Джо Мино - Сделай погромче

— Проваливай. Убирайся из моей машины! — закричала Гретхен, останавливаясь у моего дома. Я смотрел, как она отъезжает, и думал: Я слишком много всего наговорил, и кто меня за язык тянул, и что если я когда-нибудь снова ее увижу, это будет большая удача, потому что, кажется, чему-то для меня пришел конец.

Девятнадцать

Хотелось бы мне сказать, что я вообще не пошел на танцы. Хотелось бы мне сказать, что я весь такой — «К черту институт американского расизма». Черт, хотелось бы мне сказать, что я пригласил Гретхен. Но все было не так. Потому что я был тупой подросток, и мне лишь хотелось почувствовать себя в своей тарелке, или хотя бы выглядеть так, будто я в своей тарелке — самое глупое и самое главное желание каждого, наверное. Следующие две недели я отращивал волосы — для тупых фотографий в школьный альбом, понимаете, — и я пригласил эту Келли Коннорс, которую подогнал мне Майк, младшую сестру одной из подружек Эрин Макдугал, понимаете. Короче, эта Келли Коннорс была крохотная, с оранжевыми кудряшками и с астмой, и с аллергией на все на свете, даже на траву, и когда я собрался было прикрепить к ее розовому платью букетик, она сказала: «Не надо. От роз я вся покрываюсь сыпью», и я с еще двумя парнями из школьного оркестра взяли на прокат лимузин, и мы с Келли танцевали все эти глупые танцы, я помню только последний, разумеется, Wonderful Tonight Эрика Клэптона, потому что, как обычно, у меня встал по полной программе, и бедняжка Келли Коннорс заметила это, и я только пожал плечами. Майк Мэдден был с Эрин Макдугал, мы немного поболтали, и я рассказал ему, что папа окончательно ушел, а потом Майк и Эрин крупно поссорились и в конце концов удалились, и, в общем, вкратце, вот так нелепо закончились эти танцы.

Двадцать

После танцев, в лимузине, который мы взяли напрокат с двумя чуваками из школьного оркестра, я сделал кое-что очень гнусное. Я стал щупать Келли Коннорс прямо на глазах у всех, просто выключив свет в салоне и прижав ее к сиденью, и я подумал, может, мне удастся ее сегодня трахнуть, но не был в этом уверен; другие в это время шептались, и одна из девчонок сказала: «Это отвратительно. Я хочу домой», и мне было наплевать, потому что, казалось, я должен что-то доказать кому-то. Доказать, что я полный кретин, честное слово. Хотел показать всем, какой я крутой, наверное, и не придумал ничего лучше, чем тискать девчонку на глазах у едва знакомых людей. Просто замечательно.

После того как мы высадили Келли у ее дома — розовое платье задрано до самых бедер, по лицу размазана косметика, на груди жуткая сыпь, — и эти двое кретинов отвезли домой своих девчонок и сказали спокойной ночи, я остался в лимузине один, в полном одиночестве, смеясь над тем, какой ужасный был вечер, и думая, как глупо все получилось, как старался я произвести впечатление на кого-то, хоть на кого-нибудь, просто чтобы доказать, что я свой, и я думал об этой сыпи у Келли на груди, и от этого чувствовал себя особенно паршиво.

Водитель лимузина, черный — потому что, как говорят Dead Kennedys, состоялся международный заговор и никто уже не видел белых на дрянных работах — повернул ко мне свое длинное блестящее лицо, снимая свою шоферскую кепку, и сказал: «Хорошая была ночка, приятель?»

— Да нет, паршивая.

— Я тоже ходил на школьные танцы, и это тоже было паршиво, — сказал он.

— Да уж. Почему так?

— Тогда я не понял, но сейчас жалею, что так мало тусовался с парнями, понимаешь. Вместо этого я был по уши влюблен в девчонку, которую после танцев так и не видел.

— Да, я о таком слыхал, — сказал я, и затем спросил: — Через сколько вы меня высадите?

— Вы заказали до семи утра. Сейчас только шесть.

— Мы можем заехать за одним человеком? — спросил я.

— Конечно, приятель, все что хочешь. Куда ехать?

Я подумал, что если Гретхен дома и если она станет меня слушать, я попрошу прощения и попрошу ее пожалуйста, ну пожалуйста, пойдем со мной.

И вот что случилось. Целый час мы разъезжали на заднем сиденье лимузина, и, может быть, оттого что я устал и было уже так поздно — или так рано, — и на Гретхен была пижама, и она сидела, откинувшись на кожаную спинку, и мы ехали по Лейкшодрайв, и завтракали в Макдоналдсе, но все было так, как будто ничего плохого никогда в жизни со мной не случалось.

Ночь всех святых

Октябрь 1991

Что бы со мной ни случилось, я помню Хэллоуин

Мы пошли к Лоре на вечеринку по случаю Хэллоуина, потому что сообразили, что теперь мы в выпускном классе и это будет наш последний школьный Хэллоуин. Гретхен нарядилась девочкой из команды поддержки зомби — очень секси — в красно-белой форме, с двумя хвостиками, но с черными кругами вокруг глаз, а я пошел мумией, так себе наряд, потому что в принципе мой костюм заключался в том, что непосредственно перед выходом я замотался в туалетную бумагу. Сначала я замотал даже лицо, но ничего не было видно, а волосы я к тому моменту отрастил и никогда их не расчесывал, так что на голове у меня был кошмар, и я не мог добиться того, чтобы туалетная бумага плотно прилегала к волосам, и она все время рвалась, и я решил ограничиться туловищем, руками, ногами и лбом.

Короче, вечеринка проходила у Лоры, той рыжей, которая путалась с Бобби Б., когда они еще встречались с Ким, но сейчас со всем было покончено, и, по всей видимости, Ким и Лора неплохо закорешились. Лора задумала эту вечеринку и купила родителям путевку в спа-мотель, где в номере горячие ванны, чтобы они всю ночь не показывались дома, и сильно постаралась, чтобы украсить подвал — точно такой же, как любой другой подвал в квартале, прямоугольный, обшитый бурыми панелями — оранжевыми лентами и оберточной бумагой и вырезанными из журналов котятами и привидениями и чудовищами, в подвале светились бумажные абажуры, и на столе были расставлены угощения в стиле Хэллоуина — желе в виде мозгов и миски с MMs, а поскольку отец Лоры был копом и не возражал против пьянки в подвале, при условии, что все уходят на собственных ногах, то у двери были выставлены ящики с пивом, которое шло на ура. Вдобавок играла какая-то дерьмовая готика, то ли Bauhaus то ли Banshees, но это было ничего, потому что все это бормотание и завывания очень вписывались в обстановку.

Собралось человек тридцать или около того, в основном из выпускных классов, потому что, как ни трудно в это поверить, все мы были теперь в выпускном классе. Большинство были наряжены предсказуемо: привидение (просто белая простыня с прорезями для глаз), бродяга (просто рванье и зуб, замазанный черным) или тренер (просто футбольный джемпер и свисток на шее). Некоторые всего лишь напялили большие резиновые маски президента Буша и Дарта Вейдера и Франкенштейна; у двух-трех девчонок вообще не было костюма, а только блестки, покрывающие лицо и волосы; а человек пять и вовсе заявилось со словами, что на них костюм «выпускника», что после третьего раза звучало уже совсем не смешно, и, конечно же, там был Тони Деган в своей белой футболке с надписью «Мы тупые» и стрелкой, указывающей на кого-то неопределенного поблизости, и видимо, в качестве костюма, на одном глазу у него была повязка. Когда мы с Гретхен зашли в подвал, Тони обнимал эту маленькую обкуренную Джилл, наряженную ведьмой, и Гретхен направилась к нему и, как обычно, заорала, и я улыбнулся и взял пиво и начал озираться. Народу было полно, многих я не знал или не узнал за вампирским макияжем и наклеенными усами, а некоторые хорошенько попотели над своими костюмами, должно быть, не один месяц над ними трудились, честное слово. Как например, Лора, хозяйка вечеринки, высокая, в веснушках, очаровательно рыжая, в костюме самой настоящей кабинки для поцелуев. Как я уже говорил, она была известна своим непостоянством, тем, что путалась с кем ни попадя, особенно с Бобби Б., и вечно с кем-то расставалась, и в тот же вечер шла на свидание с другим, и на ней была эта картонная коробка с вывеской «Поцелуи, $ 1.00», и к ней подходили парни, вручали деньги, и она смеялась и целовалась с ними. Еще там был этот Билл, пухлый торчок, которые вечно пытался продать тебе поддельную кислоту — маленькие кусочки бумаги, которые только и были что кусочками бумаги, — он был наряжен Бэтменом, но костюм явно соорудил себе сам из спортивных штанов, что ли, и голубого одеяльца, так что получился такой Жирный Бэтмен, и он вроде как танцевал, хотя толком танцевать не умел, и он был крупный, в смысле толстый, и живот его нависал над черными трениками.

Еще была такая длинная девчонка в костюме Зубной Феи, и я поначалу принял ее за Люси, но Люси как раз очень коротко постриглась, а у этой были длинные каштановые волосы с чудной золотой тиарой и маленькая черная маска, скрывающая лицо, и все такое. На ней было расшитое золотом платье и золотая волшебная палочка, и ожерелье из белых зубов, и золотая сумочка, полная денег. Она очень нежно касалась присутствующих своей золотой палочкой, и все притворялись, будто мгновенно засыпают.