Денис Гуцко. - Без пути-следа
— Да ладно.
— Так что нужно просто прощупать.
Они приехали на место. Машину Толик оставил далеко от окон Олега, в соседнем переулке. До нужного подъезда прошли пешком.
— Ну че, я внизу останусь, — сказал он. — Такая, кэ че, х?я, ты меня тоже пойми. Мне в ментовку ни по какому нельзя.
— Я понял.
— Ты меня знаешь, я заднюю не включу, но ты же в курсе?
— Я понял, понял.
— Если что, кэ че, я, ясен перец, тебя там не кину. Но это в самом крайнем случае. Говори с ним спокойно, — он сделал рукой округлый плавный жест, удивительно напомнивший Мите Трифонова. — Кэ че, уговори его открыть, но в хату ни в коем случае не заходи. Если надо будет, потом, но уже при другом раскладе.
Дверь в подъезд с кодовым замком Митя открыл, отодвинув язычок замка лезвием охотничьего ножа. После встречи с пьяным прапорщиком он купил себе такой нож. Толик ничего не сказал, но нож отобрал.
Кто-то спускался в лифте, и Митя пошел пешком.
Дверь тамбура была старенькой. Простая, топорно-цилиндрическая кнопка звонка. Лак с реек облез. Тряпка, лежащая на пороге, давно бесследно пропала под серым слоем грязи. Митя не чувствовал решимости. Он вспомнил взгляды старичков в штабе Бирюкова и этого Костю? Позвонил.
За дверью открылась другая дверь, послышались шаги. Шаги приблизились вплотную, и Мите показалось, что он расслышал чье-то дыхание, но дверь тамбура так и не открылась. Так же медленно шаги смолкли, тихонько закрылась дверь квартиры. Митя позвонил еще раз, надолго утопив кнопку звонка. Не успел он отпустить палец, как женский встревоженный голос крикнул из-за двери:
— Кто?
— К Олегу, — ответил Митя, вслушиваясь, достаточно ли агрессивно звучит его голос.
Ему показалось, что недостаточно — как он и ожидал. Он решил добавить угрозы.
— Олега позовите, — проговорил Митя с могильным холодком, но тут же мысленно обругал себя: «Не позовите, а позови!»
— Ушел Олег, нет его, — сказала женщина тверже, видимо, разглядывая его в глазок.
— В шесть утра? Куда же? На утреннюю пробежку?
Эту свою реплику он оценил как полный провал. Так оно и оказалось.
— Сейчас я устрою тебе пробежку! — сказала женщина. — Сейчас я в милицию позвоню! — Говорила она негромко, но страстно. Будто не разбудили ее внезапным звонком в шесть утра, будто не спала она в теплой постели, всю ночь готовилась, медленно вскипала — и вот дождалась. — Ты что там, крутой такой, да, людей вот так запугивать? Я на таких, как ты, быстро управу найду! Не боишься ментов, так мне есть к кому обратиться, понял? Будут тут всякие ходить, пугать!
Митя и не предпринимал попыток что-либо возразить. Прервать этот огненный монолог было невозможно.
— Я заявление на всех на вас подам!
Энергия истерики в этой женщине, скрытой за рейками с облезлым лаком, была так велика, что могла пройти насквозь, как шаровая молния. Поняв, что тут ничего не поделаешь, Митя стоял, прислонившись к перилам, и слушал возмущенную дверь.
— Разве Олег виноват, что ваш кандидат не прошел?! Разве виноват?! Да, вы ему платили за то, чтобы он этим занимался! Но он же гарантий никаких не давал! Кто это может гарантировать?! Что за беспредел?!
Поняв то, о чем она говорила, Митя раскрыл рот от восхищения: Олег сочинил бесподобное алиби. Мало того, заставил ее поверить. Его мастерство было неоспоримо. Этот человек — вчерашний Чуча, который спьяну засыпал в обнимку с унитазом, — за эти годы хоть и не сделался заместителем директора гостиницы «Интурист», зато стал виртуозом обмана. Митя вспомнил о своем довольно продолжительном и сложном опыте. Он вдруг понял, как много общего у них с Олегом: они оба не могли обойтись без обмана. Обоим обман был необходим, на нем все держалось — без него рушилось. И почему именно Олег должен был разрушить его, Митин, обман, он тоже понял, слушая отповедь из-за закрытой двери. Все произошло точно по тем же законам, по которым неумолимо гаснет и рассыпается в прах игра самого талантливого новичка, стоит выйти на сцену матерому заслуженному старику.
Кем бы ни была эта женщина за дверью — а скорее всего, это была его жена, — Олег и ее сделал участницей представления. Он выстраивал свою игру гораздо продуманней, чем это делал Митя с Люсей. После самого неудачного поворота сюжета все-таки оставался тот, кто верил, сопереживал, смотрел ласково.
— Думаете, вам все можно?! Это ж где такое видано, а?! В свободной стране живем, между прочим! Он же тратил эти деньги, а вы как думаете?! Тратил на ваши же дела! Ну, так что теперь, если ваш кандидат не прошел, так и деньги назад, а? И деньги назад? Что за беспредел?!
Внутренняя логика последних ее фраз, этого повторяющегося вопроса заставила ее несколько снизить плотность И Мите удалось ввернуть:
— Уважаемая, вы, наверное, меня с кем-то путаете. Меня Митя зовут — может, Олег обо мне говорил? — Дмитрий?
— Да знаю я, кто ты! Что ты меня стращаешь! Подумаешь, пуп земли! Если заместитель Бирюкова, так все можно?! Дмитрий! — передразнила она. — Видали мы таких Дмитриев гребаных! И таких заместителей!
Митя беззвучно зааплодировал. Дверь в глубине тамбура закрылась. Он постоял немного, полный восхищения перед мастерством Олега, и спустился вниз.
Толик сказал:
— Хрен с тобой. Раз уж приехал, не уезжать же вот так.
Лицо его осенил азарт. Митя ничего не ответил.
Толик оставил его сторожить подъезд, а сам уехал. Скоро он вернулся с гвоздиками и тортом.
— Идем.
Митя молча последовал за Толиком. Похоже, максимум, на что он мог рассчитывать, — второстепенные роли в благородной тени корифеев.
Они поднялись на этаж.
— Держи.
Отдав Мите торт и цветы, Толик ухватился за торчащую кнопку звонка и со всей силы дернул ее в одну, потом в другую сторону. Кнопка хрустнула и осталась у него в руках. Он забросил ее на верхнюю площадку и позвонил к соседям.
— Реквизит, — скомандовал он.
Митя отдал ему гвоздики и торт. Толик отошел на такое расстояние, чтобы в глазок были видны и перевязанная шпагатом с бантиком коробка, и празднично задранный вверх букет.
— Вам кого? — спросили через некоторое время.
— Доброе утро, — сказал Толик с каким-то голубиным воркованием в голосе. — Извините, если разбудили. Мы вообще-то к вашим соседям пришли. Хотели вот поздравить товарища, сюрприз ему сделать. У них же праздник. А тут у них какие-то гады звонок сломали.
Митя с удивлением выслушал его гладкую, без обычных «кэ че», речь. Ключ прокрутился в двери, выглянула соседка, женщина лет пятидесяти. Не переступая порога и цепко держа запахнутые на груди полы халата, она посмотрела на оторванный звонок, сказала:
— Надо же, и правда? Вот гады. А Оля вот только что с кем-то долго так разговаривала. Может, они?
— Да вы что? — Толик озабоченно оглядел лестничную клетку. — Много всяких психов на свете. А давайте вы к ним постучитесь, а мы тут в сторонке встанем. Он нас никак не ждет. Давайте сюрприз сделаем.
— Конечно, конечно. — Соседка открыла дверь тамбура пошире и впустила их вовнутрь. В тамбуре было темно. Они прошли и встали бочком в уголке. — В наше время дружеские отношения такая редкость.
— И не говорите, — согласился Толик, с чувством махнув рукой, и перешел на доверительный шепот: — Все готовы друг друга слопать, аж жить противно.
— Увы.
Не отпуская полы халата, она постучала в дверь Лагодиных свободной рукой.
— Оленька, это я!
Послышались шаги и короткое металлическое чавканье ключа в замочной скважине.
— А какой у них праздник? — спросила соседка шепотом.
Но дверь уже открылась.
Толик поставил ногу так, чтобы помешать захлопнуть ее. Торт и гвоздики он сунул соседке, оторопевшей от неожиданности и машинально схватившей все, что прилетело к ней в руки. Халат распахнулся, и, целомудренно прикрывшись коробкой с тортом, она попятилась в свою квартиру.
— С Новым годом, с новым счастьем, — сказал Толик голосом телеведущего и, входя в квартиру Лагодиных, немедленно перешел на свой обычный корявый язык. — Оля, нам, кэ че, проблемы не нужны. И ты себе тоже проблем не создавай. Нам пока что поговорить надо.
С ее лица смотрели не настоящие, будто из чьей-то фотографии вырезанные глаза. Оля стояла как-то очень угловато и неудобно, порываясь то к входной двери, то к телефону, висящему на стене. Она принялась кричать, но крик оборвался, так и не успев развернуться: Толик ударил ее в живот. Она утробно екнула и осела Мите на руки.
— Закрой дверь, — сказал Толик, и Митя закрыл, толкнув коленом.
Толик стремительно прошел по прихожей мимо зеркала и свернул в сторону кухни. Пока Митя тащил корчащуюся, шумно сопящую от боли Ольгу, Толик пошел по квартире. Комната, в которую Митя втащил Олю, выглядела безысходно. Из мебели в ней оказались диван, стол и три стула. Зато ее наполняли пустые трехлитровые банки, монитор без системного блока, горшки с геранью, стоящие прямо на полу, пачки из-под чипсов, стопки газет и клочья свалявшейся пыли, покатившиеся прочь от Митиных ног.
