Евгений Рубаев - Рыбья плоть
— Я вам всем сколько говорю, что ходить по тундре, вне территории буровой строго запрещаю! Вот ваша территория: один гектар, дальше — ни шагу!
Буровики слушали его, молча курили, но, в душе думали:
— А как же охота, рыбалка?
Причём, никто, за исключением приезжих геофизиков, ни на какую охоту никогда не ходил. Если шло бурение, то все выматывались до такой степени на работе, что, придя с вахты и поев, валились, как снопы, спать. В тесной раздевалке-сушилке, спецодежда, развешанная помбурами, не успевала просыхать. На следующую вахту её вновь одевали, непросохшую, пропитанную нефтью и химреагентами. Последние — те немного подсыхали от влаги, а нефть высушить было невозможно. То и другое остро пахло техническим запахом, отчего в сушилке стоял неисчезающий смрад. Особенно трудно приходилось с обувью. Когда стояли сильные морозы, помбуры были вынуждены носить валенки. Они являлись довершением зимнего комплекта одежды, состоявшей из ватных брюк и телогрейки. По непонятной моде телогрейку шили коротенькую, едва достающей до пояса. В общем, это был весьма укороченный вариант среднеазиатского бабайского халата. Телогрейка также имела начинку из хлопка, и покрыта была и внутри, и снаружи сатином невыразительного тёмного цвета. Валенки подшивались умельцами, которых было на буровой один-два. Подшивали их приводным плоским транспортёрным ремнём. С одной стороны, это было большое благо: валенки не изнашивались, меньше промокали. Но высушить такую конструкцию было невозможно! Нарядившись в эти сырые от химреагентов доспехи, буровики брели сквозь мглу Заполярья на работу, поев борща из концентрата и второе, всегда состоящее из макаронных изделий и консервированной тушёнки. Любая попытка поварих сготовить крупяные блюда мгновенно вызывала бурю возмущения. Этот продукт напоминал кому зону, кому армию, и столовую оглашал дружный протест:
— «Кирза-а-а»!!! Ещё раз приготовишь — полетит в «амбразуру»!
Искушённые поварихи никогда не предпринимали попыток повторить кулинарный опыт с кашей!
После макарон телогрейки не грели. Особенно отвратительно холодно было верховым рабочим. Эти помбуры сидели на самой верхотуре вышки и подавали или принимали трубы внутрь буровой, где трубы стояли стоя, как карандаши. В зависимости — спуск или подъём был по технологическому процессу. Не сказать, что спецодежду выдавали редко, и потому помбуры ходили в грязных растерзанных ватных костюмах и брезентухе. Давали и хлопчатобумажные костюмы. Но в них помбуры находились между вахтами, ходили в этой одежде в столовую или играли в карты. На выходные, в город поехать, в таких костюмах было невозможно. Для этих целей существовали брюки и свитера, которые ходили по кругу, от одного отгуливавшего к другому. Эти брюки принадлежали кому-то. Но, ещё задолго до отгулов, их выпрашивали у владельца. Бывали случаи, когда на отгулах брюки рвались, тогда конфликт был неимоверный. У верхового Бобра был свой свитер. Он его носил и на вахту, и на отгулы. Перед отгулами он его стирал, поэтому в последнюю вахту он выходил всегда в телогрейке без свитера, поддев хлопчатобумажную куртку на голое тело. Всю смену он размахивал руками, охватывая себя за плечи, и покряхтывал от холода, пока свитерок сушился в котельной. Не сказать, что это был шикарный свитер, какой-нибудь исландской шерсти. Так себе свитерок! Как говорят в народе — крапивный. Стоил он в магазине эквивалентно трём бутылкам водки. Только одежду в магазине покупали весьма редко. Это была просто религия какая-то. Её можно было бы назвать «антишопинг». Спросил как-то Раф помбура Васю:
— Чего ты себе куртку не купишь? Деньги-то хорошие зарабатываешь!
— Это если бы канадскую, или английскую! С двести восьмьюдесятью заклёпками… А так, что носить дерьмо, что все носят?!
Раф невольно подумал: «Откуда у него сведения о количестве заклёпок?» — но комментировать не стал.
Рано утром бурильщик Олег разбудил Рафа:
— Начальник, вставай! Инструмент совсем не идёт из скважины! Тяну уже на весь предел по индикатору веса. Заклинка глухая!
— Наверное, уронили чего? — «на прихват», спросонья начал обвинять бурильщика Раф.
— Да ничего не роняли в скважину, вот те крест! Помнишь, те тяжёлые низа, что ещё при Фархаде оставили на забое, а потом обурили другим стволом? Вот они, наверное, и выпали, клинят инструмент!
— Ты давай, иди, расхаживай инструмент, только с промывкой, а я пока чифирну!
Олег ушёл. Раф оставил себе тайм-аут поразмышлять над прихватом: «Такую аварию — или тянуть инструмент на весь запас его прочности, или отворачиваться и спускать забойные отбойники!», — размышлял Раф. Он знал, что отбойников на базе экспедиции нет, штука это дефицитная. Надо клянчить где-то в другой конторе. На это уйдёт много времени, которого бригаде и так катастрофически не хватает. По итогам, подведённым за первый квартал, они были на самом последнем месте. Последние полтора месяца тоже не прибавили темпа. Проанализировав все эти активы, Раф сказал сам себе: «Надо тянуть!» и пошёл на буровую. Дизеля издавали синкопический рёв, когда талевая система брала нагрузку. Олег насиловал лебёдку от души. Какие бы там ни были обстоятельства, авария была на его вахте, и он хотел любыми способами освободить инструмент. Раф подошёл к посту бурильщика, посмотрел, как пишет циркуляцию индикатор веса, как бесится верньер, и сказал:
— Дай-ка я! Сколько собственный вес?
— Пятьдесят пять делений! — сказал Олег.
Потом Раф, примайнав натянутые трубы-инструмент до номинала веса, обратился к собравшимся помбурам:
— Идите, попейте чайку!
— Да мы сейчас в дизельной заварим! — загомонили помбуры.
— Нет! Вы идите в вагончики, попейте, и дизелистов с дизельной тоже захватите!
Буровики поняли, что затеял их молодой командир. Но это был его выбор. Об этом решении суеверно молчали. Потом их внимание привлекла вновь появившаяся черная собака, которая подошла к началу мостков. Она сидела, как и положено ей, по-собачьи, глядела в створ ворот, как бы на Рафа. Помбуры с гиканьем погнались за ней, и она, гонимая, вскоре растаяла в утренних сумерках. Помбуры восхищались:
— Вот пёс! Неуловимый! Когда поймаем, давайте его есть не будем, пусть поживёт на цепи!
За обсуждением этой вероятности они скрылись в вагончиках. Раф талями буровой натянул два собственных веса труб. Шкала индикатора веса была нелинейная и чтобы подсчитать собственный вес, необходимо было производить примитивные расчёты. Раф знал, что по техническим правилам ему можно натянуть нагрузку только свыше половины веса инструмента. Мало того, что он натянул в два раза больше положенного, он ещё и задумался: «Не подтянуть ли ещё!»
В это время звуковая волна просто контузила его! Ему показалось, что время остановилось, и над ним пронёсся смерч! Когда он пришел в себя, буквально несколько мгновений спустя, он понял, что вышки вокруг него нет! Он стоит на чистом ровном полу, словно прибранном сверхмощным пылесосом. Только свист сигнального свистка, установленного внутри дизельной, заваленной обломками вышки и трубами, ранее стоявшими внутри вышки, напомнил ему, что он находится в реальности. Раф, ни секунды не раздумывая, быстро побежал к рации. В командирский бурдомик. Там по рации соединился с конторой экспедиции. Ему необычно быстро ответил главный инженер. Раф не знал, что установили новую функцию: переадресация на домашний телефон. Раф обратился к нему без приветствия:
— Иван Петрович! Вышка упала!
— Как упала?!
— Обрушилась!
— Ну — у… хорошо!.. — На том конце связи щёлкнуло и всё стихло. Раф попытался встать с кровати, на краю которой он сидел. Но не смог! Ноги, колени, не поднимали его. Такого чувства бессилия он не испытывал никогда! Через минуту раздался зуммер рации.
— Воравейская слушает! — ответил Раф.
На том конце связи раздался голос главного инженера:
— А никого не убило?
— Нет, все целы!
— Ну, ладно!
Рация опять щёлкнула на выключение. Через какое-то время опять раздался зуммер.
— Воравейская слушает! — снова ответил Раф.
Опять радировал Главный инженер:
— Никого к обломкам не подпускать! Скоро будет комиссия!
В этот момент у Рафа включились все органы. Он моментально вскочил, достал из-под шкафа «секретный» самописец приборов, заложил в него чистый бланк диаграммы нагрузки и лихо нарисовал от руки диаграмму, как если бы он расхаживал инструмент как положено по инструкции, регламентирующей ликвидацию аварий на глубоких скважинах. Подделав все надписи, Раф моментально занырнул в обломки разрушенной буровой. Пролез между дизелей, перелез через коробку перемены передач, открыл дверку самописцев и заменил диаграмму. Потом подвернувшимся под руку обрезком трубы разбил стёкла, защищавшие самописцы. Когда он вынырнул из обломков, свист сигнала уже иссякал. Воздух в ресивере, наверное, кончался.
