Юрий Петухов - Охота на президентов или Жизнь №8
— Умочился… — с облегчением сказал верховный рядовой 2-го класса, — в сортире укакался и умочился! Тяжело быть слугою двух господ. Теперь стало на одного меньше.
— Умочился!
Перепутает растянул рот в лягушачьей улыбке и ехидно потёр ладошки. Захотелось тихо и торжественно спеть по-немецки «Прощание славянки»…
Он с вожделением вперился в телеящик.
Из глубины могилы ему подмигнул круглый наглый глаз генерального шах-ин-шаха.
Перепутает выскочил из кресла, вытянулся в струнку и по-заокеански приложил руку к пустой голове.
— Яволь, мин херц! — браво доложил он. Побледнел, позеленел, помокрел от холодного пота. И неожиданно вспомнил, что самолично подписал осо-боважный приказ о выделении десяти миллиардов долларов из россиянской казны на обеспечение «коридора» для папы-Хаттаба и придания для охраны его личной неприкосновенной персоны трёх спецдивизий. Бессмертные не умирают.
Назову себя Кешей. И скажу тихо: «Пора!»
Я не очень-то люблю Швейцарию… Нет, страна прекрасная и люди ухоженные, чистенько кругом, так чистенько, что после Швейцарии Германляндия просто помойка. И красиво. И горы. И озеро… О-о, это Женевское озеро с дурацкой струёй фонтана! Ну, почему наш Ильич не утонул в этом прекрасном озере?! Впрочем, нет… я не люблю Швейцарию по иной причине, чисто россиянской. Ведь у нас как: стоит кому-нибудь украсть состав солдатских сапог, или сдать Тихоокеанскую флотилию в металлолом, или отключить какую-то область от света, а энергию перегнать в Китай, или просто обанкротить свой банк с вкладами трудящихся, как он тут же объявляется в Швейцарии с миллионами и миллиардами — и респектабельней и честнее его никого нет. Бедные коренные швейцарские миллионеры в тёртых джинсах добросовестно крутят педали стареньких велосипедиков (это так, клянусь!), а респектабельный эксзаввоенскладом, спустивший в Чеченегию «под пожар на складе» тысячу танков, сто тысяч «калашей» и состав авиабомб, обгоняет его на шестисотом мерседесе — он спешит в Английский клуб на партию гольфа с премьер-министром: у них саммит без галстуков, трусов и шнурков. О, Швейцария! Заповедник россиянских олигархов! Я бываю там по иным делам и заботам, ведь помимо прочего Швецария ещё и исторический заповедник, многие дороги тысячелетий перепутались в её теснинах. В Швейцарии доживает дни и русская интеллигенция, перепутавшая авангард с постмодернизмом и ананас со свиным хрящиком. Тут много наших, ничего не разворовавших, ничего не продавших из закромов родины… они не при деньгах, но в достаточной чести, ибо… ибо… да-да, вы уже догадались, своей интеллигенции в старушенции Европе почти нет, вывелась, уелась в «средний класс». А на духовное тянет, тянет господ европейцев… вот и не гонят нашего брата, который отдувается перед Богом по духовной части, почитай, за весь мир.
И на этот раз я, растревоженный и злой, после постоянных хождения по мукам в любезной Отчизне, решил окунуться на пару неделек в безмятежное «искусство-ради-искусствование» посреди этой альпийской чужбины. Им, нашим беглым писакам да филозофам, можно, и можно без счёту, а почему мне — нет?! Ну, хоть капельку, хоть на миг мимолетный…
Не тут-то было!
Кешины пацаны-мордовороты прихватили меня в Берне, где я безмятежно любовался местной достопримечательностью, медведями, посаженными в каменную яму. Мишки были откормленные и холеные. На них было приятно смотреть. Посадили их в яму не случайно, ведь они были живыми символами города. Полторы тысячи лет назад, и даже ещё всего лишь пятьсот, здесь жили славяне, русы, они-то и звали медведей «берами», теми, кто «берёт». Медведь «бер», город чей? медвежий! то есть Берин, Берн… с Берлином, кстати, та же история. Нынешние глупые швейцарцы ничего про русских не знали. Ну и ладно! С них хватало медведей. Но больше всего мишек любили дети и туристы. Я и сам превращался в ребёнка, когда смотрел на них. Я даже забывал про русско-швейцарских миллиардеров-олигархов и про то, что где-то далеко есть нищая Россияния, в которой каждый год вымирает миллиона по два детишек, так ни разу и не увидавших живого забавного мишку.
Я просто отвлёкся…
И вот тут-то меня и подхватили под белы руки. Ласково, но уверенно. Упираться было бесполезно. Я уже подумал было, что президентская охранка всё же настигла меня, что не хрена было писать «клеветнические романы», злопыхать и человеконенавистничать, что сейчас они меня быстрёхонько депортируют в Россиянии), предадут «суровому, но справедливому суду», а потом, так как на смертную казнь в Россиянии президентий по распоряжению Европы положил свой мораторий, меня ещё быстрее передепартируют в Штаты, где наконец и сожгут на электрическом стуле на радость народонаселениям обеих дружественных держав…
Но и на этот раз героически умереть за правду мне не удалось. Когда меня затолкали в роскошный лимузин, я сообразил — охранка тут не при чем. Слишком красиво и круто! Значит, кто-то другой… Значит, пока казнить не станут… кому нужен сейчас писатель (кроме, разумеется, тиранов и деспотов, которых он злобно обличает)?! Часа три меня куда-то везли с повязкой на глазах, я чувствовал, что лимузин всё время тянул вверх — значит, везли в горы. И потому не удивился, когда увидел заснеженные верхушки гор, альпийские зелёные луга и леса, да изящные ворота, за которыми красовалось милое здание в стиле нью-модерн со скромной вывеской «Клиника».
Конспирации уже не было, повязку с глаз содрали… стало быть знали, что я уже никому и ничего не расскажу. Я понял всё сразу. Отсюда вынесут только мои бренные останки — да-да, именно то, что останется после того, как из меня вырежут и высосут всё, что сможет пригодиться больным олигархам. Вообще-то, я знал, что поставка органов и живого товара из Россиянии в подобные клиники по всему миру была отлажена лучше самого лучшего швейцарского часового механизма. В Россиянии постоянно проводили конкурсы на детей-моделей для рекламного бизнеса, а потом лауреатов отправляли для дальнейшей «карьеры» на запад и восток. Все журналы и газеты пестрели объявлениями об «учёбе за границей»… и так далее, и тому подобное… Конвейер работал прекрасно. Тем детишкам, которых продавали в публичные дома или гаремы, конечно, везло. Но большинство шло в клиники на органы… Это называлось международным партнерством и взаимовыгодным сотрудничеством. Правда, чаще россиянские детдома сами продавали мальчиков и девочек «на усыновление», десятками тысяч. Усыновляли… но частями: кто-то из олигархов усыновлял сердце мальчика, кто-то глазик девочки, кто-то предстательную железу, а некотрые особенно детолюбивые и несколько органов сразу… Из остатков усыновленных делали вытяжки для омоложения, кремы, мази, парфюм для красавиц… Заказов было немеренно, потому что вслед за олигархами омоложением увлёкся и средний класс… Всё это было обыденно и понятно.
Непонятно было другое, зачем меня приволокли сюда и какому богатею нужны мои страдающие за весь мир, изношенные раньше времени органы? Это была страшная загадка!
Но и она быстро прояснилась, когда меня вволокли в клинику, вежливо раздели, освежили душистыми тампонами, впихнули в огромный обшитый деревом кабинет и очень уважительно усадили в огромное мягкое кресло. Я срузу подумал: сегодня резать на куски не будут.
И в то же мгновение в кабинет стремительно вошёл огромный, почти двухметровый верзила в зеленом халате, зеленой шапочке, в зеленой повязке на лице и с огромным хирургическим скальпелем в руках. Хирург!
Я от ужаса окаменел. Всё-таки будут! Резать!
Холодный пот потек со лба. Лучше бы я прыгнул в яму с медведями!
Но хирург направился не ко мне, а к какому-то нескладному типу, который был привязан бельевыми верёвками к массивному деревянному стулу. Он сидел прямо перед огромным письменным столом. Но при виде скальпеля как-то весь ополз, скукожился, уронил старческую головёнку набок и… пустил лужицу под стул.
— Вот гад! — вырвалось из-под зелёной марлевой повязки. — Падла! Он мне всю операцию сорвёт! И сердце мое встрепенулось. Родной до боли голос… Кеша сорвал марлю с лица. Обернулся ко мне.
— Ну что, похож?! — вопросил он.
— На кого? — не понял я.
— На хирурга в пальто! — разозлился он. И почти заорал на меня: — Ты чего, не видишь, это же знаменитый кар-диолог-трансплантолог профессор Дэ-Бейкин! — он махнул скальпелем в сторону скукоженного старика на стуле. — А вечером привезут самого Охуельцина! На омоложение! Понял?!
Я покачал головой. Я и в самом деле ничего не понимал, мне было не до этого дряхлого и, разумеется, известного мне светилы, который ещё сто лет назад менял череп академику Келдычу. Меня жгла одна радостная до жути мысль — резать, наверное, не будут, ура-а-а!!!
— Оперировать… — очень внятно и членораздельно, по словам произнёс Кеша, — вместо этого старого хера… буду… я… Усёк?! А ты… будешь ассистентом!
