Андрей Рубанов - Хлорофилия
Муса пренебрежительно махнул рукой и повернулся к Илоне:
– Что, милая, как тебе местные мальчики?
– Ничего, – весело отозвалась Илона. – Только воняют. И еще, тут все время что-то летает и меня кусает…
– Это называется «комары».
– Больно, между прочим. Сделай так, чтоб не кусали. Муса кивнул:
– Попробую. Илона поежилась:
– А где здесь туалет?
– Везде, – презрительно ответил Глыбов. – Слушайте, давайте постреляем. Зря я, что ли, из Москвы летел? Там сейчас такая тоска. Я всю неделю мечтал сюда прилететь и отвести
душу…
—Нежелательно, – ответил Гоша. – Завтра договоримся окончательно, заберем землю – тогда и постреляете.
—Ну вас к черту, – раздраженно нахмурился миллионер. – Муса был прав. Надоела ваша пещерная дипломатия. Ножи, повидло, Белый Лось, Худой Петух… Вы что, всерьез решили считаться с этими неподмытыми неандертальцами? Вы, господин Деготь, представляете себе, сколько я вбухал в вашу колонию?
—Перестаньте, – подал голос доктор Смирнов. – Не надо строить из себя благодетеля. Вам рекомендовали – вы вбухали. Если бы не вбухали – уехали бы на поселение. Вместе с этой девочкой. В Сибирь или даже дальше.
—Эх, доктор, – произнес Глыбов, явно задетый за живое. – Вам хорошо. Вы у нас неприкасаемый. Любую дверь ногой открываете. Ладно, считайте, что я заткнулся. – Миллионер нагнулся, сорвал бледный цветок, понюхал и отбросил.
—А что значит «неприкасаемый»? – Илона выговорила длинное слово по слогам.
Все повернулись к ней.
– Ой, – прошептала девушка, – я что-то не то сказала, да?
Глыбов и Гоша Деготь засмеялись.
– Неприкасаемый, – дружелюбно объяснил Муса, – это такой дядя, которому никто ничего не может сделать. Видишь дядю доктора? Это особенный дядя…
Смирнов скупо улыбнулся. Муса невозмутимо продолжал:
—Однажды, давным-давно, наш дядя доктор собрал в одном детском саду самых бездарных детей страны. И стал их учить. Дети были глупые, ленивые, но дядя доктор возился с ними так, будто это гениальные дети. Он вырастил их, выучил. Дал, в общем, путевку в жизнь. Эти дети не стали учеными, инженерами, изобретателями. Они не стали летчиками, космонавтами, моряками, врачами. Все они, до одного, превратились в успешных государственных чиновников. Сделали карьеру. Три последних премьер-министра – воспитанники нашего дорогого доктора. Поэтому наш дядя доктор делает что хочет, знает все государственные тайны и ему доверяют самые рискованные и трудные дела…
—Как интересно! – с чувством воскликнула Илона. – А кто такие «премьер-министры»?
—Поехали, – перебил ее Гоша Деготь.
—Погодите. – Глыбов махнул рукой. – Сейчас поедем.
Он сдернул с плеча автомат, рванул затвор, взял на мушку ствол ближайшей сосны и выстрелил. От дерева брызнула белая щепа. Илона восторженно завизжала. Над лесом поднялись птицы.
—Савелий, – спросил доктор Смирнов, – с вами все в порядке?
—Да. Но голова кружится. Не буду я больше есть эти новые таблетки. Такой от них мрак, хоть в петлю лезь. Лучше в стебель превратиться, чем с ума сойти.
—Перестань, – грубо оборвал его Гоша Деготь. – Не для того тебя лечили, чтоб ты теперь с ума сошел. Ты выберешься, Савелий. Поедем домой. Там тебя подарок ждет. Свежий московский журнальчик. Называется «Самый-Самый».
3Гоша прокашлялся, грубо послюнявил пальцы, развернул журнал и стал читать вслух:
– «Еще месяц назад нам казалось, что мир перевернулся. Исход китайцев, ликвидация Китайско-Сибирской Свободной Экономической Зоны, перебои с продовольствием. Сегодня ясно – это был всего лишь пролог… »
– Не изображай теледиктора, – перебила Варвара. – Читай, как говоришь. Мы поймем.
– «…всего лишь пролог. Главное – впереди. Нас ждут новые испытания. Со страной в очередной раз происходит великая метаморфоза. Источник в правительстве, пожелавший остаться неизвестным, сообщил нам, что экспертная комиссия при Академии Наук готовит официальное заявление. Гигантская грибница исчерпала свой ресурс. Трава подыхает. Сорняк, губивший нас на протяжении сорока лет, перестает расти. Это не новость. И даже не сенсация. Это финал целой эпохи. Конец старой истории мира и начало новой. Трава побеждена – но не усилиями науки, не в результате решительных мер, предпринятых властями. Траву попросту съели… »
– Годунов писал, – предположил Савелий.
– А вот и не угадал, – ответил Гоша. – Шеф-редактор теперь Валентина. Это ее колонка. Статья Годунова будет дальше.
– Читай, читай.
– «Здесь, в колонке редактора, я буду рассказывать не о том, как толпы режут и топчут стебли. Не о тротуарах, ставших зелеными от раздавленной мякоти. Не о столкновениях милиции с хорошо организованными и вооруженными бандами травоедов. Не о разгроме тайных лабораторий по очистке мякоти, занимавших целые этажи и производивших десятки тонн концентрата. Подобными сюжетами нас уже досыта накормило телевидение. Сейчас главное – понять, что нас ждет. Вопрос „кто виноват?“ не так важен, как вопрос „что делать?“. Ответ на вопрос „кто виноват?“ давно известен. Виноват каждый. В Москву из Восточной Сибири ввозилось четыре пятых всех продуктов питания. Мы жили плодами чужого труда. Теперь нация Ломоносова и Достоевского, Чкалова и Гагарина вынуждена думать, как себя прокормить. Самый первый, беглый и поверхностный анализ событий показывает: массовое поедание мякоти стебля продолжится до тех пор, пока не будет сожран последний побег. И это вопрос нескольких месяцев. Может быть, даже недель. Что будет дальше? Власти утверждают, что голод нам не грозит. Что к концу года в Москве будет создано десять миллионов рабочих мест. Что выделены беспрецедентные суммы для закупки продовольствия за рубежом. Поверим властям. По крайней мере наш премьер-министр действует решительно. Хочется надеяться, нам хватит сил не сойти с ума, перестроить экономику, создать новое гражданское общество. Сорок лет мы жили среди стеблей, и теперь не так трудно нам будет перебороть физиологическую зависимость, как зависимость психологическую. Трава превратила нас в рабов. В спекулянтов солнечным светом. Мы сражались друг с другом за место под солнцем, мы карабкались выше и выше. Из миллиона дорог нас интересовала только та, что ведет наверх… »
—Нет, – покачал головой Савелий. – Это писал Годунов. Его стиль. Он у нас джентльмен. Пишет вместо Валентины – она только подпись ставит.
—Не важно, – отмахнулась Варвара. – Читай дальше.
—«Теперь света хватит всем. Жить на десятом этаже станет проще и выгоднее, чем на девяностом. Пора честно признаться: жить на девяностом уровне, взирать на мир с высоты птичьего полета – это был перебор. Мы не птицы, мы – люди. Нам придется спуститься с небес. Нам придется сломать подвешенный в воздухе город – он теперь не нужен. Он уже умер, он был слишком помпезный, чрезмерно сложный и дорогой. Нам незачем жить так сложно, помпезно и дорого. У нас есть земля, ее много, на ней хватит места для тысячи простых городов. Нам придется вычистить авгиевы конюшни у подножий наших башен. Возможно, разрушить сами башни. Остальное доделает солнце. Оно нас просушит. Оно поджарит все, что было сырым. Оно отучит нас от вялой жизни в тени. Оно сделает тайное явным… »
Варвара протянула руку.
—Дай, – попросила она. – Я лучше сама.
—Извини, – вежливо возразил Гоша. – Читать вслух – это моя обязанность. Врачи рекомендуют. Каждый день не менее получаса…
—К черту врачей, – ответила Варвара, отбирая журнал. – Я ничем не болею.
Савелий посмотрел на жену – злую, решительную, красивую – и вздохнул.
—Жаль, – сказал он, – Евграфыч не дождался. Он был бы рад.
—Да, – ответил Гоша.
—Надо сходить, поправить могилу.
—Завтра сходим. Вернемся от дикарей – и сходим.
—Все-таки зря он так. – Савелий поморщился. – Никого не предупредил, исчез… Как будто мы дети малые… А мы его искали, голову ломали…
Гоша пожал плечами:
—Он был старый и умный. Ему было виднее. Здесь он сразу всем объявил, что прилетел помирать. Сказал, что всегда хотел жить в Москве, а помереть в деревне.
—Смените тему, – велела Варвара.
—Да. – Гоша привстал и закрыл окно. – Ты права. Есть разговор поважнее.
Он ссутулился и хрипло зашептал, быстро переводя взгляд с Савелия на Варвару:
—Слушайте, надо что-то делать. У меня есть подозрения, что наш спонсор и благодетель Глыбов в один прекрасный момент сядет в свой красивый вертолет и помашет нам ручкой. Сбежит куда-нибудь в Парагвай. Мы останемся без еды и без энергии. Волонтеры сразу разбегутся…
—С чего ты взял, – спросила Варвара, – что Глыбов сбежит?
—Кое-что слышал. Он, когда напивается, много чего говорит. В том числе и про Парагвай. Так что, братцы, предлагаю подумать о возвращении. Нам надо назад. В Москву.
