Бен Элтон - Слепая вера

Мало-помалу подгулявшим девицам надоело ждать от своих жертв хоть какой-нибудь реакции, и они потеряли к ним интерес. Тишина вернулась, но не принесла покоя. И эту ночь, уже которую по счету, Траффорд провел без сна, а по рыданиям, доносящимся из спальни, ему было ясно, что не спит и Чантория.

На следующий день был физиприс, так что Траффорду пришлось встать, кое-как позавтракать и собраться в Госбанд. Дети умирали настолько часто, что это не могло служить оправданием для неявки на работу. Наоборот, считалось, что люди должны быть рады возможности поделиться с со­служивцами своим горем.

Когда Траффорд собрался уходить, Чантория все еще лежала в постели.

— До вечера, — сказал он, отпирая дверь. — На обратном пути куплю чего-нибудь перекусить, ладно? Если, конечно, ты сама не хочешь дойти до магазина.

Чантория повернулась и посмотрела на него пустым взглядом. На мгновение Траффорд расте­рялся. Такой Чантории он еще никогда не видел. Она была похожа на зомби.

— Да нет, я ничего, — торопливо добавил он. — Пожалуйста, могу и сам купить. Просто подумал, вдруг ты захочешь чем-нибудь заняться, чтобы не сидеть весь день дома.

Чантория по-прежнему не отвечала. Ее лицо все больше и больше казалось Траффорду лицом трупа.

— Ну, — сказал он наконец, — я пошел. По­звони, если что-нибудь понадобится.

Когда он взялся за ручку двери, она заговорила.

— Мы это заслужили, — сказала она стран­ным, лишенным выражения голосом.

— Прошу тебя, Чантория. Не надо.

— Мы бросили вызов Богу.

— Никому мы ничего не бросали...

— У него свои планы, а мы пытались его пере­хитрить. И он нас за это наказал.

Траффорд собирался в очередной раз воззвать к ее здравому смыслу, но один взгляд на бледное, безжизненное, лишенное всякого выражения лицо куклы, которая когда-то была его женой, убе­дил его в том, что это бесполезно.

— После работы сразу вернусь домой, — ска­зал он.

Когда Траффорд явился в офис, там уже под­жидала его Принцесса Любомила, горящая жела­нием отомстить за все свои недавние унижения. Траффорд ожидал неприятностей, но его удивило то, какую форму приняла ее первая атака. Прин­цесса Любомила обрушила на него удар в прямом, а не в переносном смысле. Она пересекла комнату и влепила ему пощечину со всей силой, на какую только была способна ее слоновья ручища.

— Ах ты крысеныш! — заорала она. — Из-за тебя над нами смеется весь Израз! Я получила, наверно, уже целую тысячу электронных писем!

Я говорила всем, что на нас снизошла милость Божья, что у нас на этаже свой пророк! А теперь чуть не сгорела со стыда! Вот что я тебе скажу, по­ганец: больше я с тебя глаз не спущу. Один невер­ный шаг, и ты труп!

Ничего не ответив, Траффорд двинулся к своему столу. По дороге он прошел мимо Кас­сия, получив от него еле уловимый сочувствен­ный кивок. Сандры Ди не было видно.

Всегда готовая поймать кого-нибудь на прояв­лении слабости, Принцесса Любомила заметила, как Траффорд озирается.

— Да-да, — прошипела она, — я гляжу, у этой сучки, к которой ты клеился, не хватило духу сюда показаться. И правильно: она ведь знает, что я и ее достану. Признайся честно, теперь ей с тебя пользы как с козла молока, верно? Потому что те­перь Богу-и-Любви на тебя плевать!

Траффорда огорчило отсутствие Сандры Ди: он надеялся увидеть ее, надеялся, что ее ободря­ющая улыбка поможет ему пережить этот день. После смерти дочери любовь к Сандре Ди ос­талась в его душе единственным чувством со знаком плюс. Конечно, эта любовь не могла заполнить вакуум, оставленный Мармеладкой Кейтлин, тем более что Сандра Ди не отвечала Траффорду взаимностью, но он все равно рад был бы ее увидеть.

Странно, подумал он. Где она может быть?

Едва он задал себе этот вопрос, как открылись двери лифта и оттуда вышли двое полицейских в сопровождении чиновника из Храма. Они на­правились прямо туда, где сидел Траффорд, но лишь увидев их перед своим столом, он осознал, что они пришли за ним.

— Траффорд Сьюэлл, — сказал церковник, — вы арестованы за преступления против веры.

Траффорд невольно обернулся, чтобы кинуть взгляд на Кассия. Лицо его старшего друга окаме­нело от страха.

36

После того как Траффорд ушел на работу, Чан­тория обрила себе голову. Потом надела самое белоснежное из своих бикини и нимб, которым еще недавно так гордилась, только теперь пере­вернула его вверх ногами. Затем Чантория пошла в "Потаскушку Долли" и купила там маленькую плетку-девятихвостку, предназначенную для са­домазохистских развлечений. Выйдя на улицу, она стала бродить по району и бичевать себя, над­рывно крича, что она великая грешница и Господь должен стереть ее с лица земли. Спустя некоторое время, исхлестав в кровь всю спину, она подошла к Духовной Обители, куда ее не пустили вчераш­ним утром.

Поднявшись на крыльцо, она сообщила, что хочет видеть исповедника. Ей вновь отказали, но на этот раз она раскричалась так отчаянно, что отец Бейли спустился в холл и пригрозил вызвать полицию, если она не уймется.

— Я хочу, чтобы меня покарали, — сказала Чантория. — Мне нет прощения! Я должна испо­ведаться.

— Ладно, — согласился отец Бейли. — Испо­ведуйся и уходи.

— Мой муж сделал нашему ребенку прививку, а я ему не помешала! — завопила Чантория. — Господь забрал у нас Кейтлин за то, что мы пошли против его воли!

Это было гораздо более серьезным призна­нием, чем рассчитывал услышать отец Бейли. Поэтому он велел немедленно проводить Чанторию в дом и запереть ее в подвале, а сам тут же вызвал к себе районного инквизитора. Пока тот добирался по вызову, Бейли, преисполненный праведного негодования, взял хлыст и принялся собственноручно избивать плачущую женщину, которая извивалась перед ним на мокром камен­ном полу. Все его слуги присутствовали при этом как свидетели, а когда исповедник утомился, са­мые рослые и сильные из них приняли хлыст из его рук, дабы продолжить экзекуцию.

Для подкрепления сил отец Бейли заказал себе вино с пирожными. Едва Чанторию по его при­казу приковали к грубому деревянному столу, как явился брат Искупитель. Районного инквизитора редко видели в дневные часы: он был порождением ночи и обитал в полутемных комнатах и мрачных подземельях. От большинства церковников он отличался редкой худобой, но все его тощее тело покрывали татуировки — оккультные символы и кошмарные рисунки, на которых разнообразные твари дьявольского облика глумились над греш­никами, пытая их и насилуя. На его лбу готичес­кими буквами был выведен девиз: "Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе". По своему району брат Искупитель перемещался в паланкине, который несли четверо осужденных преступников. В том же паланкине всегда лежали пыточные инструменты, и он не забыл взять их с собой, прежде чем войти в Духовную Обитель и потребовать, чтобы ему показали несчастную грешницу, отравившую свое дитя. Однако из Чан­тории не пришлось вырывать признание с помо­щью тисков и клещей, поскольку она жаждала об­легчить душу и все выложила сама.

— Я грешница! Я заслужила кару! — рыдала она, распростершись на столе и гремя цепями. — Из-за моего мужа наша семья вступила на путь не­повиновения Богу-и-Любви!

— Выведите ее на улицу, — приказал брат Ис­купитель.

— Прошу прощения, брат, но я бы еще чуть-чуть подержал ее здесь, — возразил исповедник. Его лицо раскраснелось, влажные губы блес­тели. —Я знаю эту несчастную, и мне кажется, что мы узнаем больше, если я займусь ею лично.

Отец Бейли стоял около стола, на котором была распята Чантория. Он сбросил свою роскош­ную мантию и золотые плавки и остался нагим, если не считать высоких белых сапог и усыпанных драгоценностями колечек, которые украшали его гениталии. Эти колечки поблескивали и перели­вались в полутемном подвале.

— Выведите ее на улицу, — повторил брат Ис­купитель и повернулся к выходу.

Отец Бейли был глубоко возмущен бесцере­монностью своего гостя, но даже он не мог поз­волить себе перечить представителю столь могу­щественной организации. Чанторию выволокли из подвала на улицу, где уже собралась бесную­щаяся толпа. Там ее приковали за запястья к задку паланкина, после чего брат Искупитель хлестнул носильщиков и поехал прочь.

37

После ареста в Изразе Траффорд был переправ­лен на специальном катере в штаб-квартиру инк­визиции на Лондонском озере. Это учреждение, внушающее всем такой страх, что о нем говорили только шепотом, располагалось в здании, которое было когда-то самым величественным городским собором. Теперь его называли Большой Буб, пос­кольку оно очень напоминало искусственно уве­личенную женскую грудь.

Нижняя часть собора пустовала, ибо нахо­дилась во власти капризных приливов и отливов Темзы. Футах в шестидесяти над максимальным уровнем воды было построено укрепленное бетон­ное перекрытие, а на нем соорудили целый лаби­ринт камер и офисов. Хотя огромное подкупольное пространство было теперь свободно далеко не полностью, оно все же до некоторой степени со­хранило свои акустические свойства, и, ступив под своды собора, Траффорд услышал, как под ними отдаются эхом стоны и вопли истязуемых.