Александр Житинский - Государь всея Сети
Сам Кирилл выглядел немного потерянным, всё думал о чём-то, был рассеян. О том, что случилось у школы, не говорил ни слова. Так прошло два дня, во время которых на волю выходили только девушки. Лиза наведалась в магазин за новым мобильником, чтобы царевич мог выходить в Сеть, Даша покупала продукты.
На третий день Кирилл пожелал посмотреть на место явления Богородицы. Ему раздобыли кепку и подвязали челюсть белым платком, как Ильичу, направлявшемуся в Смольный делать революцию. Будто у него болят зубы. Мы с Дашей вызвались его сопровождать. Я надел обнаруженную в местной кладовке овчинную шубу до пят мехом внутрь и рыжую шапку-ушанку из лисы. Короче, получилась живописная парочка. Даша все время смеялась, глядя на нас.
Напротив входа в школу, у фонаря, снег был вытоптан и чёрен от следов. Стояли и молились три женщины, а у столба на коленях стоял однорукий инвалид в камуфляжной теплой куртке. Весь столб был облеплен бумажками, а вокруг него гнездились самодельные подсвечники, в которых были воткнуты свечи. Все они горели. Ветра почти не было, но когда огонёк какой-нибудь свечки гас от внезапного порыва, одна из женщин подходила и зажигала свечу снова.
Мы подошли ближе, к самому столбу.
Кирилл перекрестился. Я последовал его примеру, испытывая тайный стыд, что крещусь не по вере, а по обычаю. На столбе приклеены были записочки к Богородице с просьбами об избавлении от болезней, защите от пьянства мужа, моления о детях, чтобы не нюхали клей. Среди них были записки и к царевичу примерно с теми же просьбами. Мы обошли столб, читая их, и вдруг наткнулись с другой стороны на портрет Кирилла в царском одеянии. Фотография была цветная, свежая, недавно отпечатанная в типографии. Подпись гласила то же, что и на сайте: «Виртуальный Император России».
Интересно, что это был не тот бутафорский парадный костюм, в котором Кирилл сфотографировался ещё в областном центре, а настоящее царское одеяние и атрибуты власти. Без всякого сомнения, всё было искусно сделано в фотошопе.
Кирилл оглянулся на однорукого.
– Кто это, не знаете? – спросил он, указывая на портрет.
– Иди, милый, иди… Не наш ты, видать. Наши все знают, – незлобиво отвечал инвалид.
То есть ответ был совершенно идентичен словам той самой кондукторши трамвая из кинофильма «Ленин в октябре», о которой я уже упоминал.
Но Кирилл вряд ли вообще знал этот фильм.
Мы отошли от столба, постояли минуту и пошли прочь.
Когда мы вернулись, в прихожей нас встретил тот же портрет Виртуального Императора всея Руси, только формата А3. Он был кнопками прикреплен к стене.
– Кто это сделал? – спросил Кирилл.
– Я, – заявила Лиза, появившись из своей комнаты. – Я ходила на почту позвонить маме. Я боюсь со своего мобильника, мало ли… Там это продаётся. Семнадцать пятьдесят. И главное, покупают!
Кирилл взглянул на Дашу с тоской.
– Пойдём хоть на санках покатаемся! – вскричал он. – Не могу больше! Какая-то хрень происходит!
– Конечно, пойдём, – Даша обняла его и впервые при нас поцеловала.
Она проворно достала из кладовки санки и они с царевичем ушли на реку.
– Интересно, что всё это означает? – подумал я вслух.
– Бизнес, – зевнула Лиза. – Царевич стал моден. Это капец.
Я заметил, что Кирилл перестал выходить в Сеть. Несмотря на купленный Лизой телефон и оплаченный счет, он сидел за компьютером и что-то писал, но с Интернетом не соединялся. Когда я пытался обратить его внимание на тот или иной форум, обсуждение или событие, связанные с его именем – а таких было предостаточно – он уклончиво благодарил, но даже не пытался взглянуть.
Между тем, все придворные царевича, то есть мы, непрерывно сидели в Сети, делали записи в своих журналах, не касавшиеся, впрочем, наших нынешних занятий и фигуры Кирилла, или на худой конец рубились в компьютерные игры. Лишь я не делал записей в ЖЖ, потому что привык писать о том, что со мною происходит, но сейчас было нельзя. О об остальном – кино, литературе, искусстве – мне было неинтересно.
Вообще, я заметил за собой, что начиная с какого-то момента, а точнее, с возраста, начинает происходить отторжение новой информации, связанной с искусством. Будто ты получил нужное тебе количество и качество художественной информации – и дальше тебе скучно или попросту непонятно.
Признаться, меня это поначалу смущало. Я пытался наверстать, я хотел соответствовать умонастроениям, я не желал выпадать из контекста эпохи. Я брал книгу, которую наперебой обсуждали в ЖЖ, а чаще скачивал её текст из Сети и начинал читать, стараясь вникнуть в смысл. И с ужасом замечал, что через пару страниц уже забывал, что там было в начале, о чем говорилось, так что приходилось возвращаться. Таким путем я двигался ещё некоторое время, то и дело освежая память, пока это мне не надоедало окончательно.
Я пробовал испытанное. Я открывал Гоголя и читал страницу за страницей, просто наслаждаясь. И там, между прочим, не требовалось припоминать – что случилось, потому что дело было не в том – что, а в том – как.
Тогда я брал тексты, о которых было известно, что они изощренны по форме, экспериментальны, а их авторы – признанные современные стилисты. Но там было ещё хуже: я просто ничего не понимал. Если раньше я забывал, что происходило несколько страниц назад, то сейчас, дочитывая фразу, я не помнил, чем она начиналась; какой-нибудь жалкий причастный оборот никак не мог прикрепиться в моем сознании к нужному определяемому слову – и я отправлялся искать его в этой паутине.
Это было мучительно.
Я вытаскивал из Сети кинофильмы по 700 «метров», как говорилось здесь, и начинал их просматривать. Но логика их построения была мне непонятна и неинтересна. Эффекты раздражали неимоверно, стрельба и взрывы заставляли вздрагивать, авторам было решительно наплевать на смысл происходящего, они жаждали аттракционов.
Моей душе уже не нужны были аттракционы.
Я понял тогда, что старею и просто прекратил художественное познание нового, повторяя хорошо известное и любимое.
Про фаворитов Фельдмана я вообще не говорю. Из них мне нравилась только группа художников «Бледные пенисы». Впрочем, ни одного их произведения я не видел. Подозреваю, что их и не было. Но они хорошо продавались и лихо высказывались. Мне нравился их бодрый, ничем не прикрытый цинизм – мы вас дурим, остолопы, а вы ешьте это, ешьте! Другого не будет.
Все остальные рассуждали об искусстве и новаторстве, что было в достаточной степени непереносимо.
Я не пытался вызвать Кирилла на откровенность, не лез в душу, как принято выражаться. Я знал, что он сам созреет для разговора. Так и вышло.
Однажды поздно вечером, когда мы уже улеглись спать и погасили свет в своей комнате, минут через пять, я услышал его голос:
– Дон, ты не спишь?
– Нет, – ответил я.
– Дон, как их любить? – спросил он. – Без любви у меня ничего не выйдет. Но они… они какие-то…
– Страшные? Дикие? – попытался я помочь ему.
– Если бы это… Они никакие, Дон.
– А других не будет, мой мальчик. Это всё, что ты имеешь.
Я впервые назвал его так. Он помолчал, поворочался в темноте, потом начал снова.
– Дон, а ведь он сказал самое главное. Я об этом всё время думаю…
– Кто?
– Этот пацан, Денис… Должен быть самый главный и мы не должны его выбирать, а лишь любить изначально. Потому что наш свободный выбор – это его проклятье. Это делает его ответственным по обязанности, а не по любви. Отец отвечает за нас по любви, а не по должности. А мы любим его не за должность, а просто так, по рождению…
– Ну, допустим… – осторожно сказал я.
– Да чего тут допускать…. – как-то тускло проговорил он. – Я не могу быть выбран народом. Я не Президент, пускай Президента выбирают…
– Но ты же видишь, что происходит? Ты выбран Богоматерью и народ наконец в это поверил…
– Ну да… – без воодушевления согласился он. – Поверил как в очередного чудотворца, типа Кашпировского или этого… который воду заряжал. Я теперь шоумен, понимаете? Народный целитель. Они всё опошлят этими портретами. Уже опошлили.
Мы помолчали, думая каждый о своём. Я думал о том, как ему выпутаться из этой непростой ситуации. Ведь он публично объявил себя наследником российского престола. Как ему достичь этой цели, не замаравшись по пути? Государь – это не звезда эстрады. Сейчас на нём начнут делать бабки и сманивать деньгами, а учитывая, что состояния у него больше нет… Устоит ли он перед искушением?
– Знаете, что она мне сказала? – вдруг спросил он.
Я понял, что он о Богоматери.
– «Не время убирать жатву. Время сеять», – процитировал он.
– И как ты это понял? – спросил я.
– Вот и думаю, как это понять. Но я пойму. Спокойной ночи!
– Доброго сна, – ответил я.
Но это было ещё не всё. Поворочавшись немного, он вдруг тихо сказал:
– А ещё я люблю Дашу… Очень сильно. Я хочу, чтобы ты знал.
– Вот это действительно новость… – пробормотал я. – Спи!
