Ирина Солодченко - МУХА НА ВЕТРОВОМ СТЕКЛЕ
– А про Саакашвили что говорят? – поинтересовался Толяныч.
– Я лично скажу так: Миша – молодец, и коррупция в Грузии практически искоренена. Сами грузины в это не верят. Но многие против Миши. Даже те, которые за него голосуют, считают, что он наделал много ошибок. Например, Каха возмущался, зачем по телевизору показывать, как приходят грузина арестовывать, а тот – в нижнем белье? Для грузина это – оскорбление. Такие ошибки простить сложно. Ведь у грузинов в отличие от нас есть понятия. И жалуется в основном старшее поколение. А я вот спрашиваю одного деда: кем вы работали при СССР? А тот: в общепите. Ну, тогда все понятно. Водитель нас подвозил один, тоже жаловался, что сын его в ментовке служил, сократили, и сын этот теперь два года дома сидит. А мы встретили одну девушку в Тбилиси, и она утверждает: работа есть. Организуй свое дело, дороги строй, в конце концов. А жалуются те, кто ждет отката к старым временам. И еще. За свои слова надо отвечать… В Грузии запрещено носить кинжалы. Но Каха считает, что их надо разрешить. Грузины за базар отвечают. Вот сидят они вот так как мы, пьют свое вино, и вдруг я вспылил, приподнялся и вытащил немного свой кинжал из ножен. И тут же засунул его назад… В принципе ничего такого… Но завтра!… Завтра меня обязательно спросят: «Дорогой, ты там кусочек кинжала, кажется, всем показал? Так объясни нам, какие у тебя для этого были основания?». И я должен объяснить… И доказать… Обосновать, что вытащил клинок не зря, потому что если не докажу, то мне кранты. И вообще, мне показалось…
Тут он достал из пачки сигарету и… Это его прямо сейчас осенило. Раньше он над этим не задумывался.
– И… со своими телками они ничем не делятся. Ни турки, ни грузины… Походу, если у них есть с чем поделиться, они с этим идут только к друзьям…
– Ну да… Так и есть…, – продолжил, чувствуя с удовлетворением, что завладел вниманием по крайней мере большинства, пусть даже и не чертового Вадика. – Я кстати, смотрел на них и думал, что вот им не нужно, как нам иметь гаражи, пельменные, туризм, рыбалки и футбол. Все эти отдушины говорят сами за себя. Это значит – убежать из-под диктата. Вечное желание искать предлог, чтобы слинять из дома означает одно: ты – несвободен. А если есть свобода, то все это теряет смысл: и гараж, и рыбалка и по горам лазить.
Вдруг раздалась тихая музыка. Вадик отстраненно посмотрел на телефон, а потом, сбросив звонок, начал со всеми прощаться, сказав, что ему пора ехать.
И тут его черт дернул:
– Подбросишь?
А вот этого никто не ожидал. За столом даже притихли, ожидая реакции. Кислый ухмыльнулся как-то совсем уж кисло. Но Вадик утвердительно качнул головой и направился к выходу.
Усевшись на переднее сидение, он небрежно развалился, показывая, что ему по фик, кто такой этот пресловутый новый лидер. По дороге разговорились о мировом футболе, кто за кого болеет. Обычный треп.
– Так ты реально стопом ездил на Балканы? – спросил Вадик, не поворачивая головы.
– Реально…
– А что так?
– Да так… Себя ездил искать…
– Ну и как? Нашел?
– Хрен знает…
Дальше ехали молча…
Вадик высадил пассажира на остановке маршрутки, и по всей вероятности, тут же забыл о его существовании.
5
На улице – май-весельчак обдает тонким запахом травы и миндаля, солнце сияет вовсю, улучшая настроение и возбуждая желание жить, что-то делать, куда-то бежать, заниматься чем-то насущным и полезным.
В общем, просто жить.
Но на повестке дня – жуликоватые доктора и деловитые медсестры с каталками… В этих серых больничных коридорах очутилась Светка по поводу операции на желчном пузыре. Хирург сразу установил таксу – 5000 грн за операцию. И точка. Жалуйтесь куда хотите. Но куда жаловаться? Времени нет. Жена сидит в коридоре, скрючившись от боли, а «реформы» в здравоохранении (т.н. оптимизация) привели к сокращению больниц. И теперь он стоит с длинным списком в руках: 30 систем для инъекций, полтонны ваты и еще много чего в расчете на полбольницы. Пытался возразить, но Светка: ты хочешь, чтобы я умерла на операционном столе?
Нет, он этого не хотел. Это было бы слишком просто и ужасно.
Внутри поселилось устойчивое ощущение, что все это не просто так. Кто-то ему помогает, кто-то дает очередную возможность собраться с мыслями. Снова передышка… Спору нет, в душе он обрадовался нежданному перекуру. Жить одному – это, оказывается, такое счастье!
Со времени возвращения из санатория супруга вела себя, как шелковая, впрочем. И по большому счету претензий к ней никаких. По молчаливому согласию оба старались восстановить отношения, как говорится, спасали брак. А тут как раз Джонни Депп развелся, и Ванесса, которая всегда казалось страшной курицей, недостойной такого крутого чувака как Джонни, выдала созвучное: "I don't have the recipe for happiness, but I think the engine is simply having the desire. It's not feeling obliged or forced or repeating yourself. I hate, for example, whenever you hear someone say: "You have work at being a couple". No, you have to want to be there».
В знак примирения, он регулярно носил в больницу передачки, а на прощание, вытянув губы трубочкой, целовал Светку в щечку, как образцово-показательный семьянин. И даже не брезговал разовыми работами, чтобы не сидеть у нее на шее. Разносил пиццу, клеил объявления на столбах, целый месяц трудился курьером.
Вот и сегодня в пакете – заботливо обмотанная полотенцем пюрешка, паровые рыбные котлетки и кисель, приготовленные собственноручно. А в палате – сюрприз. Там уже прочно обосновалась старая толстая подружка. Еще с коридора начал слушать душещипательную историю о том, как мир катится в пропасть. И без того серые стены вмиг почернели, больные попрятались под одеяла, бантик на голове медсестры опустил свои ушки. Конечно, Тетя Кошка считала свои собственные проблемы почище, чем у других. «Зато у тебя есть работа», – произносила она подчеркнуто пафосно более удачливым подружкам. Или: «Молчи… Тебя муж кормит».
– Но у тебя есть пособие, и взрослые дети. Они тебя поддержат, – слабо улыбается Светка, еще не отошедшая после наркоза и сама нуждающаяся в поддержке. Батареи в палате холодные, Послеоперационная больная зябко съеживается под тремя одеялами. Кудряшки, впрочем, аккуратно обрамляют ее бледное похудевшее лицо. Видимо, мысль о том, что мужа можно и потерять, прочно засела в ее головенке, а новые шелковые халаты и повышенная аккуратность казались ей обязательным атрибутом для возобновления отношений.
Но посетительница неумолима. С жаром повествует, как обзванивала бывших работодателей и выслушала от них: «Уходя уходи».
– А ведь говорил я тебе: «Лежи на пляже с книжкой», – попытался он оборвать скучнейший и ненужный в данной ситуации монолог. – С тем же успехом. Хотя нет… Не с тем же… С гораздо более приятным финалом. Чего колотиться?
– ВСЕ ЭТО ПРАВИЛЬНО, НО…
– Тебе легко говорить, – вдруг заступилась за подругу больная, явно с намеком.
К счастью, на этом месте в боковом кармане куртки приятно защекотал мобильник, и он как ошпаренный выскочил в коридор, а через 5 минут вернулся, загадочно улыбаясь. Необидчивый Ослик приказал срочно ехать по такому-то адресу с трудовой книжкой. И он помчался навстречу судьбе.
… Фортуна предстала в виде ООО «Укрпроволока», торговавшей гнилым товаром. Директорствовал там лет шестидесяти пяти подтянутый, молодящийся дядя Осликовской надоедливой супруги. Правда, потом оказалось, что дяде-директору всего 51 год. Женатый на молодой юристке третьим браком, Петр Леонидович зарабатывал на жизнь, перепродавая бракованную проволоку втридорога, а сертификаты распечатывал из Интернета. На этом и держался весь бизнес, крышующийся регулярными походами в баню с прокурорами.
Но для него этот гнилой бизнес стал первым шагом к свободе и независимости. Искать новых покупателей проволоки с поддельными сертификатами – дело нехитрое. Коллектив маленький, а, значит, нет необходимости отвлекаться на интриги. Бухгалтерша Дианка всю работу делала за полдня, а потом откровенно скучала. Но Петр Леонидович считал, что платит за часы нахождения на рабочем месте, а не за объем работ. И Дианка, будучи вторую половину рабочего дня на подхвате, просто не знала, куда себя девать. Так вдвоем они и проводили время в маленькой душной комнатушке, плотно обставленном шкафами, нафаршированными пыльными папками. Свободного пространства оставался лишь узкий проход к двери. Летнее жаркое солнце слепило глаза, и приходилось завешивать окно газетами, чтобы не потерять зрение. Сам же Петр Леонидович занимал точно такой по размерам кабинет, в котором стоял всего один шкаф с несколькими сегрегаторами на полках, огромный письменный стол сталинских времен и небольшой сейф. Причем, бывал в своем кабинете директор крайне редко. Бабушка-божий одуванчик убирала только у руководства, и Дианка пару раз многозначительно намекала, что до него тут работала женщина, с которой они по очереди мыли эту комнату. И она отказывается ялозить тряпками за двоих. Ключи от кабинета ему не выдали, и пришлось делать их за свой счет. Ну ладно ключи, зато после мужского разговора с директором насчет уборки, тот, скрипя сердце, поделился бабушкой…
