Рейнбоу Рауэлл - Звонок в прошлое
Яблоко не появлялось.
– Наверное, он у вас давно разрядился, – сказал парень. – Тогда нужно несколько минут подождать.
Джорджи подождала.
Она отключала и снова включала зарядное устройство. Нажимала кнопки ответа и отбоя. На экран упала слезинка. Ее, естественно.
– Может, вам нужно позвонить? – спросил парень. – Возьмите мой телефон.
– Нет, спасибо.
Джорджи выдернула вилку из розетки и встала, не чувствуя затекших ног.
– Простите, мне действительно нужно позвонить.
Парень протянул ей свой мобильник. Джорджи торопливо набрала номер Нила… и снова услышала сообщение о переполнении ящика голосовой почты…
Она поблагодарила парня и вернула телефон.
Ее место у стены было занято. Там на полу сидела женщина с малышом.
Джорджи взглянула на табло. Ее рейс задерживался. Один рейс вообще отменили. Джорджи отошла от закрытых ворот и бросила мобильник в ближайший мусорный контейнер.
Еще через минуту, отругав себя за дурость, она полезла в контейнер. Ее телефон лежал на самом верху. Надо сказать, что мусорные контейнеры в аэропортах относительно чистые. За ней наблюдал старик в большом пуховике. Достав мобильник, Джорджи потрясла им в воздухе, чтобы старик не думал, будто она роется в поисках объедков.
Вернув злополучный телефон в карман, Джорджи встала на движущуюся дорожку и поехала в другой конец терминала. Потом вернулась обратно и снова поехала.
Если ей не удалось оживить мобильник и увидеть снимки своих девочек, это еще не значит, что снимков там нет. И это не значит, что не существует самих девочек.
Они есть. В Омахе… будем надеяться.
Кровать Нуми с дюжиной пушистых игрушечных котят. Бумажные куклы Элис. Потом вспомнилась привычка Нуми жевать кончики косичек. Нил не выдержал и связал косички на макушке.
Нил на кухне, готовящий горячий шоколад. Нил, стряпающий праздничный обед на День благодарения.
В тот вечер, когда все это началось, Нил стоял у плиты. «Я свои вещи собрал. Мог бы собрать и твои, но не знаю, какие ты захочешь взять. Но все, что было в твоей корзине, я перестирал. И не забудь: там куда холоднее, чем здесь. Ты почему-то всегда об этом забываешь».
Взглянуть бы сейчас на их фото, и ей бы стало легче.
Ей нужно… немного подтверждения, что сейчас все трое сидят в Омахе за столом. Это она и так знала. И все равно капельку подтверждения. Джорджи посмотрела на пустой палец, где давным-давно не было обручального кольца. Затем стала шарить по карманам. Там лежало только то, что она взяла с собой: водительское удостоверение и кредитная карточка. Оба документа были оформлены на ее девичью фамилию.
В здании аэропорта погасили бо́льшую часть освещения.
По вечерам так делают везде, но обычно свет дают витрины магазинов. Без них было бы значительно темнее. Метель за стенами терминала лишь усугубляла мрачную картину. Вой ветра был слышен везде, а не только возле окон. Джорджи показалось, что стены сами подвывают ветру.
Ей надоело ездить на движущейся дорожке, и она сошла, зашатавшись на неподвижном полу. Потом, немного придя в себя, побрела в ближайший туалет и встала перед большим, во весь рост, зеркалом.
Поскольку рядом не было никого, Джорджи задрала футболку и потрогала на животе рубцы от двух кесаревых сечений.
Они никуда не исчезли.
Глава 33
Джорджи чувствовала: с ней что-то не так. Она уже через это проходила, и тогда все было по-другому.
Когда она рожала Элис, ей тоже делали кесарево. Когда сделали разрез, она почувствовала, как из ее чрева вытягивают что-то скользкое. Чем-то это напоминало вытаскивание из воды огромного большеротого окуня. Потом к ней подбежала медсестра, держа на руках орущего младенца. Джорджи поблагодарила Бога за то, что все прошло благополучно.
Извлечение ребенка заняло меньше времени, чем последующее наложение швов. Нил потом подробно рассказывал ей, что делали врачи с ее животом и маткой. Удивительно, что его самого не воротило от этих подробностей.
Когда она рожала Элис, Нил постоянно был рядом. Рядом он был и во время вторых родов. И тоже держал ее за руку.
Однако Джорджи чувствовала: что-то пошло не так. Ей сделали разрезы. Она ощутила давление рук акушерки, однако ребенка не увидела. Никто не подбегал к ней и не показывал новорожденного. Медсестра, которая должна была бы это сделать, стояла за спиной врача, где еще находились интерн и двое студентов-медиков. Стояла с пустыми руками.
Джорджи видела плотно сжатые губы Нила. Он не разговаривал с ней, не успокаивал. Он пристально за чем-то наблюдал.
И снова давление внутри. Рук, прикасавшихся к ней, было больше, чем две.
С ней разговаривала только анестезиолог. У той рот не закрывался. «Вы замечательно себя ведете, мамочка. Вы у нас просто молодец». Можно подумать, что для лежания на операционном столе требовался какой-то особый талант. Хотя, возможно, и требовался. Анестезиолог тыкала Джорджи в грудь зубочисткой и спрашивала: «Здесь вы чувствуете?» Да. «А здесь?» Нет. «Похоже, вам трудновато дышать, – заключила анестезиолог. – Но вы будете дышать, мамочка. Ни в коем случае не ленитесь».
Вокруг все разговаривали: врачи, медсестры. В основном они произносили какие-то цифры. Стол вдруг наклонили так, что ноги Джорджи оказались выше, а голова ниже.
«Плохо дело», – спокойно думала она, глядя на операционный светильник.
Джорджи мысленно хвалила себя за спокойствие. Это было единственно правильным состоянием, когда твою брюхо располосовано. Похоже, у нее открылось кровотечение. На блестящей поверхности корпуса светильника отражалась рука кого-то из врачей. Рука была красной от крови. От ее крови.
Нил сжал ее руку.
Он отвернулся от ее располосованного чрева и склонился над плечом Джорджи. Челюсти Нила были плотно сжаты, но горящие глаза широко распахнуты.
Может, Нил поэтому почти никогда не смотрел людям в глаза? Его глаза могли прожигать туннели в горной породе.
Следуя советам анестезиолога, Джорджи старалась ровно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. «Вы замечательно держитесь, мамочка», – говорила ей анестезиолог. Джорджи понимала: врет.
Глаза Нила изливали на нее огонь. Если бы он всегда так смотрел, ей было бы очень неуютно. Если бы он всегда так смотрел, возможно, она научилась бы выдерживать его взгляд.
Но она никогда не сомневалась в его любви.
Да и могла ли она усомниться в том, что он ее любит?
Этот взгляд умолял ее остаться. Как будто вместе с анестезиологом Нил говорил ей: все будет замечательно. Надо только дышать. Вдох-выдох.
Как могли у нее возникнуть сомнения в его любви? Нил много чего умел делать превосходно, но превосходнее всего – любить ее.
Анестезиолог надела ей на рот пластиковую маску.
Джорджи смотрела только на Нила.
Когда через несколько часов Джорджи проснулась в реанимационной палате, она увидела то, чего никак не ожидала увидеть.
Рядом с ее кроватью стояла переносная детская кроватка, возле которой на стуле спал Нил.
Глава 34
Служащие аэропорта устраивали пассажиров на ночлег, ставя раскладушки. Терминал теперь был похож на полевой армейский госпиталь.
Джорджи сомневалась, что ей удалось бы заснуть в этом громадном зале, рядом с незнакомыми людьми. Особенно сегодня. Хотя от одеяла она бы не отказалась… Если бы магазины не закрылись раньше времени, она бы купила себе громадную сине-оранжевую фуфайку «Бронко» из выставленных в витринах.
Естественно, что раскладушек на всех не хватило. Пассажиры спали на стульях и даже на полу. Спали, положив головы на сумки и сжимая в руках свои вещи. Такие ночи – рай для карманников. Джорджи могла не беспокоиться: у нее было нечего красть.
Она совершенно потеряла представление о времени. Несколько раз, по привычке, она пыталась узнать время по своему умершему мобильнику. Кто-то ухитрялся читать, напрягая глаза в тусклом свете. Наиболее предусмотрительные захватили с собой электронные читалки с подсветкой. Джорджи казалось, что ветер, бессильный прорваться сквозь стены терминала, нагнетает туда темноту.
Метель на какое-то время успокоилась. Возможно, ее силы были на исходе. Джорджи не знала признаков, позволявших судить о поведении метелей.
Рейс на Омаху перенесли к другому выходу. Джорджи перешла туда. Потом новая полоса ожидания. В самолет она поднималась уже «на автопилоте», будучи уверена лишь отчасти, что это ее рейс.
– В Омаху? – спросила стюардесса, когда Джорджи поравнялась с ней.
– В Омаху, – зевая, ответила Джорджи.
Самолет был небольшим: всего пятнадцать кресел по обе стороны от прохода. Джорджи никогда не летала на таких самолетах, но знала, что они существуют. Знала из сообщений об авиакатастрофах.
Неужели и пилоты так же чудовищно устали, как она? Зачем тогда взлетать, да еще среди ночи? Наверное, это был экипаж из Омахи и они торопились вернуться домой.
