Джоанн Харрис - Джентльмены и игроки
К таким принадлежит Пенни Нэйшн. Я помню, какую характеристику дал ей Кин в своей записной книжке — ядовитая доброхотка, — и просто удивляюсь, как сумел проработать с нею столько лет и не заметить, какое она злобное существо.
— Замдиректора должен быть подобен премьер-министру, — рассуждала она сегодня в преподавательской во время обеда. — Счастлив в браке, как мы с Джеффом, — улыбка своему Капитану, облаченному на сей раз в темно-синий костюм в тонкую полоску, который прекрасно сочетается с юбкой и свитером Пенни. На лацканах красовались серебряные рыбки. — И не будет причин для подозрений, не так ли? В любом случае, если ты собираешься работать с детьми, — лепетала она диснеевским слащавым тоном, словно таяла при одной мысли о детях, — надо иметь собственного, не так ли?
И снова эта улыбка. Любопытно, не видит ли она уже своего мужа на должности Слоуна? Амбиций у него, конечно, предостаточно, он истовый прихожанин, семьянин, игрок-джентльмен, ветеран многочисленных курсов.
Но не только ему приходят в голову подобные соображения. Эрик Скунс тоже бьет лежачего — к моему немалому удивлению, ибо я всегда считал его справедливым, хоть он и негодовал на то, что его все время обходят по службе. Кажется, я в нем ошибся: слушая разговоры в преподавательской, я был просто ошарашен тем, что он принял сторону Нэйшнов в споре с Хиллари Монументом, который всегда поддерживал Пэта, а приближаясь к концу своей карьеры, стоял за него насмерть, поскольку терять ему нечего.
— Даю голову на отсечение, обнаружится страшная ошибка, — говорил он. — Как можно доверять этим компьютерам? То и дето ломаются. Да еще этот, как его... спам. Вот именно. Старине Пэту запустили спам в компьютер, а он и не знал, что это такое. А Грахфогеля даже не арестовали. Допросили, и все. Помог полиции в расследовании.
— Вот увидите, — ответил Эрик, недоверчиво хмыкнув (человек, который пользуется компьютером не больше моего). — Ваша беда в том, что вы слишком доверчивы. Когда какой-нибудь тип забирается на автомобильный мост и пристреливает десять человек, все говорят: «Он был такой славный малый!» Или вожатый бойскаутов, который возился с ними годами: «Ой, а дети его так любили, вот уж никогда бы не подумал!» Вот в чем закавыка. Никто и не подумает. Никто не подумает, что такое может быть в нашем собственном дворе. И вообще, что мы знаем о Пэте Слоуне? Ведет он себя порядочно — а как же иначе? Но что мы о нем знаем в этом отношении? Или о любом из наших коллег?
Это замечание встревожило меня и продолжает тревожить по сей день. Эрик много лет ссорился с Пэтом, но я всегда считал, что это нечто вроде моих размолвок с доктором Дивайном, в которых нет личной неприязни. Он, конечно, обозлен. Хороший учитель, хотя и немного старомодный, и мог бы стать хорошим куратором, будь он поусерднее в административной работе. Но в глубине души, полагал я, он всегда был справедлив. И меньше всего я бы заподозрил, что Эрик способен ударить беднягу Слоуна ножом в спину. Теперь я в этом не так уверен: сегодня в преподавательской глаза Эрика Скунса сказали мне больше, чем я хотел бы знать о нем. Конечно, он всегда любил посплетничать, но за эти годы я впервые увидел ликующее Schadenfreude[48] в глазах моего старого друга.
Жаль. Но он прав. Что мы на самом деле знаем о наших коллегах? Ведь тридцать три года вместе. Для меня неприятным открытием стал вовсе не Пэт, а остальные. Скунс. Нэйшны. Роуч, пребывающий в ужасе от того, что дружба с Пустом и Грахфогелем очернит его в глазах полиции. Борродс, который считает происходящее личным оскорблением кафедры информационных технологий. Тишенс, который просто повторяет все, что говорит ему Борродс. Изи, который всегда принимает сторону большинства. Макдоноу, заявивший в перерыве, что только извращенец мог взять этого педика Грахфогеля на должность учителя.
Хуже всего то, что никто им теперь не возражает, и даже Китти, которая всегда была в приятельских отношениях с Грахфогелем, а Слоуна не раз приглашала на ужин, не сказала ни слова, а лишь уставилась с некоторым отвращением на свою кружку, стараясь не встречаться со мной взглядом. Я знаю, что мысли ее заняты другим. И все же лучше бы мне этого не видеть. Вы ведь заметили, что Китти Чаймилк мне очень даже нравится.
Правда, я с облегчением заметил, что в некоторых случаях здравомыслие все-таки торжествует. Крис Кин и Диана Дерзи оказались среди незараженного меньшинства. Они стояли у окна, пока я нес кружку с чаем, и яростно возражали коллегам, которые так дружно приговорили Слоуна без суда и следствия.
— Я считаю, что каждый имеет право на справедливое разбирательство, — сказал Кин, после того как я немного отвел душу. — Я, конечно, не близко знаком с мистером Слоуном, но должен сказать, что он не производит на меня такого впечатления.
— Я тоже так думаю, — сказала мисс Дерзи. — И кроме того, мальчики, по-моему, искренне его любят.
— Это правда, — громко сказал я, вызывающе глядя на добродетельное большинство. — Это ошибка.
— Или заговор, — задумчиво сказал Кин.
— Заговор?
— А почему бы и нет? — пожал он плечами. — Какой-нибудь завистник. Недовольный сотрудник. Бывший ученик. Да кто угодно. Требуется лишь доступ к Школе и определенный уровень компьютерной грамотности.
Компьютеры. Я знал, что добра от них не жди. Но слова Кина что-то задели во мне — по правде говоря, я вообще не понимаю, почему сам не додумался до этого. Ничто не может повредить любой школе больше, чем скандал на сексуальной почве. Разве не случилось что-то подобное в «Солнечном береге»? И разве сам я не был свидетелем такого скандала во времена Старого Главного?
Конечно, Стержинга интересовали не мальчики, а секретарши и молоденькие сотрудницы. Такие романы чаще всего порождают лишь сплетни, улаживаются между взрослыми и редко выходят за ворота Школы.
Но сейчас дела обстоят иначе. Газеты открыли сезон охоты на учителей. Истории о педофилах заполонили популярные издания. Не проходит и недели без нового обвинения. Директор школы, вожатый скаутов, офицер полиции, священник. Все стали объектами травли.
— Вполне возможно, — произнес Тишенс, следивший за нашим разговором. Я никак не ожидал, что он выскажет свое мнение, поскольку до сих пор он лишь энергично кивал в такт речам Борродса. — Думаю, что есть немало людей, у которых зуб на «Сент-Освальд», — продолжат он этим своим голоском. — Например, Дуббс. Или Коньман.
— Коньман?
Все замолчали. В отголосках более громкого скандала я чуть не забыл о своем юном беглеце.
— Не может быть, чтобы все это натворил Коньман.
— Почему? — спросил Кин. — Он как раз из таких.
О да. Как раз из таких. Я видел, как потемнело лицо Эрика Скунса — он слушал нас, и по пренебрежительным взглядам коллег было ясно, что они тоже следят за разговором.
— Пароли сотрудников несложно узнать, — сказал Тишенс — Если иметь доступ к панели администрации...
— Это просто чушь, — заявил мистер Борродс— Все пароли секретны.
— Ваш пароль — АМАНДА, — улыбнулся Кин. — Так зовут вашу дочь. У мистера Слоуна — ДАВАЙ-ДЖОННИ-ДАВАЙ[49] — для такого фаната регби не слишком изобретательно. У Джерри — что-нибудь из «Секретных материалов». МАЛДЕР, возможно, или СКАЛЛИ...
Мисс Дерзи рассмеялась.
— Скажите, вы профессиональный шпион или это всего лишь хобби?
— Я просто внимателен, — ответил Кин.
Но Скунса было не так легко убедить.
— Никто из учеников не отважился бы на такое, — сказал он. — Тем более этот коротышка.
— Да почему? — спросил Кин.
— Куда ему, — презрительно ответил Скунс— Чтобы пойти против «Сент-Освальда», нужно иметь яйца.
— Или мозги, — заметил Кин. — А что, вы действительно хотите сказать, что раньше такого не случалось?
7Среда, 4 ноября
Как нескладно получилось. Самое время заняться Слоуном, а тут такое. Чтобы поднять себе настроение, пришлось даже зайти в интернет-кафе, залезть в почту Коньмана (которая наверняка уже отслеживается полицией) и отправить несколько посланий, полных отборной ругани, избранным сотрудникам «Сент-Освальда». Это приносит некоторое облегчение моей уязвленной душе, а к тому же укрепит надежду, что Коньман еще жив.
После этого, уже из дома, я отправляю «Икземинеру» по электронной почте новую информацию от Крота. Затем с мобильника Коньмана посылаю текстовое сообщение на мобильник Дивайна и наконец звоню Слоуну, изменив интонации и голос. Мне уже гораздо лучше: забавно, как могут поднять настроение скучные дела, и, для начала несколько раз тяжко вздохнув, я выкладываю в трубку заготовленную отраву.
Кажется, что голос у него необычно хриплый, как будто он напичкан лекарствами. Время, правда, близится к полуночи, и он мог просто спать. Мне-то хватает немного, часа три-четыре, и я редко вижу сны. Не понимаю, почему люди так устают, если не проспали свои восемь или десять часов, и большинство из них всю ночь смотрят сны — бесполезные, путаные сны, которые они всегда жаждут рассказать другим. Наверное, Слоун спит крепко, видит цветные сны и анализирует их по Фрейду. Впрочем, не сегодня. Сегодня, я полагаю, у него на уме совершенно другое.