Дженнифер Доннелли - Чайная роза
Ник и Анри не вернулись к остальным. Осушили одну бутылку вина, открыли вторую, допоздна беседовали о друзьях-художниках, писателях Золя, Рембо и Уайльде, композиторах Малере и Дебюсси и о самих себе. Когда первые лучи солнца упали на спавшего Анри, Ник лежал, следил за его дыханием и едва дышал сам из-за странного нового чувства, переполнявшего душу…
В стенку кеба громко постучал полисмен и отвлек Ника от чудесных воспоминаний.
— Впереди перевернулась телега! — крикнул он кучеру. — Сворачивай на Пятую!
Ник посмотрел на фотографию, которую продолжал держать в руке. Любимый винно-красный сюртук Анри заставил его улыбнуться; Сомс вспомнил, как сам покупал его. Ник снова сунул снимок под крышку часов. Анри считал, что он слишком добр и слишком щедр. Он ошибался. Ответные подарки Анри — любовь, смех, смелость — были куда ценнее. Именно Анри убедил его восстать против отца и жить так, как хочется ему самому, Нику. Для этого потребовались немалые усилия, в том числе громкая сцена в Лувре. Слава богу, по настоянию Анри они говорили по-английски, и большинство посетителей их не понимало, но все равно…
— Анри, тише, пожалуйста!
— Скажи, что я прав! Признай это!
— Хотелось бы, но…
— Что «но»? Тебе не нужны его миллионы. Ты заработаешь бешеные деньги, открыв собственную галерею…
— Это вряд ли.
— Нет, бешеные! Ты сможешь платить за жилье, покупать еду и вино и обеспечить нам безбедную жизнь…
— Черт побери, Анри, не устраивай скандал! На нас смотрят…
— Ну и пусть! Quest-ce-que vous regardez, eh? Melez-vous de vos affaires![24] — крикнул он двум слишком любопытным матронам и посмотрел Нику в глаза. — Никлас, пошли его к чертовой матери. Пусть он от тебя откажется. Добьешься успеха самостоятельно. Ты — лучший служащий Дюрана-Рюэля. Тебя с радостью выгонит любая парижская галерея…
— Наймет[25].
— Ты сможешь открыть собственную галерею с филиалами в Лондоне, Амстердаме, Риме…
— Анри, ты не понимаешь, это не так просто…
— Messieurs, s’il vous plait…[26] — предупредил хранитель.
Воцарилась мертвая тишина. Анри сделал вид, что заинтересовался Вермеером. Он стоял, скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на картину. Длинные темные волосы каскадом падали на его спину. Ник следил за Бессоном и думал: «Какой он красивый. Добрый. Отзывчивый. Талантливый. Умный. Чертовски упрямый. Я люблю его больше всех на свете. Несмотря ни на что».
Анри мрачно покосился на хранителя и прошипел:
— Ты просто хочешь домой. Тоскуешь по своему уродливому Лондону. По дождю. По облакам. Ты — холодный английский, ты меня не любишь.
— Англичанин, Анри. Я люблю тебя. Безумно. Но я…
Бессон прервал его:
— Тогда ты не любишь самого себя. Если ты вернешься, это убьет тебя. Сам знаешь. Никлас, не приноси ему в жертву свое счастье. И жизнь тоже.
— Я чувствую, что обязан вернуться.
— Mon Dieu…[27] Почему?
— Наверное, из чувства долга. Я — его единственный сын. Наши предки основали «Альбион» двести лет назад. Банком руководили шесть поколений. Я — седьмой.
— Никлас, ты же презираешь банки! Не имеешь счета… и даже не ходишь туда, чтобы положить на хранение свои комиссионные. Это приходится делать мне.
— Знаю, знаю…
— И ты хочешь бросить Париж ради какого-то банка? Бросить работу? Друзей? И… меня?
— Черт возьми, в том-то и дело. Я не могу расстаться с тобой.
Ник полюбил Анри с первого взгляда, и это чувство не осталось безответным. Раньше он занимался любовью, но никого не любил. Короткие интрижки не приносили ему ничего, кроме стыда и разочарования. Теперь он влюбился по-настоящему. Это было чудесно! Внезапно самые банальные вещи превратились в волшебство. Даже покупка курицы на ужин доставляла Нику неописуемое наслаждение, если он делал это вместе с Анри. Тот готовил ее с травами и вином. Самым большим достижением дня были купленные на рынке белые розы, любимые цветы Анри; шесть проданных картин не шли с этим ни в какое сравнение. Нику доставил невыразимую радость субботний поход в магазин «Тассе и Лот» за лучшими красками и кисточками, на покупку которых Анри не смел и надеяться. Потом он молча оставил их у мольберта. Через месяц они сняли себе квартиру, а затем последовал год безоблачного счастья. Ника дважды повысили в должности. Дюран-Рюэль говорил, что ни разу не видел молодого человека, у которого было бы такое же безошибочное чутье. Ник каждый вечер возвращался домой, где его ждал Анри. Они разговаривали, смеялись и рассказывали друг другу, как прошел день.
Но все это время на горизонте маячила черная туча — его отец, Сомс-старший. Он был вне себя, когда Ник уехал в Париж. Сначала не трогал его, надеясь, что интерес сына к искусству — всего лишь блажь, которая со временем пройдет. Но сейчас он требовал его возвращения. Писал, что сыну уже исполнился двадцать один год, а потому пора принимать на себя ответственность. Отец хотел открыть филиалы банка по всей Англии и в Европе. Говорил, что деловой мир меняется. Что он хочет расширить бизнес, и требовал, чтобы сын помог ему это сделать.
Когда Ник отказался вернуться, отец уменьшил ему содержание. Видя, что это не помогло, он пригрозил лишить сына наследства. Речь шла о миллионах фунтов наличными, акциями и облигациями, доме в Лондоне, имении в Оксфордшире, землях в Девоне и Корнуолле, а также о месте в палате лордов. Ник сделал отцу ответное предложение: потерпеть до осени. Лето он проведет в Париже, а в сентябре приедет в Лондон, и они поговорят. Отец согласился. Было начало июля; через два дня они с Анри поедут в Арль, а за оставшиеся недели он постарается что-нибудь придумать…
В окно кеба дул холодный ветер, но Ник, погруженный в воспоминания, этого не замечал. В Арле они с Анри сняли красивый старый каменный дом. Бродили по окрестностям, крепко спали по ночам, утром просыпались отдохнувшими и клялись никогда не возвращаться в грязный и шумный Париж. Днем Анри писал картины, а Ник общался с художниками и клиентами или читал. Иногда они ходили ужинать в кафе, но чаще Анри готовил сам. В тот вечер, когда он сообщил другу о своем решении, Анри приготовил запеканку с луком, но Ник не сумел съесть ни кусочка…
— Никлас, я очень беспокоюсь за Винсента. Ему приходится нелегко, — сказал Анри, налив себе бокал белого вина. Они ужинали в саду.
— Как и всем вам, — ответил Ник.
— Не шути. Это серьезно.
Анри стал рассказывать о Винсенте Ван Гоге, который тоже приехал на лето в Арль, но Ник его не слушал.
Друзья все лето говорили об искусстве, друзьях, еде, вине, старательно избегая того, что тяготило их сильнее всего. Но сегодня вечером срок настал. Ник сделал выбор. После полудня Анри писал картину, а Ник пошел на почту и отправил отцу письмо, в котором сообщил о своем решении. Потом сел на ближайшую скамью, дождался закрытия почты, проследил за почтальоном, вышедшим с мешком, отнесшим его на станцию и погрузившим в парижский поезд, и убедился, что обратного пути нет. Когда он вернулся домой, Анри уже вынул запеканку из духовки. Ник попытался открыть рот, но Анри бросил в него вилкой и велел садиться за стол.
— Сегодня днем я видел Винсента в городе, — продолжил Анри. — Он похудел так, что я с трудом его узнал. На нем старый жакет и поношенные брюки. Издали я принял его за бродягу. Он пригласил меня посмотреть свои работы.
— И что?
— Поразительно. Тебе следует увидеть его натюрморт с кофейником и портрет мальчика-зуава… Боже, что за цвета! Это так сильно, так оригинально…
— Иными словами, продать это нельзя.
— Ну… — протянул Анри, с надеждой глядя на друга, — может быть, если за это дело возьмется лучший парижский торговец картинами…
Ник сделал глоток вина и ответил ему красноречивым взглядом.
— Но ведь попробовать ты можешь?
— Да. — Ник опустил бокал, но рука так затряслась, что бокал разбился.
Анри вскочил и начал вытирать стол.
— Никлас, какой ты неуклюжий… Посмотри, все вино вылилось в тарелку. — Тут Бессон заметил, что Ник так и не притронулся к еде. — Почему ты не ешь? Не нравится?
Сомс не ответил. Грудь стиснуло так, что стало невозможно дышать.
— Никлас, что с тобой?
— Анри, я… — Он с трудом выдавливал слова. — О боже…
— Скажи, что случилось! Ты заболел?
Ник посмотрел на друга и потянулся к его руке.
— Сегодня я… написал отцу. — Увидев, что лицо Анри побелело, он поспешил закончить фразу. — Сообщил ему… что не вернусь домой.
Анри опустился на колени и прикоснулся к его щеке. Ник привлек друга к себе, обнял и понял, что тот плачет.
— Анри, ты что? Я думал, ты обрадуешься.
— Идиот, я плачу от радости. За самого себя. И от обиды за тебя. За все, что ты потерял. Дом, семью., все остальное.
