Джеймс Болдуин - Современная американская повесть
Глава 10
После возвращения на Макапу Масту пришлось не долго ждать покушения на своего защитника. А именно меньше недели. Его брали на пушку, ему заправляли арапа, ему совали лапу, его брали на храпок — в такой последовательности. Ему казалось, что он превзошел и на себе попробовал все, какие есть, методы. Но было еще одно, о чем он даже не подозревал: честный человек. Во многих отношениях это оказалось самым худшим.
Однако из своих испытаний Маст вынес кое-что другое, кое-что полезное. Уверенность, настоящую, подлинную уверенность, впервые за все время.
После налета на Перл-Харбор и после того, как Маст с пистолетом приехал на мыс Макапу, прошло больше трех месяцев. За эти три месяца, пока Маст отчаянно сражался, чтобы сохранить пистолет, выяснились две вещи. Первое — никто не нападал на него открыто и не пытался отобрать пистолет силой, даже Грейс. И никто не пытался его убить. Не потому, что не находилось желающих, догадывался Маст. Мешала сильная власть. Маст считал, что это само по себе внушает надежду.
А во-вторых, за эти отчаянные месяцы выяснилось, что никто не донес о пистолете высшему начальству — лейтенанту и двум взводным сержантам. Судя по всему, эти трое — и лейтенант, и сержанты Пендер и Каудер — ничего не знали о приблудном пистолете Маста. Он переходил из рук в руки, его пытались украсть, под него подбивали клинья, вокруг него кипели страсти, за него дрались и чуть не дрались — и все же три главных командира о нем не слышали. Житейская мудрость солдата, как всякого ходящего под начальством, велела все от начальства скрывать. И за все время ни разу, ни один человек, даже Маст — хотя он подумывал об этом, да, наверное, и не один он, — не пошел туда и не рассказал. Эту почетную миссию взял на себя сержант Паоли, честный человек.
Паоли подошел к Масту через четыре дня после их возвращения с перевала Маркони. Коротенький, плотный, черноволосый, этот бывший мясник из Бруклина командовал отделением в пулеметном взводе сержанта Пендера и сам носил пистолет. Педантичный службист, так и прозванный в роте Буквоедом, Паоли был глуп, лишен воображения, слова находил с трудом, зато был гением по части пулеметов.
— Я вижу, у тебя пистолет, — сказал он Масту, который спокойно работал в бригаде, обшивавшей новый барак. — Я вижу, ты давно с ним ходишь и нос дерешь. Я знаю, какие дела из-за него творятся.
— Да ну? — сказал Маст, не любивший Паоли. — Ну и что?
— Из-за него тут все перегрызлись. Вот что. От него непорядки и дисциплина падает. Вот что.
— Что-то я ни от кого больше не слыхал, что она падает.
— Вот как? — Паоли начальственно скрестил на груди короткие руки. — В уставе сказано…
— Я знаю, что сказано в уставе, Паоли, — ответил Маст.
— В уставе сказано, — долбил свое Паоли, — стрелки носят винтовки. Там не сказано, что они носят пистолеты. Пулеметчики носят пистолеты.
— Ну и что же?
Паоли показал головой за плечо, в сторону командирской норы.
— Я этот пистолет забираю. И сдаю сержанту Пендеру.
— Никуда ты его, Паоли, не забираешь, — веско произнес Маст. — И никто его не забирает. Этот пистолет у меня никто не отберет.
— Я отберу, — сказал Паоли. — Это приказ.
— Положил я на твой приказ. Пистолет я никому не отдам, кроме офицера или самого сержанта Пендера. Знаю я эти номера.
— Ты не подчиняешься моему приказу?
— Этому приказу — нет.
— В уставе сказано… — начал Паоли.
— Пошел ты со своим уставом! — вскипел Маст.
— В уставе сказано, — продолжал свое Паоли, — за неподчинение приказу сержанта — военный суд. — Он снова показал головой на командирскую нору. — Иди со мной.
— Пожалуйста, — сказал Маст. — Куда угодно.
Но чувствовал он себя совсем не так уверенно, как говорил. Теперь на него свалилось то, чего он больше всего страшился: о его пистолете доложат начальству. Он стоял и бессильно наблюдал за развитием событий; это еще не произошло, но его уже закрючило и потащило, и теперь никуда не денешься. У него схватило живот. Снова его старый приятель, японский майор, с криком набегал на него, подняв саблю, а он только сидел и глядел — без пистолета. И главное, после всех мытарств, после всего, что он вынес, погореть из-за какого-то Паоли. Он пошел за Паоли к норе.
— Я тебе так скажу, Маст. — Паоли замедлил шаги. Они пробирались между двумя глыбами. — Ты не имеешь права на пистолет. Ты где его взял?
— Купил, — устало ответил Маст. — У артиллериста из восьмого полка.
— Ты не имеешь на него права. Его кто-то украл. Ты купил краденое имущество. Это не дело. А мне, по-твоему, каково? Мне и ребятам в моем отделении? У нас есть пистолеты. Нам их выдали. Но винтовок у нас нет. У тебя есть винтовка. Тебе ее выдали. А пистолет тебе не выдали. А он у тебя есть. У тебя и пистолет, и винтовка. — Он говорил с упреком.
— У сержанта Пендера тоже, — возразил Маст. — И у старшины тоже.
— Так то у них, — сказал Паоли. — А ты рядовой. Все знают, что пистолет — самое лучшее против ихних самурайских сабель. А против ихних стрелков — что? Тут уже нужна винтовка. У меня нет винтовки. Ни у меня, ни у ребят в моем отделении. У нас только пистолеты. А у тебя есть винтовка.
— Короче говоря, раз у тебя нет винтовки, у меня не должно быть пистолета? — сказал Маст.
— Вот именно, — сказал Паоли.
— Так купи себе винтовку.
— Где?
— Где угодно. Поспрошай.
Но Паоли, как всегда, счел, что последнее слово осталось за ним, и, не отвечая, топал дальше.
Сержант Пендер сидел на камне и чесался на солнышке. Когда они подошли, сержант безразлично поглядел на Паоли.
— Сержант, этот рядовой не подчинился приказу, — начал Паоли без предисловий.
— Да? — сказал Пендер. — Так. Какому приказу?
— Я приказал ему сдать мне пистолет. Чтобы я сдал его вам. Он отказался, сержант.
— Так, — сказал Пендер. Он поскреб свою трехдневную щетину.
— Он говорит, что купил его в восьмом артиллерийском полку, — долбил Паоли. — Так что это — краденое имущество. Он купил краденое имущество.
— Выходит, что так, а? — задумчиво произнес Пендер.
— За это полагается военный суд, — сказал Паоли, и Маст поглядел на него, на его тупое, вечно огорченное лицо, на этого нудного долбилу, которому даже невдомек, как он сам огорчил Маста, да и вообще может огорчить кого бы то ни было на свете. Знай долбит свое. Маст ненавидел его. Он вываливал на него ненависть, как кирпичи, как мешки с цементом.
— Да… верно, — сказал сержант Пендер.
— И он не подчинился моему приказу, — сказал Паоли. — Я вам и об этом хотел доложить. В уставе сказано…
— Я тоже знаю, что сказано в уставе, Паоли, — перебил Пендер.
— Так точно, сержант, — сказал Паоли.
— Маст ведь не в вашем отделении?
— Никак нет, сержант. Он в стрелковом взводе. А у него пистолет.
— Если он не из вашего отделения, почему вы сами взялись доложить о нем, Паоли?
— Потому что у него пистолет. Вот почему. В уставе сказано, что стрелкам положены винтовки, а не пистолеты.
— Ясно, Паоли, — сказал сержант Пендер. — Благодарю. Я этим займусь. Вы свободны.
— Слушаюсь, сержант, — сказал Паоли, сделал кругом и ушел; даже на короткой широкой спине его читалось сознание выполненного долга. Пендер задумчиво глядел ему вслед.
— Ну что, Маст, — сказал старый сержант и опять поскреб свою щетину. Он криво улыбнулся и покачал седой головой. — Видно, придется забрать у тебя пистолет и сдать в каптерку.
— Выходит, что так, — сказал Маст, ощущая пустоту под ложечкой. Он взялся за пояс и хотел уже снимать. Он неплохо знал сержанта Пендера, хотя, конечно, никогда не гулял и не пил с ним, так же как с остальными старшими сержантами.
— Слушайте, сержант, — вдруг сказал он. — А никак нельзя, чтобы он у меня остался? Чего-нибудь нельзя сделать? Это… это… важно для меня.
— Почему? — спросил Пендер.
— Ну, он… Ну, я купил его, понимаете? И с ним… я вроде как больше чувствую себя солдатом. Понимаете? Понимаете, это еще хорошая защита от их самурайских сабель.
— Да, это верно, — мягко по своему обыкновению согласился Пендер. — Для тебя он… ну, что ли, лишняя страховка.
— Да, наверное, вроде того.
— Да, но они не у всех есть, — сказал Пендер. — Ты же знаешь. Простым стрелкам их не дают, а пулеметчикам дают пистолеты, но не дают винтовок. Хочешь устроиться лучше, чем другие? — Хитро блеснув глазами, он посмотрел на Маста.
Маст не знал, что ответить: сказать ему правду или соврать. Соврать, сказать, что он не хочет устроиться лучше других, тогда, значит, пистолет ему не нужен. Да и сам старик догадается, что он врет.
— Ну… да, — сказал он наконец. — Да, наверное, хочу устроиться лучше других. Или, вернее, так, — поправился он, — скажем, я хочу устроиться как можно лучше. А уж как другие — это их дело. Но я же не хочу устроиться за их счет.
