Сборник - Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве
– Тетя Вера, а вы видели девочку, которую привезли сниматься в дядьвольдемаровой сказке? – затараторила Алена, и ее глаза загорелись.
– Это такую худющую и белобрысую? Явно из балетных – кости да кожа. Она, что ли, принцессу должна сыграть? Ох, не просчитался ли наш Вольдемар, наш режиссер-сказочник? Такая тощая принцесса разве хороший пример детишкам? Вам и так лишний кусок в рот не запихнуть. Только и слышно из всех окон: «Машенька, Мишенька, открой ротик, еще одну ложечку…», а вы – не хочу, не буду. Знаешь, подруга, вы ведь еще потому везучие, что войны не знали. А я знала. Чуть постарше тебя была, когда она началась. Да я бы тогда эту кашу за обе щеки…
– Я перловку не люблю очень, – пристыженно прошептала Аленка, – и манную тоже, а гречку всегда съедаю.
– Вот-вот. Перебираем. Ну и хорошо, даже замечательно! Здорово, что у вас теперь столько каш на выбор. Счастливые дети. Сытые, а теперь еще и свободные.
Вера как-то вдруг погрустнела, подошла к этажерке, на которой стояли фотографии ее родителей, сестер и братьев в черных рамках.
– Моим бы это понравилось. Видишь, я одна выжила, одна и живу. Вот только, думаю, мама бы очень распереживалась, что нет у меня ни мужа, ни детей. А где взять? Половина моих женихов на фронтах полегла, а вторая калеками вернулась. Но чую, где-то рядом ходит мой, с руками и ногами, на голову не контуженный, трезвый и прекрасный принц. Как встречу, сразу тебя с ним познакомлю.
Аленка улыбнулась. Сползла со стула, протянула к Вере ручки, чтобы обняться. Вера подхватила ее и закружила. Аленкины длинные ноги взлетели, описывая круги, рискуя смести со стола вазу, угодить по торшеру, перевернуть стул. Когда Вера поставила девочку на пол, Аленка пошатнулась.
– Э, космонавт, чего это тебя качает? Так не годится. Ты бы лучше, чем с крыш прыгать, в парк сходила да на качелях и каруселях покаталась. Там есть такой аттракцион – «Солнышко» называется. Вниз головой качели переворачивают. И настоящий парашют есть, как раз то, что тебе нравится, можно полетать. Только, боюсь, мала ты еще. Но вестибулярный аппарат тренировать надо, если в космос собралась.
Аленка, пошатываясь, пошла к двери, как вдруг остановилась, и ее глаза опять зажглись, как лампочки.
– Тетя Вера, а можно дядю Вольдемара попросить, чтобы он познакомил меня с этой девочкой-актрисой. Она такая красивая!
– Ну, и зачем оно тебе? А может, это девочка зазнайка? Я почти уверена, что так. В журнале видела ее фотографии, она уже во втором фильме снимается. Точно, на кривой овце к ней не подъедешь. Красивая совсем не значит, что хорошая и добрая. Будет нос задирать. Тебе это надо? У вас тут во дворе своих зазнаек достаточно. Я, когда мимо вашей беседки прохожу, где вы истории всякие дотемна травите и пугаете друг дружку страшилками дурацкими, вижу, кто как себя ведет. Ох, уж эти режиссерские детки, да и актерские им под стать. Каждый хочет перекричать другого. Мы называем это – переиграть.
– А что, если эту девочку позвать к нам в беседку? Ее отпустят? – спросила Аленка, опустив глаза, разглядывая прохудившийся носок рыжего сандалика.
– Знаешь, подруга, что я тебе скажу, – Вера хитро подмигнула, – глупее этого вообще ничего не может быть. Ты вот говорила, что мальчишки тебя уважают, даже собираются гурьбой под крышами сараев, под деревьями и заборами, когда ты свои знаменитые прыжки-полеты совершаешь. И что? Думаешь, кто-то об этом вспомнит, когда такая фифа-принцесса появится в вашей беседке? Да никто даже в твою сторону не посмотрит. Все захотят поближе к ней сесть, и какую бы она чушь ни городила, будут улыбаться. А потом еще из журнала ее фотки вырежут и попросят написать на них: «Вовику от Нелли» – так ее, кажется, зовут?
Аленка приуныла, потом нехотя потянула на себя тяжелую дверь и, медленно просачиваясь в щель, сказала:
– Она, как и вы, тетя Вера, красавица и актриса. Ей можно все, даже если она летать не умеет…
Аленка ушла и долго потом мучилась: стоит ли подойти к девочке-звезде и спросить: «Можно с тобой познакомиться?» Но так и не решилась, даже когда та спустилась со своих кинонебес к ним на землю и зашла, как ни в чем не бывало, в беседку. Ребята сидели вокруг стола, за которым днем собирались ветераны сцены и экрана, «забивая козла», а вечером их сменяла команда детворы, которая, набегавшись за день, потихоньку успокаивалась и затихала, пугая и пугаясь от рассказанных шепотом страшных историй про черную руку, черное пианино и черного-черного человека…
Ее появление в беседке было похоже на вспышку. Все обернулись. Она стояла не одна, а с дядей Мишей, художником-декоратором, который, собственно, эту беседку соорудил из старых декораций. Много лет назад, после съемок какого-то фильма, остался каркас замка, поэтому беседка действительно напоминала очертаниями маленький деревянный дворец с куполообразной крышей. Дядя Миша привел актрису, чтобы показать ей возможный вариант ее кинодома, в котором ее персонаж будет жить, сражаться со злодеем, совершая немыслимые подвиги, шагая, а иногда даже перелетая с крыши на крышу. Девочка вежливо поздоровалась с ребятами, зашла внутрь, обошла беседку, поглаживая тонкой рукой отполированные временем деревянные бруски и перекладины. А потом вдруг рассмеялась, заметив, что сидящие за столом мальчишки застыли, как манекены, не успев захлопнуть рты. Какой у нее был смех! Словно с ветвей, увешанных серебряными колокольчиками, вспорхнула стая птиц. Аленка зажмурилась, даже зажала уши. Сколько так простояла – не помнит. Когда открыла глаза, все, что увидела, – растворяющиеся в темноте силуэты дяди Миши и необыкновенной девочки.
В эту ночь Аленке приснилось, что она учит Нелличку перелетать с крыши на крышу, ведь это необходимо для роли, что они кружатся в воздухе, а ее звонкий смех превращается в малиново-лимонное драже и падает прямо с неба в кровать…
Днем Аленка искромсала журнал «Советский экран», из которого вырезала все фотографии своего кумира и наклеила куда могла: на пенал, портфель, положила под стекло письменного стола. Еще, узнав, что темные волосы можно выбелить пергидролем, стащила у мамы краску. Она была готова на все, чтобы хоть немного быть похожей на белокурую красавицу.
В результате чуть не лишилась глаз и была строго наказана мамой. Но даже наказание не помешало мечтать, что когда-нибудь, став космонавтом, Алена обязательно встретит девочку-звезду и предложит вместе слетать на Луну.
Тридцать лет спустя после детства Алена Григорьевна оказалась в другом городе и даже в другой стране. Она уже не прыгала с крыш и не летала во сне. Космонавтом не стала, а стала кинокритиком и журналистом.
Однажды ей позвонили из редакции журнала и предложили сделать материал об актрисе, которая восхитительно сыграла в англоязычной постановке чеховской «Чайки». Имя актрисы ей ни о чем не говорило, да и лицо на фотографии тоже. Надменная черноволосая красавица: высоко вскинутый подбородок, капризный изгиб пухлых губ.
В редакции предупредили, что характер у актрисы непростой, она давно предпочитает общаться на английском, хоть и владеет русским. Алена упаковала диктофон, просмотрела еще раз вопросы и запись спектакля. Актриса была, несомненно, талантлива. Вот только в Интернете практически не было сведений о ее детстве, словно ее биография начиналась с того момента, когда она стала женой известного британского режиссера и продюсера. Хотя кое-где вскользь упоминалось, что у актрисы русские корни и что она родилась в Ленинграде.
Несмотря на «пугалки» по поводу тяжелого характера звезды, Алена летела на интервью со всех ног. Ей очень хотелось поговорить с актрисой, узнать, помнит ли Нинель Маклауд свое детство, проведенное в СССР, кем были ее родители, училась ли она в советской школе, чем занималась.
Все разрешилось буквально в первые минуты, когда Алена, вбежав в гримерку актрисы, чуть не упала, засмотревшись на красивую рекламную афишу нового спектакля. На ней, среди космической россыпи звезд, угадывались две человеческие фигурки, летящие в пустоту. Под плакатом в кресле сидела Нинель. Она разговаривала по телефону и смеялась. Этот смех был тем самым, малиново-лимонным… Алена улыбнулась и, удивившись собственной дерзости, спросила актрису: «Нелля, ой, простите, миссис Маклауд, а вам никогда не приходилось перелетать с крыши на крышу, снимаясь в кино?»
Миссис Маклауд удивленно взглянула на журналистку и улыбнулась.
– Увы, – ответила она на русском, – но очень хотелось. Когда-то, в далеком детстве, я жила в приморском городе во дворе с красивой беседкой. Мне тогда рассказали про маленькую девочку, которая не боялась прыгать с крыши этой беседки. Я бы так не смогла. Ужасно боялась высоты. Мне было стыдно, обидно, что я такая трусиха. Очень хотелось спросить эту девочку, как она это делает, но не решилась. В результате все трюки в том кино сделали за меня каскадеры. А та девочка случайно не вы? Всю жизнь мечтала с ней познакомиться…
