Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды
— Откуда у тебя этот шрам? — поинтересовался я. Посередине его лба, между веснушками, виднелся рубец.
Малыш бросил быстрый взгляд на брата. Тот стал отвечать вместо него, на что младший, видимо, и рассчитывал. Он одобрительно смотрел на брата, глаза его сияли и губы полуоткрылись, как у человека, слушающего увлекательную повесть.
— Он свалился с детского стульчика, когда был совсем маленький, — сказал старший мальчик. — Стукнулся башкой о лопату так, что потекла кровь.
— Кровь! — взволнованно пробормотал малыш, испытывая священный восторг перед пережитой некогда опасностью. Он смотрел на гладь озера, заново переживая историю со стульчиком, лопатой и кровью.
— А однажды его лягнула корова, — продолжал старший.
— Корова? — воскликнул я.
— Вот именно, — подтвердил он.
— Расскажи, Джо, — нетерпеливо попросил малыш, заглядывая брату в лицо.
— Он вздумал связать корове ноги, а она рванулась и как даст ему пинка в живот.
— В живот, — важно подтвердил малыш, поглядывая на меня и кивая головой.
— Ух ты! — удивился я.
— Ух ты! — повторил он за мной.
— Ему спринцевали горло, — сказал Джо.
— Мне спринцевали горло, — медленно и неуверенно произнес малыш. — Что такое «спринцевали», а, Джо?
— Он совсем не мог дышать, — пояснил мне Джо.
— Я не мог дышать нисколечко, — сказал младший.
— Плохо тебе пришлось? — посочувствовал я.
— Плохо. Верно, Джо? — спросил мальчик.
— Плохо, — подтвердил Джо.
Он внимательно оглядывал младшего брата, словно ища на нем следы еще каких-нибудь несчастных случаев.
— Как-то на него свалилась лестница, — сообщил он.
Малыш быстро взглянул на меня, проверяя, потрясен ли я. Сам он был глубоко потрясен словами Джо.
— Да не может быть, — усомнился я.
— Показать ему, Джо? — заранее предвкушая торжество, спросил малыш.
— Покажи, — разрешил Джо.
С довольной усмешкой малыш наклонился и уперся руками в коленки. Джо оттянул воротник его рубашонки и стал всматриваться в теплую полутьму между спиной братишки и синей материей.
— Вот, поглядите сами, — предложил он без особой уверенности в голосе, ища глазами шрам на белой коже.
Малыш вывернул руку назад, стараясь дотянуться до нужного места на плече, и подсказал:
— Вот тут, Джо! Тебе видно, Джо?
— Да, это оно самое! — обрадовался Джо. — Подойдите посмотрите. — Он взглянул на меня. — Не шевелись, Джимми!
— Джо нашел шрам, — закричал Джимми, поворачивая ко мне свою гордую мордашку.
Я поднялся с камня, угнездившегося в земле и скрытого густой травой, и подошел ближе. Наклонившись, я заглянул за оттянутый воротник. На белом плечике была узкая полоска крошечного шрамика.
— Верно, на самом деле шрам, — признал я. — Ты небось здорово плакал тогда?
Джимми повернулся к брату:
— Джо, я плакал, Джо?
— Ну, немножко, — ответил Джо.
— Я никогда не плачу долго; правда, Джо, я не плачу?
— Правда, — подтвердил Джо.
— Но как же это произошло? — спросил я.
— На лестнице были крючки… — стал объяснять Джо.
— Крючки, — важно повторил малыш, кивая мне.
— А он опрокинул лестницу на себя, — продолжал Джо.
— О-о, — возбужденно произнес маленький мальчик, сложил ладошки и, засунув их между колен, притопнул. — О-о-о-о!
— Его здорово грохнуло, — сказал Джо.
— Меня здорово грохнуло, — вдумчиво произнес малыш, как будто впервые узнав о себе этот факт.
Пока Джимми предавался своим мыслям, мы молчали.
Потом Джо попытался завязать со мной разговор на другую тему.
— Хорошая погода, правда?
— Отличная, — согласился я.
Малыш встал между нами, умоляюще заглядывая Джо в глаза.
— А еще что со мной случилось? — приставал он.
Джо, грызя ноготь на большом пальце, задумчиво уставился в землю.
— Больше ничего с тобой не случилось, — изрек он наконец.
— Ох, Джо! — Малыш был совершенно убит этим окончательным приговором. Внезапно он нагнулся, засучил штанину и принялся внимательно рассматривать свою ножку, ища на ней следов старых ран.
— А это что? — Он дотронулся до еле заметной метки на колене.
— Это? Это ничего, — отмахнулся Джо.
Ему хотелось поговорить о хорьках.
— Вы знаете, хорьки… — начал он.
— По-моему, это все-таки шрам, — перебил я, вглядываясь в отметинку. Джо наклонился и обследовал ее. Малыш, поддерживая засученную штанину, посматривал то на меня, то на брата, то снова на меня, с беспокойством ожидая нашего решения.
Джо тщательно изучил метку и даже потер ее пальцем. Малыш с напряженным вниманием следил за этой процедурой.
— Может, ты обжегся когда-нибудь, я не знаю.
— Я хочу, чтобы это я обжегся, Джо, — сказал Джимми. Это была мольба, чтобы Джо подтвердил, но Джо был поборником истины.
— Нет, я не помню, чтобы ты обжигался, — сказал он, — может, мама знает.
— С ним могла приключиться какая-нибудь другая беда, припомни-ка, — ринулся на выручку я.
— Могла, — настойчиво повторил малыш. Он подошел и взялся за мою руку, чтобы вместе со мной дожидаться, пока Джо окончательно все взвесит.
Задрав голову, он промолвил:
— Джо хороший, правда?
— Хороший, — согласился я.
— Он знает и про меня, и про все.
— Точно, — подтвердил я.
Тут позади нас раздалось негромкое «эй!». К нам бежала маленькая девочка, прыгая по камням насыпи, отделявшей озеро от вспаханного поля. У нее были тонкие ноги в длинных черных чулках. Один чулок сполз, и она то и дело наклонялась и подтягивала его, стараясь подсунуть под резинку. Поэтому она то бежала, то прыгала.
Она выкрикивала имена братьев, и по тону слышно было, что у нее важные новости.
— Наверное, папа вернулся, — предположил Джо.
Малыша это неожиданное появление сестры сильно рассердило.
— Что ей надо? — сказал он, надувшись.
Девочка добралась до ровной лужайки и помчалась быстрее. Ее короткие волосы развевались на бегу.
Она махала мальчикам рукой.
— У нас родилась сестренка! — вопила девочка.
— Подумаешь, — огрызнулся малыш.
Он отвернулся и начал дергать Джо за руку.
— Ты вспомнил еще что-нибудь страшное про меня, Джо? Тут на него нашло озарение, и лицо его просияло.
— Расскажи ему, как за мной гнался индюк! — закричал он.
Серая кенгуру
Она знала старика старателя. С прогалины на склоне холма она часто видела, как он промывал золотоносный песок в ручье, протекавшем внизу в долине.
Иногда он прерывал работу, садился на берегу и наблюдал за ней, набивая трубку.
Они были знакомы уже два года. Она стала его другом.
Она была меньше своих собратьев и отличалась от них окраской. Она была серая, а остальные кенгуру — почти черные.
Каждое утро старик старатель проезжал извилистой горной дорогой, и, услышав скрип повозки, они на мгновение замирали, выпрямившись, подергивая ноздрями. Но они не боялись старателя. Он был сродни эвкалиптам и веселому щебету сорок. И когда с криком «тпру!» он останавливал старую черную лошадь, они понимали, что он хочет только взглянуть на них. Они продолжали пастись.
Движения их были ритмичны, как музыка: волнообразный взлет и падение пластичных тел на фоне тонких деревьев.
Иногда они усаживались на задние лапы и, обернувшись, смотрели на него внимательно, с напряженным интересом.
Их бока, влажные от росы с душистых листьев, блестели в лучах утреннего солнца. Они казались детьми деревьев.
Однажды старатель подошел к серой кенгуру совсем близко. Она ждала его, вытянув шею и полузакрыв глаза, ноздри ее раздувались от любопытства. В нескольких ярдах он остановился и замер; они как бы изучали друг друга.
Потом она повернулась и медленно запрыгала прочь. Она двигалась грациозно, с достоинством, несмотря на тяжелую ношу. В сумке у нее спал детеныш.
В миле от того места, где работал старатель, два парня рубили лес. Лезвия их топоров сверкали на солнце. Когда безжалостная сталь на мгновение застывала у них над головой, мускулы на голой спине вздувались лоснящимися коричневыми буграми. Кожа у них была идеально гладкая, как яичная скорлупа.
Рядом с бревном, которое парни обрабатывали, лежал голубовато-серый охотничий пес — с собаками этой породы охотятся на кенгуру. Его могучая, с ясно обозначенными ребрами грудь мерно вздымалась и опускалась. Узкий таз изяществом формы напоминал стебель.
Вдруг пес, подняв голову и обернувшись, куснул себя за плечо, чтобы успокоить зуд. В оскаленной пасти обнажились красные десны и блестящие, цвета слоновой кости кинжалы зубов. Он фыркнул и задвигал челюстями. Рот его наполнился слюной. Пес глубоко вздохнул и улегся снова. Мухи вились над его мордой. Он щелкнул зубами и беспокойно замотал головой.
