Юрий Козлов - Воздушный замок
Ему было скучно. Он не понимал, зачем Юрка сюда пришёл. По своему простодушию Саня считал, что если не собираешься предлагать девушке руку и сердце, нечего к ней и в гости ходить, а тем более насмешничать. На обратном пути он всякий раз высказывал эту мысль Юрке, на что Юрка вполне резонно замечал: «Что ж мне, всё время дома сидеть? И потом, ты мог бы и не идти!»
Саня огорчённо вздыхал. «Хватит быть у него на поводу! — думал он о своих отношениях с Юркой. — Почему всё время он решает, а я только слушаюсь?»
Но через пять минут Юрка хлопал Саню по плечу, говорил какую-нибудь глупость — и Саня забывал про своё стремление к независимости.
Вскоре про Саню в институте начали распространяться всевозможные слухи. Одна девушка, например, утверждала, что видела Саню в театре с известной артисткой, другая зачем-то наврала, что при ней пьяного вдребезги Саню бородатые швейцары изгоняли из кафе «Московское», где он с утра пил запоем вместе с какой-то рыжей тёткой. Второй сокурснице поверили сразу, а театралке заявили, что она обозналась. Не мог Саня быть в театре. Да ещё с известной артисткой!
Слухи эти были реакцией на Санино поведение в гостях. Юрку прощали, считали, что он окружён красавицами на стороне, а вот чего Саня нос воротит — ходит вдоль книжных полок и зевает, — было совершенно неясно…
Саня часто вспоминал тот день в совхозе, когда белокепочный вор-бригадир пытался угнать в Москву машину картошки. Ночью было не по-осеннему тепло, и жёлтая, словно из засахаренного мёда, луна висела над самым крыльцом, где сидели и разговаривали Саня, Юрка и ещё два парня-однокурсника. Осенняя звёздная ночь шелестела яблоневыми садами, робкий ветерок лизал луну, тлели огоньки сигарет. Глаза упорно закрывались, но Саня не давал себе заснуть. Говорили о женщинах…
— Ребятки, это не разговор… — неожиданно засмеялся Юрка. — Это какое-то состязание в пошлости.
Все в изумлении посмотрели на Юрку, ещё пять минут назад изощрявшегося не хуже других.
— К чему речь веду, — икая, пояснил Юрка. — Мораль читать не собираюсь… Скучно… Одно и то же, одно и то же…
— Ты давай чего-нибудь новенькое расскажи! — предложил один из парней.
— Не надоело ещё похабщину слушать? — Юрка поднялся с крыльца и потянулся.
Получилось так, что Юрка вылетел из этого разговора ангелом, а все остальные остались сидеть в грязи, как свиньи. В комнате сурово молчали, а Юрка аккуратно развешивал на спинке кровати свою одежду и посмеивался. А когда погасили свет и койки начертили на полу и стенах разные теневые геометрические фигуры, Юрка сказал:
— На сон грядущий надо о возвышенном говорить! О первой любви! Об идеальной девушке!
— Заткнись! — угрюмо сказал кто-то.
Юрка вздохнул.
— Идеал, наверное, равнозначен тому, кто его создаёт… Поэтому никто не хочет о нём говорить… Его баюкают в мечтах…
Юрка захрапел сразу, а Саня долго не мог заснуть.
«Как же так равнозначен? — недоумевал Саня. — Когда тебе кажется, что ты одинок, забыт, покинут — вот когда начинаешь думать об идеальной девушке, которая не обманет, не бросит, не предаст! Вот когда наступает время истинной любви! Ах, как хочется тогда любить! — думал Саня. — Кажется, встреть любимую, и катись всё к чёртовой матери! Ведь идеал, — думал Саня, — самим тобой выдуман и хотя бы уже поэтому тебе не равнозначен! Потому что всегда желаешь себе лучшего!»
Оспорив таким образом храпящего Юрку, Саня спокойно заснул.
Иногда, скучая на лекциях, Саня обводил ленивым взглядом институтских девушек. Закончив беглый осмотр, он горько вздыхал. Саня перефразировал известную поговорку насчёт пророка в своём отечестве: «Не встретишь любимую в собственной группе…» Неизвестно, как насчёт Юрки, а про Саню сокурсницы придерживались такого же мнения.
Девушку-идеал, однако, на которой и жениться не грех, баюкали в своих мечтах и Юрка и Саня.
У Юрки это была высокая стройная блондинка (не ошиблись институтские девушки!) с голубыми глазами и прямым греческим носом. Говорила блондинка редко, но умно. По пустякам не болтала. Под руку ходить ненавидела, однако любила, когда Юрка обнимал её за плечи. Была сдержанной, но искренней, Юрку боготворила. К родителям своим блондинка особенной привязанности не испытывала. Она сама по себе, родители сами по себе. Юркино стремление пореже встречаться с её родителями поддерживала полностью. Она удивительная и экономная хозяйка. Завтрак — омлет с гренками, кофе. Обед — салат, бульон, пельмени. Ужин — варёная картошка и ветчина с хреном. Просыпается она раньше Юрки, встаёт тихо, стараясь его не разбудить. В их доме всегда чисто, как в церкви. Юрка проснётся, а на стуле его ждёт выстиранная и выглаженная рубашка.
Санин идеал был куда менее детализирован, а такие вещи, как завтрак, обед и ужин, были ему вовсе неизвестны. Сане почему-то казалось, что едой должна заниматься мама. Кому, как не ей, знать, что Саня ест на завтрак? Не мог Саня представить себе любимую в фартуке, хлопочущую у плиты, где подгорают котлеты. Цвет волос и глаз любимой были вовсе не определены. Не знал Саня и какого роста она будет. Можно ниже, можно с него, а можно повыше… Ничего в этом страшного нет. Так считал Саня. «Главное, чтобы она меня понимала… — думал Саня. — А я её любил…» Он собирался любить эту неизвестную девушку всю жизнь, быть всегда ей верным, исполнять любые её желания. Короче говоря, при определённых стечениях обстоятельств Саня мог жениться на любой девушке. Сокурсницы это чувствовали. Они утверждали, что Андронов готов цепляться за кого угодно — ему всё равно. А отошьют его — он утрётся и снова начнёт свои безнадёжные ухаживания…
Пришла пора сдавать сессию. К этому времени Саня отрастил ушкуйничью бороду во все щёки, а волосы у него теперь чуть-чуть не доставали до плеч. Никто не знал, зачем он это сделал (даже с длинными волосами Саню нельзя было назвать модником), и все советовали подстричься, но Саня из-за непонятного своего упрямства так и продолжал ходить с длинными волосами. И когда он выходил в прихожую встречать маму, вернувшуюся с работы, она ставила раздутую сумку на пол и спрашивала: «Опять не подстригся?» Саня смотрел на гравюру, изображающую машину будущего, и помалкивал. Саня думал, что неплохо бы проехаться на такой машине, где стёкла голубовато туманятся, сиденья пружинят, скорость невообразимая — воздух обтекает лакированные бока машины и только посвистывает сзади от зависти и завивается невидимыми бурунчиками.
— Мне-то что… — продолжала мама. — Как в институте терпят эти твои патлы? Неужели так трудно сходить в парикмахерскую и подстричься?
С одной стороны, Санина строптивость маму раздражала, а с другой — она казалась ей признаком нарождающейся зрелости сына. Мама с грустью думала, что когда-нибудь Саня женится и им будет командовать чужая девица. Санина мама считала, что брак в первые годы — это борьба характеров, и она была уверена, что в этой борьбе Санин характер потерпит сокрушительное поражение.
А Саня о браке совершенно не думал. В зимние каникулы он собирался поехать с Юркой в Ленинград, чтобы там как следует отдохнуть после тягот и забот сессии. Саня смутно представлял себе, что они будут делать в незнакомом городе, но всё равно он отверг папино предложение поехать на дачу в Расторгуево. Отверг расторгуевские синие зимние вечера, матово-красное солнце, садящееся прямо на сосны, барабанную дробь одиночки дятла, скрип лыж, накатанную лыжню, петляющую между сосен, цепочку заячьих следов на целине, вороньи крестики под деревьями, лисий рыжий хвост в еловых ветках… А вечером — горячий чай с вареньем, в девять часов глаза уже слипаются — спать. Всё это было замечательно, но повторялось каждый год, а Сане хотелось чего-нибудь другого. Юрка Тельманов звенел ключами, как колокольчиками, и говорил, что у них в Ленинграде будет двухкомнатная квартира на проспекте Гагарина, что в Ленинграде у него полно друзей, с которыми он познакомился когда-то давно на юге, а у друзей полно знакомых девушек. «А музеи какие там! А архитектура!» — восклицал Юрка. Санины щёки начинали розоветь сквозь бороду. «Чего захотим, то и будем делать», — обычно добавлял в конце Юрка.
— Билеты, билеты надо заранее заказать, чтобы потом в очереди не стоять, — волновался Саня.
— Закажем, — отвечал Юрка. — Вот первый экзамен сдадим и закажем…
Саня в последнее время испытывал странное чувство, что мысли его — стая птиц, внезапно разлетевшихся в разные стороны. Каждая птица-мысль летит куда ей вздумается, а собрать их обратно в стаю и заставить обдумать что-то конкретное нет никакой возможности.
Поэтому в спорах с Юркой Саня всегда оказывался побеждённым. У Юрки даже была присказка: «Это надо обдумать». Он садился на подоконник, сжимал руками виски, и Саня с благоговением смотрел на мыслящего товарища. Ничто не могло в такие минуты отвлечь Юрку от обдумывания.
