Дмитрий Тростников - Прямой эфир
«Этот гондон мне уже за три месяца должен гонорары, и все обещает», — разъярился фотограф. Но посоветовал Андрееву пройтись по дешевым питейным заведениям в районе Центрального рынка. Такой рейд оставался единственным способом, дававшим слабый шанс Шестакова разыскать.
— Деньги у него после выборов есть, — пояснил фотограф. — Мобильник у него отключен с тех пор, как деньги появились. Встретишь — скажи, если на неделе денег не занесет, больше от меня ни одной фотографии никогда не получит, — напутствовал Андреева фотограф.
На улице к ночи поднялся свирепый ветер, и мороз крепчал с каждым часом. Первая рюмочная, до которой добрался Андреев, стояла полупустой. Это было вполне подходящее для Гены дешевое заведение. Здесь витал неистребимый запах завалявшихся очисток вяленой рыбы. И задешево наливали людям, которых не страшит отравление паленой водкой.
Шестакова здесь не было. Средних лет буфетчица, в опухших глазах которой читалась хроническая ненависть к своей жизни, и к чертовым алкашам — посетителям заведения, не была настроена отвечать на вопросы — она перекрикивалась о чем-то с кухней.
Стас отправился к следующей забегаловке, располагавшейся в двух кварталах отсюда. Морозный ветер ошпаривал лицо. Два квартала оказались непростым расстоянием.
По сравнению с улицей пельменная «Гуси-Лебеди» показалась даже уютной. Громко звучали энергичные аккорды попсовой группы «Мираж». Барменша здесь была помоложе, и еще не считала свою долю безнадежной. С мороза Стас позволил себе купить выпивку и спросил про Шестакова. Контактная барменша поняла, о ком идет речь только, когда Стас сообразил, что у Генса последнее время не хватало переднего зуба.
— Шебутной такой?! — вспомнила она. — Пьяный норовит мне стихи читать. Какого-то Саши Черного, собутыльник небось, — хохотнула барменша.
Но сегодня Генс не появлялся и здесь. На прощание барменша, явно симпатизируя приличному посетителю, посоветовала зайти еще в «стекляшку» — небольшой павильончик через две остановки отсюда.
Стасу ужасно не хотелось снова выходить на мороз. Внутри блаженной волной растекался дешевый коньяк, обещая, что скоро теплая лампочка зажжется и в мозгу. Поиски Шестакова выглядели все более безнадежным мероприятием. Может все пустые страхи? Ведь не факт, что Гене что-то угрожает? И Стас — не мать Тереза.
В «стекляшке» Генса тоже не оказалось. Барменша вообще отказалась разговаривать с Андреевым. И он подошел со своим вопросом к компании, пьющей за крайним столиком.
— Так он пять минут, как ушел, — сказали пьяницы, когда поняли о ком спрашивает Андреев. — Вон, расплатился, — и указали на мятую сторублевку, лежащую на мокром столе. В полной окурков пепельнице еще дымился «бычок» оставленный Шестаковым. К такому «облому» Андреев не был готов.
— Сильно он пьяный? — спросил Стас.
— Да не очень, — на удивление дружелюбно ответили ему собутыльники Шестакова. — Пиво в основном пил. К водке почти не притронулся. К какой-то своей бабе собирался.
Чтобы спокойно привести мысли в порядок, Стас сел за соседний столик и заказал еще порцию водки. Отыскать Генса у какой-то безымянной подруги было не реально. Переведя дух, Андреев решил, что, в общем-то, бегал по морозу не совсем бесполезно. Во-первых, убедился, что засранец Генс жив и здоров. Во-вторых, раз тот отправился к подруге, значит там его не найдет никто, и с Генкой все будет в порядке, как минимум до завтрашнего утра. А завтра, на свежую голову, Стас решит, стоит ли ему и дальше искать Шестакова, чтобы предупредить об опасности. Или угроза ему только мерещится. После того, как нападали на него самого, нет ничего зазорного в том, чтобы лишний раз позаботиться о безопасности других.
Андреев вернулся на мороз, и шел вдоль улицы, пытаясь поймать такси. Как обычно в лютую погоду машины с оранжевыми шашечками все куда-то пропали. В пятне света от редкого фонаря на противоположной стороне улицы еще один прохожий стоял, призывно встряхивая рукой.
Его фигура показалась знакомой. Ветер сыпанул новую порцию снега прямо в глаза Стасу. Кое-как смахнув снег, и выбитые им слезы, Андреев узнал «голосующего» на другой стороне.
— Генс!.. — заорал Стас, стараясь перекричать ветер, и заспешил на другую сторону улицы через снег, комьями наваленный у обочины.
— А-а!.. Наш знаменитый голубой экран! Какими судьбами занесло в наш неблагополучный район?.. — осклабился щербатой ухмылкой Шестаков.
— Ты зачем Марку звонил, дурак! — набросился на него Стас. — Он тебя самоубийцей назвал. Если начнешь шантажировать Щукина или Семеныча — они же тебя просто убьют?..
— Ты что, в долю хочешь? — не понял Генс.
Обозленный Андреев попытался объяснить, какую безнадежную игру тот затеял и какой опасности подвергается. Что денег ему не дадут, а просто грохнут и никто ничего не узнает.
— Это ты верно подметил! — кивнул Генс. — Никто не узнает, — пробормотал он, роясь в каком-то внутреннем кармане. — Вот! Возьми, — и он протянул Андрееву что-то размером с одноразовую зажигалку.
Это оказалась флешка. Довольно ободранная и неновая.
— Зачем? — не понял Стас.
— Сохрани, — невозмутимо предложил Генс. — Там статья, уже написанная, и звуковой файл. Я сегодня пьяный, потерять могу, выронить. А у тебя сохраннее будет.
Заметив, как Стас отшатнулся, Шестаков только расхохотался.
— Бери, не ссы! На тебя, Андреев, никто не подумает. Вообще, имей в виду, если хочешь спрятать такие файлы, лучше — где-нибудь в Интернете. Он большой, хрен найдут. Если не заплатят, завтра в блоге выложу, как и обещал. На крайняк — послезавтра… Ну, а если меня правда, грохнут — ты расскажешь, назло врагам. Ты парень честный. Пусть у тебя хранится…
Кое-как загораживая лицо от обжигающего ветра, взбешенный нелепостью ситуации, Андреев зло подумал: «Что ж они все меня сегодня взялись секретами грузить? Нашли тоже банк данных».
Генс еще несколько раз махнул рукой, но редкие машины и не собирались останавливаться.
— Ладно, пойду я. Срежу по диагонали через дворы… — двинулся в сторону Шестаков, но передумал и остановился. — Слышь, Андреев, будь человеком, займи хотя бы полтинник? Край надо. Завтра отдам, когда за флешкой к тебе приду… Честно…
Четвертая серия
«Профессионал»
26.Шестакова нашли в четверг. Точнее — его подобрали на улице еще в ночь на среду, без сознания, с тяжелейшим обморожением, без документов. Так и привезли в городскую больницу «Скорой помощи». Он находился в коме, которую врачи связывали с последствиями переохлаждения организма. Вероятно, пьяный упал и заснул на улице в самый мороз — хотя не исключали и какие-либо черепно-мозговые травмы или ушибы. Через день стало ясно, что ампутация ступней ног неизбежна, и их отрезали, хотя Генс не приходил в сознание. К пятнице, в почерневшем «овоще-ампутанте» кто-то по чистой случайности опознал скандального журналиста.
Новость разнеслась моментально. Но довольно вяло обсуждалась в городском журналистском сообществе. Многие, кто знал Шестакова, признавали, что последнее время он уже так пил, что дело шло к несчастью. Все сходились на том, что каким бы говном ни был Генс — досталось ему несоразмерно грехам. Такого бедолаге не желал никто. Местный Союз журналистов даже начал организовывать акцию в поддержку пострадавшего коллеги. Один предлагал сдавать кровь, другой предлагал собрать деньги, третий — написать коллективное письмо в администрацию с просьбой выделить инвалиду коляску с мотором. В какой-то момент спохватились, что никто не знает — есть ли у журналиста родственники. Просто никто никогда не задавался вопросом — как и чем жил Шестаков.
Друзей у него не водилось. Тех, кто поначалу к нему относился нормально, Генс сам отталкивал, написав какую-нибудь пакость, или назанимав денег без отдачи. Поэтому сочувствие к нему было формальным, искренне Гену не жалел никто. И между собой потихоньку признавали, что после таких увечий бедняге, может быть, лучше и не выходить из комы, а тихо умереть и не мучиться.
Андрееву тошно было от всех этих обсуждений. Он побывал в больнице у Шестакова одним из первых, сразу, как только узнал о несчастье. По меркам «обезьянника», как медики между собой именовали больницу «скорой помощи», куда свозили пострадавших бомжей и нелегалов-гастарбайтеров, о Шестакове заботились, как могли. Андрееву удостоверение руководителя телевизионной инфомационной службы позволило прорваться в реанимационную палату.
Врач подтвердил подозрения Стаса. Беда произошла с Шестаковым ночью, вскоре после того, как Андреев пытался найти коллегу и предупредить, но тот не внял голосу разума. Насчет того, сам Гена упал в переулке или на него напали, врач только пожал плечами.
— Явных признаков насилия — переломов или значительных гематом мы не обнаружили. А вообще-то организм вполне соответствует алкогольному образу жизни. Драки для такого контингента дело обычное. А тут влажный некроз, чтобы было понятнее — восходящая гангрена. Процесс развивался бурно. У нас не было другого выхода, кроме ампутации — он слишком долго пролежал на морозе. Я бы и не подумал, что это известный журналист, бомж, как бомж. Вот тяжелую степень алкогольного опьянения, в котором его привезли, я готов вам подтвердить…