Роберто Арльт - Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы
«Долг! Где тот Идеальный Человек, который выполняет свой долг? Где Женщина, которая выполняет свой долг?
Мелкие душонки, тщедушные тела, богобоязненные умы. Эти люди, что ли, поборники долга?
Наверху — строят линкоры те, кто плюет на долг. Внизу — спят в свинарниках те, кто выполняет свой долг. Долг тех, кто внизу, — выполнять программу, начертанную для них теми, кто наверху. Разве хоть раз те, кто внизу, выработали сами для себя программу, определяющую их долг?
Они живут. И все. Двигаются машинально, как муравьи. По установленному раз навсегда маршруту. Дом, учреждение, учреждение, дом. Кафе. Из кафе — в бордель. Из борделя — в кино. Один и тот же маршрут. Одни и те же движения. Одни и те же мысли. Мы выполняем свой долг. Мы — порядочные люди. Мы — девственницы! Мы выполняем свой долг. Мы уважаем наших матерей, наших жен, наших сестер, наших детей. Мы добродетельны. Мы выполняем свой долг! Точь-в-точь как муравьи. То туда, то сюда. Они живут. Это и есть жизнь. Нет ни одного труса, который не похвалялся бы доблестью единственно потому, что он выполняет свой долг. Я женюсь на Ирене. Да, женюсь, невзирая на сына, на жену, на общество и на господа бога. Жена пусть возьмет себе любовника, мужа или кого там еще. Пусть сын мой станет бандитом, святым — кем захочет. Он — мужчина, он наделен разумом, и у жены тоже есть разум».
Автомобиль остановился. Бальдер выходит на дорогу, куда ни кинешь взгляд, повсюду снежная равнина. Вдалеке виднеется лес, и небо над ним отливает изумрудным льдом. Бальдер садится на подножку, ноги его тонут в снегу; он подпирает голову руками, устремляет взор в рыхлую белую пелену и думает:
«Устал я от этого однообразия. Не могу больше. Каждое движение, каждое слово Элены я угадываю наперед. Я знаю, как она раздевается, как улыбается мне, как ложится со мною рядом, как целует меня до нашей близости и как после этого. Я устал, мне ее жаль. Я сочувствую ее благородным понятиям о жизни, ее порядочность меня умиляет. Вместо того чтобы обманывать меня, заведя себе любовника, она вся уходит в заботы о сыне. А завтра этот сын, ради которого она гнет спину над швейной машинкой, встретит дурную женщину, та скажет ему: „Твоя мать ко мне придирается, житья не дает“ — и он оставит мать из любви к этой самке.
Но тогда — что же такое жизнь? Жестокая кровопролитная свалка? Беспощадная битва?»
На спину Бальдера медленно падает снег, и он засыпает, сидя на подножке «хадсона» посреди заснеженных полей в Стране Возможностей.
Во имя нашей морали
елтеет луна в зеленоватом нимбе. Розоватые и серые глыбы небоскребов — на фоне такой густой тьмы, что ночь кажется горой, пронизанной светящимися дырочками.
Огненные буквы «GOOD YEAR» под рекламным плакатом, на котором сиреневая девица в сопровождении двух кабальеро во фраках и шляпах подходит к раззолоченному подъезду, держа под мышкой две пачки печенья. На балюстраде ресторана алый паук плетет зеленую паутину на синем сосуде для мате[35]: «ПЕЙТЕ МАТЕ „НЬЯНДУТИ“». Бальдер нетерпеливо расхаживает по тротуару вдоль газона, красного от цветущей марены, на площади Ретиро. Обернувшись, видит, что к нему быстрыми мелкими шажками идет Зулема. Бальдер направляется ей навстречу, склонив голову, она протягивает ему руку, пристально смотрит в глаза и восклицает мелодраматическим тоном, за которым скрывается любовь к чужим сердечным делам:
— Я знаю все.
Бальдер картинно потупляется, а сам думает: «Терпение, надо играть свою роль». Потом подбоченивается и качает головой, словно осуждая кого-то другого:
— Что за судьба у нас, Зулема, что за судьба! Вы мучаетесь с мужем, неспособным понять вашу тонкую душу, я несчастен с женщиной, у которой сердце тверже камня. Как мы несчастны, Зулема! Как несчастны! Не зря свела нас судьба. Мы брат и сестра, Зулема, брат и сестра в наших страданиях.
Зулема кивает на зеленую скамью:
— Сядем. Вчера вечером ко мне пришла Ирене. Глаза у нее опухли от слез.
— И вы, Зулема?..
— Я не могла этому поверить. Так ей и сказала: не может быть… Бальдер — порядочный человек…
— Совершенно верно… Как раз потому, что я порядочный человек, я и сказал ей, что женат. Как вы думаете: если б я ее не любил, я бы в этом признался? Зачем?
Зулема понимающе кивает головой, а Бальдер думает: «И эта несчастная, которая наверняка обманывает мужа с двумя-тремя любовниками, имеет смелость требовать у меня объяснений!» Но вслух ничего не говорит.
Брусчатая мостовая отливает бронзой. Огненные буквы гаснут, и гранит приобретает темный фиолетовый блеск. Бальдер понимает, что надо произнести какую-нибудь эффектную фразу, и восклицает:
— Скажите, Зулема, разве наша встреча не была предопределена роковой волей звезд?
Она, положив руки на колени, все время изучает лицо Бальдера. Он сидит на свету, а лицо Зулемы остается в тени, и ему ясно, что она его разглядывает, поэтому он старается изобразить на своем лице горестное смущение, хотя ничего подобного не испытывает.
Зулема говорит:
— Быть может, вы и Ирене — две души, которые знали друг друга в той, другой жизни. Это не выходит у меня из головы, Бальдер. Вам нужно жениться на Ирене. Оставить ту женщину.
— Конечно… именно так я должен поступить…
— Вам, Бальдер, как и мне, необходимо жить духовной жизнью. Кто может понять вас лучше Ирене? Если бы вы слышали, как она играет на фортепьяно! Эта девочка — чудо! Я не преувеличиваю, Бальдер, чудо. А за кого же ей выйти замуж, как не за интеллигентного человека? Правда, она, Бальдер, не в обиду вам будет сказано, могла бы рассчитывать на большее… гораздо большее… Она дочь подполковника. Они очень приличные люди, Бальдер.
Бальдер читает рекламу: «Современная вилла — Строительная контора. Доверьте нам постройку вашей виллы». Автомобили объезжают железную колонну в центре площади, несколько пассажиров бегут по тротуару к вокзалу, на секунду наступает затмение, из-за того что одновременно гаснут три световых рекламных щита. Бальдер смотрит на неподвижную звездочку в грязном небе и задумчиво повторяет:
— О да, наши души, наверно, знали друг друга еще в той жизни.
Одновременно про себя произносит другие слова: «Сомнений нет. Бабенку подослали, чтобы она изучила беспредельность моей глупости».
— Вы должны решиться, Бальдер. Не теряйте времени. Если вы искренне любите Ирене, а я в этом не сомневаюсь, вы должны оставить ту женщину, — «та женщина» — жена Эстанислао. — Как бы обрадовалась Ирене! Как бы обрадовалась! Вы не представляете, Бальдер, какая это была бы радость для бедной девочки! Она такая добрая!
— О, я знаю, знаю…
— Я сама, клянусь вам… Мне остался один шаг до развода. Да. Понимаете, если я не бросаю Альберто, то из одной только жалости, ведь он почти слеп; но как он холоден, боже мой, как он холоден! Ведь я вся — сплошное чувство, и когда я прихожу домой, мне кажется, что я попадаю в холодильник. Вот именно, Бальдер, в холодильник.
Бальдер почти не слушает ее. Он проводит воображаемую прямую между местечком Тигре и своим желанием. Прямую в сорок километров сквозь толщу каменных стен и сооружений.
Он вздрагивает: оттуда, из каменного дома с дубовыми дверями и цветастыми обоями, глаза Ирене бьют током по нервам, и горячая волна желания пробегает по его телу. Смутный призыв отдается сладким замиранием в чреслах и пригвождает его к зеленой скамейке перед рекламным плакатом с алыми буквами «Good Year». Розовые и серые глыбы небоскребов на фоне горы, прорезанной светящимися отверстиями. Пространство плывет по кругу перед его глазами. Ирене зовет его в свои объятия, посылая сигналы на коротких волнах. Бальдер справляется с волнением и начинает изучать структуру механизма, приводимого в движение сидящей рядом с ним самкой с короткими ногами и дерзким взглядом. Он видит Зулему как бы сквозь сон, а та восклицает:
— Ах, какая из вас получится парочка! Ей — семнадцать, вам — тридцать.
— Как Ирене?
— Я ее успокоила… Но пришлось все рассказать мужу…
— Ах да… И что же он сказал?
— Сначала всполошился… Потом, когда я сказала, что вы человек порядочный, успокоился. Учтите, он очень любит Ирене, потому что был знаком с подполковником.
— Рука судьбы!..
— Послушайте, Бальдер… Мне кажется, для спокойствия Альберто — вы же знаете, каковы мужчины — неплохо бы вам приехать в Тигре и поговорить с ним. Вы знаете, Альберто очень добрый и вполне может вас понять.
Эстанислао думает:
«То был бесчувственным скотом, а теперь стал человеком отзывчивым. В чьи руки я угодил? Это же шайка мошенников».
Бальдер вперяет взор в трамвай, карабкающийся вверх по асфальтированному склону, вожатый в освещенной кабине, расставив руки, орудует на повороте регулятором и тормозом, звучат три удара бронзового колокола, и Эстанислао, глубоко вдохнув влажный воздух, решается сделать ход в игре:
