Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать
– Вон там, – печально сказала Джессика. У нее с подбородка побежали струйки какой-то густой серебристой жидкости. В лунном свете они казались живыми. Джессика показала пальцем в сторону ярко освещенного Порт-де-Гибля. – Вон там все и случилось.
– Что?
– То самое, – ответила Джессика. Она вдруг начала давиться. В горле забулькало, изо рта хлынула вода. Джессика кашляла, содрогаясь всем телом, вода лилась на траву.
– Джесс? – Тари испугалась. Ей пришлось отступить на шаг, чтобы не замочить кроссовки.
Джессика снова закашлялась, выпучив глаза и растопырив руки. Она тряхнула головой, и в зубах у нее сверкнул оранжевый огонек.
Блестящий чешуйчатый хвост.
Джессика давилась еще несколько минут. Наконец, изо рта выпало что-то оранжевое.
Это была рыба, яркая, как электрический фонарик. Темно-зеленая трава вокруг осветилась. Стало тихо, только шуршали плавники и хлопали жабры. Колотя хвостом, рыба зашлепала прочь. Она добралась до края обрыва, сделала последнее усилие и полетела в спасительные волны. Тари прислушалась, но всплеска не было. Повернулась к подруге и обомлела.
Глаза у Джессики стали неестественно огромными. На левой щеке налип сгусток коричневой слизи, похожей на опавшие листья вперемешку с грязью. Кожа позеленела и натянулась, вот-вот расползется. Тари от изумления открыла рот.
– Во мне их полно, – грустно сказала Джессика, помедлила и выплюнула еще одну серебристую рыбешку. Лицо девочки вздувалось и опадало, по нему волнами пробегали судороги.
– Хочу домой, – испуганно сказала Тари.
– Рыба в море, – пробулькала Джессика. Глаза становились все больше и больше, лицо превратилось в бесформенную массу, по нему расползлись черные пятна.
– Рыба в море, – повторяла Джессика, при каждом слове изо рта вырывались брызги. – Рыба в море.
Тари закричала бы от ужаса, но горло перехватило. Она попятилась к обрыву. Джессика пошла прямо на нее.
«У папы не осталось дел. Сидел и на воду глядел…»
Тари кинулась бежать, но поскользнулась на мокрой глине и поехала по склону, хватаясь за кусты и обдирая ладони. Ветки были слишком тонкими, в руках оставались только листья. Девочка цеплялась изо всех сил, но движения было уже не остановить. Склон стал отвесным. Тари полетела вниз. Истошный вопль разнесся по окрестностям и смолк. В тишине удар о воду прозвучал, как пощечина.
Командор Френч выдал Томпсону специальный светоотражающий пропуск на лобовое стекло. Эмблема вооруженных сил Канады и несколько белых и красных цифр. Томпсон опустил стекло: во-первых, проветрить машину, а во-вторых, убедиться, что хотя бы свежий летний воздух никуда не делся. Доктор ехал по дороге. Над головой шумели вертолеты, в море ревели катера, по сторонам дороги темнели окна домов. Кое-где горели керосиновые лампы и свечи. Кто-то включил электрический фонарик. «Интересно, – подумал Томпсон, – когда дадут свет?» Доктор уже спрашивал об этом командора, но в ответ услышал невразумительное: «Мы пытаемся выяснить причину». Френч, не отрываясь, глядел в монитор, компьютер только что распаковали и поставили на стол.
Томпсон подозревал, что свет отключили сами военные. Доктор без обиняков поделился с Френчем своей догадкой.
– Мы здесь, чтобы оказать жителям помощь. Если для этого нужно будет отключить электричество, рука не дрогнет, – ответил командор.
– То есть я угадал? – Томпсон вызывающе улыбнулся. Он надеялся на искренность, а самое главное, на сотрудничество военного.
– Я ничего не утверждаю, но в какой-то степени – да. В какой-то степени. – Френч скривил губы, прокашлялся и повернулся к экрану компьютера, давая понять, что аудиенция окончена. На столе командора Томпсон заметил громадный том морских легенд.
– Ищете зацепки в фольклоре?
– Нет, это я для удовольствия читаю, – ответил Френч, не поднимая головы. – Печатать, – сказал он в микрофон, и на другом конце комнаты ожил принтер.
– У вас есть хоть какое-нибудь представление о том, что происходит?
– Вполне вероятно, что дело в новом штамме гриппа.
Томпсон язвительно засмеялся. Френч даже бровью не повел. Он встал, подошел к принтеру и взял распечатанные листы. Доктор успел разглядеть надпись жирным шрифтом: «Электромагнитная гиперчувствительность».
– Можно полюбопытствовать? – Томпсон указал на книгу.
– Пожалуйста, – равнодушно позволил Френч, сел и углубился в чтение распечатки.
Доктор взял со стола том, пролистал несколько страниц. Старые рисунки, сделанные со слов моряков. Странные существа поднимаются из воды. Гигантские осьминоги, трехголовые чудовища, рыбы с человеческими головами…
– Вот загадка, так загадка, – задумчиво сказал доктор.
– Загадка. Тайна. Секрет. Это все пораженческая лексика. Мне больше нравится слово «задача». Мы ведь ее решим, правда, доктор?
На середине пути между клубом и Хрыч-лейн поставили второй кордон. Машина Томпсона осветила фарами лица военных. Один из них, стоявший на левой обочине, поднял руку и включил фонарик. Томпсон прищурился. Постовой увидел пропуск на лобовом стекле и махнул рукой, дескать, проезжайте.
– Все в порядке, доктор.
– Добрый вечер, – бросил Томпсон через открытое окно.
– Добрый вечер, сэр.
В чем конкретно состояла задача Томпсона? Френч велел ему патрулировать район и выявлять заболевших. То ли командор хотел от него поскорее избавиться, то ли верил, что доктор видит сквозь стены. Как узнать, есть ли в доме больной? С точки зрения Томпсона, от него было бы куда больше пользы на рыбозаводе, где сложили все тела, найденные в воде. Он сказал об этом Френчу, но тот ответил: «Там врачи не нужны. По крайней мере, сейчас. Мертвым уже не поможешь. Я и сам доктор. Доктор экологии. Могу заверить как специалист: медицина ничего не приобретет, изучая утопленников. А вот следить за ситуацией в городе необходимо. Этим вы и займетесь. Я на такую роль не гожусь: фуражка смотреть мешает».
Томпсон проехал мимо двух домов с темными окнами. Кто же здесь живет? Попробуй понять в темноте. Следующий дом был ярко освещен. В каждой комнате горел свет, за занавесками туда-сюда сновали огромные тени. Перед домом на лужайке, с которой открывался прекрасный вид на залив, расставили деревянные шезлонги. Люди сидели на улице почти в полной темноте, изредка их лица освещали прожекторы вертолетов. Входная дверь постоянно хлопала. Вдоль дороги носились дети. Со двора выехал задом пикап и с трудом развернулся: кругом было полно машин. Томпсон уступил дорогу, и пикап поехал к другому дому, тоже сиявшему огнями.
Доктор, наконец, сориентировался. Здесь жил Уилф Мюррей. Понятно, почему в доме столько народу. Уилф – отличный рассказчик, источник вдохновения для всех остальных рассказчиков в городе. Старикану было никак не меньше восьмидесяти, но он сам заготавливал себе дрова и делал плоскодонки, да такие, что их приезжали покупать со всего района. В этом деле Уилфу не было равных. Даже в самые лучшие времена сюда рекой стекался народ, чтобы послушать, как Мюррей травит байки.
Томпсон поставил машину сразу за серым фургоном. Несколько автомобилей стояли вдоль обочин дорога, на дорожке перед домом негде было повернуться. Томпсон по привычке потянулся было к своему чемоданчику, но решил, что это ни к чему, и вышел из машины. Чего зря сумку таскать? В животе забурчало. Доктор вспомнил, что у него с собой есть таблетки. Вот только какую принять? И, кстати, что за рецепт надо выписать, чтобы исправить сюрреалистическую ситуацию в городе? Доктор надеялся, что миссис Мюррей уже приготовила воскресный ужин. Нет, электричества-то нету. С другой стороны, у них, вроде, имеется старая дровяная плита на кухне. Мюррей так и не озаботились покупкой современной техники, они сознательно не пользовались плодами прогресса. В последний раз Томпсон был здесь, когда на Уилфа напал тяжелый приступ подагры. В тот раз доктор победил, и подагре пришлось отступиться от старика.
Томпсон заковылял по дорожке. Он шагнул в круг света от керосиновой лампы, ее повесили за крючок на ветку дерева, с доктором здоровались, ему кивали: «Здравствуйте, док», «Доброго вечера, док».
Томпсон ответил на приветствия и на минуту остановился, чтобы еще раз взглянуть на залив. На западе занялось зарево, утес ненадолго стал малиновым. За спиной врача открылась дверь, он отступил, пропуская кого-то вперед. Стало слышно, что в доме звенят посудой и разговаривают. Томпсон заметно приободрился. Он шагнул через порог и вытер ноги о коврик в прихожей, потом с трудом согнулся, чтобы развязать шнурки, живот сразу сдавил легкие, над ухом раздался взволнованный голос:
– Не вздумайте разуваться. У нас тут за день целый табун побывал.
Врач поднял голову. Миссис Мюррей стояла прямо перед ним, лицо ее было полным и розовощеким. Она была в простом синем платье, поверх которого повязала передник с вышитым большим красным омаром. За ее спиной наперегонки промчались трое детишек, они, громко топая, взлетели по ступеням лестницы, сверху раздались счастливые вопли.
