и Лимузен», глава 2) сформулировал интересный вопрос о том, как порой небольшие загадки, с которыми человек сталкивается на протяжении жизни, вдруг неожиданно разрешаются, пусть даже и с некоторым запозданием. Он добавляет: «Я не сомневаюсь в том, что когда-нибудь, в Мексике или в Океании, разрешатся какие-то еще загадки моего прошлого: любой узел в конце концов развязывается, потому что ему надоедает быть узлом. Единственный вопрос, который меня занимает по-настоящему, — это загадка Торнелли. Этот человек, исполнявший обязанности посла, с которым я встретился в тот день впервые в жизни, во время вручения премий очередного конкурса, вдруг подозвал меня и вложил мне в ладонь яйцо, сваренное вкрутую». До настоящего времени результатом моих настойчивых изысканий в области загадки Торнелли явилась только следующая информация: граф Джузеппе Торнелли Брузати ди Вергано (1836–1908) был послом Италии в Париже с 1895 по 1908 год. Совершенно очевидно, остаются без ответа следующие вопросы: правда ли, что посол иностранной державы дал Жироду вареное яйцо? Или писатель сыграл с читателем литературную шутку, принятую во Франции, и разъединил «рассказчика» и «автора»? При положительном ответе на первый вопрос следует спросить: сумел ли Жироду разрешить загадку Торнелли до своей смерти? Или ее разгадал кто-нибудь еще? Я спрашиваю себя: не знает ли ответ кто-либо из ваших читателей?

Честность

Толкая перед собой тележку, медицинская сестра входит в палату номер девяносто три. На тележке лежит поднос, а на подносе — стакан с водой, пузырек с капсулами, градусник и папка. Она говорит «добрый вечер» и подходит к койке больного, который лежит с закрытыми глазами. Девушка смотрит на него без особого интереса, сверяется с табличкой в изножье кровати, где указаны все прописанные ему процедуры, достает из пузырька на тележке одну капсулу и говорит, протягивая руку за стаканом с водой:

— Сеньор, вам пора принимать лекарство.

Тот никак не реагирует, даже веки его неподвижны. Медсестра трогает его за руку:

— Просыпайтесь, сеньор.

Предчувствуя неладное, медсестра кладет свои пальцы на запястье больного, чтобы нащупать его пульс. Пульса нет. Он умер.

Медсестра кладет капсулу обратно в пузырек, отодвигает тележку к стене, выходит из палаты и бежит к столику дежурной этого крыла больницы (в данном случае — крыла Д). Там она объявляет старшей сестре, что больной из девяносто третьей палаты умер.

Старшая сестра смотрит на часы. Смерть больного в это время ее совершенно не устраивает. До конца смены осталось всего четверть часа, и сегодня старшей сестре, как никогда, хочется уйти с работы вовремя: она наконец-то добилась, чтобы приятель ее лучшей подруги пригласил ее к себе в гости под предлогом того, что ему нужно поговорить с ней как раз об их общей знакомой. Она тем не менее прекрасно знает (из признаний своей подруги), что этот мужчина не любит понапрасну переливать из пустого в порожнее, что меньше всего на свете его интересуют разговоры, и у нее нет ни малейшего сомнения в том, что он пригласил ее ужинать только для того, чтобы перепихнуться с ней через несколько минут после ее прихода прямо на обеденном столе среди свечей и тарелок со спагетти — если, конечно, он приготовит на ужин спагетти, как (она знает это от подруги) делает почти всегда. Она ждет не дождется этого момента. Если она заявит сейчас, что больной из девяносто третьей палаты умер, хочешь не хочешь, а ей придется задержаться, даже если следующая смена, которая приступает к дежурству ровно через четверть часа, уже пришла. С мертвыми всегда столько бумажек. Такие дела не делаются за пять минут, а это означает, что она опоздает на свидание. Конечно, можно позвонить приятелю подруги, объяснить ему, в чем дело, и договориться встретиться попозже или даже в другой день. Однако опыт подсказывает ей, что откладывать первое свидание не стоит, обычно это ни к чему хорошему не ведет. Частенько, когда первое свидание почему-нибудь откладывается, то и следующее тоже переносится, потому что находится другая причина. Сегодня одно, завтра другое, и в конце концов свидание вообще отменяется. Кроме всего прочего, сегодня выдался очень тяжелый день, и ей страшно хочется разделаться со всей этой тягомотиной, оказаться у него дома и позволить ему делать с собой все, что ему заблагорассудится.

Если бы отношения между ними были более доверительными, она бы могла попросить ее (медсестру, которая обнаружила, что больной умер) сделать вид, что она ничего особенного не заметила. Тогда его бы обнаружила медсестра из следующей смены и все хлопоты выпали бы на долю ее коллеги. Тем, кто работает в следующей смене, от этого ни жарко ни холодно. Они только-только заступят на дежурство и если обнаружат, что больной умер, это никак не нарушит их распорядка. Таким образом, она бы избавилась от этой проблемы и явилась бы на свидание вовремя. Однако старшая сестра совершенно не доверяет медсестре, обнаружившей труп. Она — новенькая, и вполне возможно, что этические нормы для нее священны, как это иногда случается с новичками. Кроме того, если даже она и не помешана на этике, то все равно может запомнить этот случай и в будущем, когда ей будет на руку, воспользуется этим в своих интересах.

Старшая сестра смотрит на часы. С каждой минутой она все больше нервничает. Стрелки неотвратимо приближаются к часу окончания смены, к часу свидания, которое ей ни за что на свете не хочется пропустить. Что же делать? Надо принять немедленное решение, потому что медсестра, обнаружившая мертвеца, уже посматривает на нее с удивлением: почему это она замерла с открытым ртом и ничего не предпринимает. Старшая сестра говорит ей, что она займется этим вопросом, и велит продолжать обход.

Попросить об этом одолжении старшую сестру из следующей смены тоже не представляется возможным. И вовсе не оттого, что та слишком строга в вопросах этики, а потому, что они испытывают взаимную ненависть, которая возникла у них в тот самый день, когда они познакомились. Это обстоятельство, к несчастью, совершенно не способствует разрешению сложной ситуации, в которой оказалась старшая сестра.

Если ей не удастся найти какое-нибудь решение, то неужели она опустит руки и откажется от свидания? Ни за что на свете. Нетерпение мешает ей сосредоточиться. С каждой минутой ситуация кажется ей все более безвыходной.

В момент наибольшего отчаяния, когда мысли путаются, не давая ей найти выход, она видит, как ее спасение открывает дверь и входит в зал: это новый доктор, работающий в больнице совсем недавно; он всегда обращается к ней с улыбкой, в которой сквозит то ли вопрос, то ли намек. Другого выхода не остается. Она подойдет к молодому врачу, объяснит ему, что у нее неотложные дела, и попросит об одной любезности: пусть он займется этим покойником. Конечно, старшая сестра понимает: после подобного одолжения улыбки, в которых сквозит намек, превратятся в конкретные предложения. Но хочется ли ей принять конкретные предложения этого врача? Она никогда не задумывалась над этим всерьез. Пожалуй, в первый момент ее ответ был бы отрицательным. Впрочем, если представить себе ситуацию и посмотреть на него повнимательнее — почему бы и нет? К тому же, если ей вовсе этого не захочется, в конце концов, всегда можно ответить на подобное предложение отказом. Любезности делаются просто так. Если за чью-то любезность надо потом расплачиваться, то никакая это не любезность.

Однако, чем больше она об этом думает, тем меньше ей хочется отвечать на его предложение отказом. Если вдуматься хорошенько, то, пожалуй, она бы согласилась с удовольствием. Более того: ей не терпится получить от него подобное предложение. Так не терпится, что она начинает уже забывать о мужчине, с которым должна вот-вот встретиться и который — как она воображает — будет трахать ее на столе среди тарелок со спагетти.

Старшая сестра подходит к врачу и с усилием открывает рот, чтобы не стоять перед ним истуканом. Его губы сводят ее с ума. Они у него такие мясистые и упругие, что ей хочется прямо сейчас укусить их. Но вместо этого она просит его об одолжении. Врач улыбается: не волнуйтесь и уходите себе спокойно. Он сам займется этим делом. Старшая сестра идет по коридору и перед тем, как войти в раздевалку, оборачивается в последний раз, чтобы убедиться в том, что он тоже провожает ее взглядом, — так оно и есть на самом деле. Они обмениваются взглядами, улыбаются друг другу, и она входит в раздевалку. Старшая сестра быстро переодевается: она должна была выйти из больницы еще десять минут тому назад! На улице она подняла было руку, чтобы остановить такси, но потом опускает ее, передумав, и замирает на минуту в нерешительности. Затем идет дальше, находит телефон-автомат и звонит приятелю подруги. Бормоча в трубку какие-то несерьезные оправдания, старшая сестра одновременно обдумывает, сколько времени уйдет на то, чтобы новый доктор начал делать ей предложения, и как ей лучше подзадорить его, если он будет действовать слишком нерешительно.