Джонатан Кэрролл - Влюбленный призрак
— Выбирай выражения! Не забывай, кто я такой.
— Я очень хорошо знаю, кто ты такой. Но я тебя больше не боюсь. Ты — мошенник, Стэнли, лжец и мошенник.
Бен попытался поднять обе руки, словно желая сказать — эти слова не мои, так что не вини меня! Увидев горящие глаза Стэнли, он получил убедительное доказательство того, что тот действительно не кто иной, как Ангел Смерти, но тело Бена Гулда не пожелало становиться в этом споре на сторону Ангела.
Бен ударил Стэнли в голову. Удар пришелся прямо в висок и был нанесен с достаточной яростью и силой, чтобы Ангел попятился, наклонясь в сторону и лишь в последний миг восстановив равновесие. Это очень походило на удар, который мистер Кайт нанес Стюарту Пэрришу, когда тот пытался проникнуть в дом Кайтов.
Пораженный ужасом Бен не имел к этому никакого отношения. Он не имел отношения ни к чему из всего происходящего. Во всем была виновата Лин. Она использовала его тело, им управляла ее ярость.
— Эй, я не…
Стэнли набросился на него. Когда руки Ангела коснулись его плеч, Бен полетел спиной вперед, словно мяч для гольфа после первого удара. Когда он приземлился задницей на каменный тротуар, боль заставила его громко пукнуть. Но, не успев даже охнуть, он вскочил на ноги и снова пошел прямо на Ангела.
Стэнли напрягся, готовясь к атаке, но на этот раз Бен пригнулся и вцепился зубами ему в ногу. Ангел взвыл и попытался его оттолкнуть. Однако силы Лин не иссякли, а кусаются привидения крепко. Где-то внутри своего похищенного тела Бен вопил: нет, нет, нет, но он был не в силах удержать разъяренную Лин от нападения на лживого Ангела.
Если бы у Бена была возможность оглянуться, он увидел бы нечто невероятное — все остальные продолжали танцевать. Они видели двоих неистово дерущихся людей, но ни на миг не прервали своего занятия. Они танцевали и смотрели. Или — танцевали и не обращали внимания на драку. Фатер, конечно, тоже увидела их схватку, но ее партнерша коснулась ее плеча и сказала: «О них не тревожься», — так что она и не стала беспокоиться.
Стэнли ухватил Бена поперек туловища и попытался подбросить его в воздух, но не смог этого сделать. Собственно, теперь, когда они дрались, Стэнли вообще не чувствовал в себе достаточных сил, чтобы хотя бы приподнять своего соперника. Стэнли был ангелом — Ангелом Смерти, не меньше, — но совершенно внезапно он лишился уверенности, что может одолеть этого смертного, даже будь он в этот момент ангелом подлинным, а не воплощенным в человеческий образ. Так что они боролись в некотором смысле безнадежно, хотя каждый был настроен на победу. Танцоры кружились на мостовой, в то время как борцы неуклюже топтались на тротуаре.
Кто-то из жильцов соседнего дома выглянул в окно, увидел, что творится, и вызвал полицейских. Но полиция не приехала, потому что здесь происходило нечто до такой степени важное, что всему миру было приказано держаться в стороне, пока все не разрешится тем или иным способом.
— Чего… ты… хочешь, Лин? — пропыхтел Стэнли откуда-то из подмышки Бенджамина Гулда.
— Признайся, что ты лжец.
— Какой в этом смысл? Теперь все кончено. Тебя больше не существует.
Взбешенный бессердечностью ангела и чудовищной правдой, содержавшейся в его словах, Бен оторвал Стэнли от тротуара и поднял в воздух, так что ноги его начали раскачиваться, не касаясь больше земли.
— Говори! Скажи, что ты лжец!
— Отпусти его, Бен. Они уже очень близко. И Ангел понадобится тебе, когда они сюда доберутся, — сказал Шпилке с безопасного расстояния.
— Кто? — спросил Бен, но Лин не обратила на слова Шпилке никакого внимания и собиралась продолжать драку со Стэнли.
— Гэндерсби, Сильвер-тысяча девятьсот и масса других. Ты их всех знаешь. Знаешь, о ком я говорю.
Услышав эти знакомые имена, Бен сразу же попытался освободить Ангела, но Лин не уступала. После второй попытки Бен заорал на Лин внутри своего тела:
— Проклятье, отпусти его! Отпусти!
В его голосе было столько ярости, что Лин повиновалась. Стэнли, пошатываясь, побрел прочь, кашляя и растирая шею.
Бен, который выглядел так, словно только что узнал, что у него рак, подошел к мистеру Шпилке и попросил его повторить имена.
— Гэндерсби, Сильвер-тысяча девятьсот и другие. Это список длиною в жизнь.
— Против них у меня нет ни единого шанса.
Плечи у Бена поникли. Он продолжал смотреть на Шпилке, но тот ничего больше не сказал.
Танцы прекратились. Кто-то пошел и выключил музыку в машине. Фатер спросила у своей партнерши, что происходит. Та посоветовала спросить у мужчин.
— Что это за имена, Бен? Это люди?
Бен кивнул.
— Это я. Все они — тоже я. Они вышли из меня. Доминик однажды сказала, что ее любимый роман — это «Великий Гэндерсби»…
— Гэндерсби? Ты имеешь в виду — «Великий Гэтсби»?[29]
— Да, но Доминик этой книги не читала. Она просто пыталась произвести на меня впечатление. И вот так она по ошибке произнесла название. Эта ее оговорка стала моим оружием — как только мне хотелось заставить ее почувствовать мое превосходство, я вспоминал о Гэндерсби. Это всегда срабатывало.
— Зачем ты это делал, Бен?
— Потому что, как ты знаешь, я порой бываю жесток. Или потому что не чувствовал себя достаточно надежно. Иногда у меня были все основания злиться и мне хотелось отыграться на ней. Причины у нас всегда найдутся. Почему мы вообще делаем другим гадости, Фатер? Потому что они причиняют нам боль, а мы хотим причинить им боль в ответ. Никто не знает, как это сделать, лучше, чем любовники, потому что они знают слабые места друг друга. Когда люди по-настоящему близки, какая-нибудь глупость вроде «Гэндерсби» из слова превращается в дротик, летящий прямо в цель.
Фатер терпеть не могла выслушивать подобные вещи, но знала, что это правда. Порой нам действительно хочется причинить боль любимым.
— А как насчет других имен, что он назвал? Кто они?
— Все они — это я. Просто разные имена Бена Гулда в его наихудших проявлениях.
— Они идут, — сказал мистер Шпилке.
Издалека по улице в их сторону шла внушительная толпа народу.
— Их так много.
— Намного больше, чем я ожидал, — признал Шпилке.
Фатер прищурилась, чтобы разглядеть людей лучше.
— Ты знаешь их, Бен? Всех их знаешь? Как ты можешь утверждать это на таком расстоянии?
— Не сдавайся, Бен. У тебя все получится. Я бы не сумела понять, кто они такие.
Они стояли к подъезду спиной и были так поглощены тем, что происходило в конце улицы, что никто из них не заметил направлявшуюся к ним Даньелл Войлес.
— Даньелл, ты здесь! Я думал…
— Совсем недолго я там пробыла, Бен. И вот — вернулась. Я пришла предложить тебе помощь, если она понадобится.
— Ты можешь помочь? — Он указал на толпу. — Как ты можешь помочь мне противостоять им?
— Этого сделать я не могу, но могу рассказать тебе, что я испытала, когда нечто подобное произошло со мной. Только это случилось на парковке, у аптеки.
Мистер Шпилке взял Фатер за локоть и потянул ее в сторону машины. Она воспротивилась, не понимая, в чем дело. Она не хотела никуда идти. Шпилке попробовал быть тактичным, но времени на тактичность не было.
— Ты не должна слышать, что они говорят друг другу, Фатер. Они не такие, как ты. То, что с ними случилось, делает их не такими, как все остальные.
— Потому что они отказались умереть?
— Да.
Пассажиры, стоявшие возле синей машины, подвинулись, освобождая им место.
— Люди, что идут сюда, это разные версии Бена, как и мы, — продолжил Шпилке. — Но это Бен в самых худших своих проявлениях. Вроде того, что он говорил тебе сейчас о Гэндерсби…
— И Ведмедью — тоже он?
— Да, все они.
— Почему они сюда идут? Зачем?
— Чтобы добраться до него, — сказала ее партнерша по танцам.
— Чтобы помешать ему, — сказал кто-то другой.
— Чтобы отплатить ему, — добавил третий.
Фатер помотала головой. Она ничего не понимала.
— Отплатить ему за что? Что он сделал?
— За обещания, которые он давал самому себе, а потом нарушал.
— За малодушие.
— За то, что лгал сам себе и верил в эту ложь, чтобы выкрутиться из сложных ситуаций.
Этот хор продолжался бы, если бы Шпилке жестом не заставил всех замолчать.
— Большинство людей не любят самих себя по самым разнообразным причинам. Просто в отношении Бена случилось так, что его причины действительно явились, чтобы до него добраться. Каждый из этой группы является одной из причин, по которым Бен не любит самого себя.
Фатер вспомнила, как Бен говорил, что не всегда был хорошим человеком, что было в его жизни и много такого, о чем вспоминать не хочется.
— Мы постоянно разочаровываем самих себя, — продолжал Шпилке. — С годами разочарования накапливаются и становятся нашей значительной частью: разочарованным мной, уязвленным мной, озлобленным мной…
