Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)
— Мы все утро с ним возились, помнишь?
— Да, и как здорово получилось!
Бетти и Дафна одобрительно оглядели друг друга и приступили к серьезным обязанностям хозяек вечеринки. К домам то и дело подъезжали автомобили, подвозя солдат. Многие шли пешком, сжимая в кулаке записки с адресом. Садовник выставил на веранду граммофон и стопку пластинок. Из окрестных домов уже раздавались звуки танцевальных мелодий и громкие голоса.
Мебель в гостиной сдвинули к стенам. Служанки непрерывно разносили напитки. Бетти вернулась к себе. Дафна стояла на крыльце, приветствуя гостей. Женщины были на вес золота — хотя бы в качестве партнерш для танцев. «Приходите и приводите с собой подруг», — убеждала Дафна каждую из приглашенных.
Джеймс приобнял ее за талию, прижался щекой к щеке и закружил по веранде в танце.
— Нет-нет, что вы! — воскликнула Дафна, стараясь высвободиться.
— Да-да-да, — прошептал он в такт музыке и притянул ее к себе.
Они танцевали до тех пор, пока Дафну не отвлекли обязанности хозяйки дома, а потом Джеймс вновь увлек ее танцевать. Танцевали все — все, у кого нашлись партнеры.
Садовник возился с граммофоном: с веранды открывался вид на веранду дома Бетти. Там граммофоном заведовала служанка Бетти, Линда. Садовник Дафны давно и безуспешно ухаживал за Линдой и теперь пытался выразить свои чувства с помощью песни «Ночь нежна, а ты прекрасна». Надеясь добиться взаимности, он снова и снова ставил одну и ту же пластинку. Когда гости начинали жаловаться, он неохотно менял мелодию, но при первой возможности возвращался к «Ночь нежна…». Линда не верила в его искренность («Ты за всеми так ухаживаешь», — фыркала она) и в насмешку ставила «Мои глаза полны горючих слез…», на что садовник отвечал песней «Моя красавица, сжалься надо мной…», однако с веранды Бетти по-прежнему доносилось «…Ты бросил меня у алтаря!».
Заигрывание продолжалось весь вечер.
Вечеринка удалась на славу. В смежных садах и на улице собралось не меньше тысячи человек. К середине вечера еда закончилась, но напитков хватало. К двум часам ночи солдат стали развозить по квартирам, огни машин замелькали на дороге, вьющейся по склону. Восторженные восклицания затихали вдалеке.
В доме Райтов солдаты укладывались спать, и Дафна поднялась к себе. «Белое платье сослужило хорошую службу, — подумала она тщеславно, радуясь воображаемой победе. — Ничуть не хуже доспехов». Она сняла ожерелье и браслеты и сбросила с плеч наряд: пышная юбка белым облаком упала к ногам. В постель Дафна легла обнаженной, и немного погодя (как она и предполагала, хотя весь вечер пыталась убедить себя в обратном) к ней присоединился Джеймс.
Рано утром она настояла, чтобы он ушел спать на веранду.
— Нет, — ответил он. — Я не могу.
— Скоро горничная придет.
Он неохотно ушел и улегся на веранде, когда солнце уже согревало разбросанные по лужайке пустые бутылки. Его разбудил звон стекла и шуршанье метлы — служанки убирали мусор со двора.
В саду, под деревом, стояли Бетти и Дафна в ярких пеньюарах. Джеймс никогда прежде не видел таких красавиц. После ужасов военного транспорта любая женщина казалась ангелом, но для Джеймса это не имело значения. Бетти и Дафна предстали перед ним райским виде́нием, чарующей мечтой. Он не сводил с них восхищенного взгляда, стараясь запомнить мельчайшие подробности прелестной картины, чтобы потом воссоздать ее в памяти.
— Слушай, веди себя поосторожнее, — сказала Бетти подруге.
— А что, так бросается в глаза?
— Конечно. Многие заметили.
— Ох, я ничего не могу с собой поделать.
— Дафна, ты же…
— Да знаю я!
— И что?
— Сегодня еще одна вечеринка…
— И завтра тоже. Четыре дня подряд.
— Да, Джо говорил.
Они посмотрели в сторону гавани, где стоял исполинский корабль.
— А ты не хочешь уехать с ним на дачу?
— Вот и я об этом подумала…
— Вам надо бы куда-нибудь подальше от посторонних глаз.
— Да, конечно.
«Дачей» называли ветхий дом — старую хижину на побережье, в нескольких часах езды от Кейптауна. Дафна с мужем иногда проводили там выходные, ездили туда и Бетти с Генри.
— Вот только бензин негде взять, — вздохнула Дафна.
— У меня остался.
— А гостям своим я что скажу? Вечеринка же…
— Ничего, я объясню, что у тебя кто-то из знакомых заболел. Все обойдется, не волнуйся.
— Ладно, я пойду. Разбужу Джеймса.
— Ах, вот как его зовут! — с горечью воскликнула Бетти. — Откуда ни возьмись, явился Джеймс. Кто он? Что за Джеймс? А если Джо узнает? Ему ведь обязательно доложат.
— Ничего не могу с собой поделать, — расстроенно повторила Дафна.
— Значит, скажем, что Джеймса отправили в больницу на пару дней. Он очень плохо выглядит, краше в гроб кладут. Надеюсь, нам поверят.
В садах кипели приготовления к очередной вечеринке: служанки вытирали раскладные столы, перемывали посуду, садовники развешивали по ветвям деревьев бумажные фонарики.
Сержанты еще спали. Бетти подошла к Джеймсу, который сидел в шезлонге на веранде, и сказала:
— Переодевайся в гражданское и пойдем со мной. Прямо сейчас, пока никто не проснулся.
Он послушно надел вещи брата Джо. Дафна сменила пеньюар на легкие брюки с блузкой и вызывающе распустила волосы — впрочем, к кому относился безмолвный вызов, сказать она не могла. В кухне они наскоро выпили кофе. Не обращая внимания на служанок, Дафна быстро собралась и вскоре уже вела машину к прибрежному шоссе. Джеймс молча сидел рядом.
Бетти, обуреваемая смятением, наблюдала за ними из окна. «Дафну как молнией сразило, — думала она. — Черной молнией».
Ухоженные улицы пригородов закончились, за городом начиналось прибрежное шоссе. Справа простирался океан, слева тянулись поля, виноградники и дубовые рощи. Кое-где на лугах паслись стада овец. Джеймс не отрывал от Дафны глаз.
— Прекрати, мне неловко, — сказала она, шутливо касаясь его щеки.
— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотал он, ненароком повторяя слова, сказанные ею ранее.
Дафна улыбнулась.
— А мне не смешно, — горько заметил Джеймс. — Останови машину, пожалуйста! Останови же!
Дафна свернула к бухте, где среди низких черных валунов плескали волны. Джеймс обнял Дафну за талию. Он дрожал, а его лицо… Дафне стало страшно. Вдали на шоссе показался автомобиль.
— Джеймс, послушай, давай сначала доедем до места.
— А где это?
— Увидишь.
Они снова выехали на дорогу. Джеймс все с тем же странным выражением лица глядел на лазурную гладь океана. Чайки с криком летали над волнами, по воде бежала солнечная дорожка. Горизонт был чист.
— Ненавижу море, — прошептал Джеймс. — Ненавижу. Оно нас погубит. Обязательно погубит.
— Отвернись, — попросила Дафна.
Он перевел взгляд на ее лицо, но за ней открывался вид на сияющий океан.
Они съехали с прибрежного шоссе на узкую проселочную дорогу, к забору с поломанной калиткой. За забором начинались заросли низкого кустарника, посреди которых стояла заброшенная хижина.
Дафна остановила машину, достала корзинку с едой, оставшейся с вечеринки, и эмалированный бидон с водой — Джеймс тут же его забрал. К хижине вела еле заметная тропка, петляя меж колючих кустов. Дафна отперла дверь большим ключом и распахнула оконные ставни. Солнечный свет ворвался в сумрачную комнатку с высокой кроватью, заваленной покрывалами. У бревенчатой стены стоял посудный шкаф, а посередине — деревянный стол и два стула.
— Вот, добро пожаловать на нашу дачу. Как тебе? — спросила Дафна.
Джеймсу показалось, что сейчас вся его жизнь проходит в казармах, сараях и лачугах. Дача, хижина? Что значит имя?[19] Дача, хижина, заброшенный сказочный домик в лесной чаще… Только они были не в лесу, а в низких зарослях кустарника, пахнущих солью.
Издалека слышалось шумное дыхание моря, плеск волн, бьющихся о скалы. Джеймс и Дафна переглянулись. Лихорадочное напряжение, охватившее их с первого мига встречи, не отпускало ни на секунду. Они опустились на стулья, крепко держась за руки, и молча глядели друг на друга — серьезно, задумчиво и с какой-то горькой укоризной, словно проклиная судьбу, войну, да что угодно, только не себя. Дафна дотронулась до его щеки тонкими пальцами с нежно-розовыми перламутровыми ногтями. «Если бы она и вправду жила здесь, в этой лачуге, то маникюр бы недолго продержался», — подумал Джеймс рассеянно. Эта изнеженная женщина играет здесь… во что она играет? с кем? с ним?
— Сотри эту дрянную помаду!
Дафна открыла сумочку, нашла носовой платок. Джеймс взял его и осторожно, но тщательно вытер порочно алеющие губы.
— Вот, так лучше.
— Пойдем к морю, — сказала она. — На волны поглядим.
— Зачем?
