Олег Рой - Сценарий собственных ошибок
Игорь узнал знакомый участок на четыре могилы. На всех четверых теперь стояли памятники, крайний справа – Алинин, с его самой любимой дочкиной фотографией. И эта черная, скрюченная на снегу, точно обгорелая спичка, фигура была ему болезненно знакома… И опустошенная бутылка водки, которая валялась рядом в снегу… Но даже если бы подвело узнавание, он обо всем узнал бы из разговора скопившихся на участке могильщиков:
– Как же это он, бедолага?
– А как? Дело известное: напился, значит, и замерз… Водка – она ведь штука подлючая: как выпьешь, тепло становится, вот и думаешь, что кругом тепло. А того не замечаешь, что тепло свое человечье отдаешь зиме… Мороз-то сегодня ого-го ночью был. Самый крещенский, под тридцать градусов.
– Да я не о том. С чего это он запил – да еще на могилке?
– А ты не знаешь, что ли? Три раза он к нам наведывался – родню хоронил. От такого не то что запьешь, а знаешь ли…
– Ну, хватит хрен молоть! Давай: раз-два – взяли!
Могильщики подхватили скрюченный, так и не распрямившийся труп за плечи и за ноги. Камера приблизилась к лицу Игоря. За исключением заиндевевших бровей и щетины, в нем не было ничего, указывающего на необратимость того, что свершилось. Лицо было спокойное, разгладившееся, словно спящее. На нем не осталось отметин, которые свидетельствовали бы о страданиях, и пока еще живой, сидящий перед телевизором Игорь заторможенно констатировал, что, наверное, это не самый плохой выход. Можно считать, что смерть поступила с ним милосердно…
Впервые Игорь задумался об актере, которому выпало сыграть его роль. Насколько это тяжело – прожить в подробностях чужую жизнь, с младых ногтей до самой могилы? Конечно, перевоплощение – часть актерской профессии… И все-таки перевоплощаться в персонажа – пусть даже очень убедительного, но созданного чьей-то фантазией – это, наверное, не то же самое, что проникаться мыслями и чувствами своего реально существующего современника. Которого можно встретить на улице, до которого, при желании, можно дотронуться рукой. Знать все его семейные и внесемейные связи, все его желаньица и тайные грешки, все его устремления и воспоминания. Знать, в числе прочего, когда он умрет… Каково перенести такое?
Где его похоронили, учитывая, что все участки теперь были заняты, Игорь так и не узнал. Сразу после показа его мертвого лица экран снова стал черным. Игорь ждал рваного столбика титров, но они так и не появились. От экрана, ставшего стереотипно-синим, возникло опустошающее, сосущее внутренности чувство.
Как будто он остановил биение своего сердца…
* * *Вылет самолета Москва – Цюрих состоялся рано утром – так же, как в прошлый раз. Только если в прошлый раз светило летнее солнце, то сейчас лиловели сумерки мартовского утра. В приглушенном освещении салона бизнес-класса пассажиры, большинство которых старались урвать недополученные часы еще по-зимнему вязкого сна, казались неживыми.
«Давно ли, кажется, я вот так же сидел в салоне самолета, который направлялся в Швейцарию, рассматривал пассажиров и рассуждал: есть ли среди этих господ, которые выглядят преуспевающими и благополучными, люди, настолько же несчастные, как я? А ведь если вдуматься, какие у меня тогда были несчастья? Ничего исключительного. Назревающий разрыв с женой? – ну и что, люди разводятся, не такая уж это трагедия. Беспокойство о дочери? – все, буквально все родители беспокоятся о детях, особенно подростках. Смерть друга? – ну да, и это случается во всемирном круговороте событий… Нет, если вдуматься, все это тянет скорее на относительное благополучие. То ли дело сейчас! Да, сейчас я просто чемпион по несчастьям. Все друзья мертвы. Все знакомые шарахаются от меня, как от чумного. Единственная дочь, которая была для меня всем – сердцем моим и печенками, болью моей и спасением, – на кладбище. Там и я вскоре окажусь – рядом с ней.
Да, кстати, в завершение перечня, я наверняка единственный в этом самолете, кто точно знает, какой смертью умрет. В этом – сто пудов! – никто не способен со мной потягаться…»
Во время этого полета Игоря не могло развлечь созерцание облачных гор за иллюминатором. Рассматривать соседей по салону бизнес-класса тоже вскоре стало тошно. Он закрыл глаза, притворяясь спящим, однако знал, что заснуть у него сейчас не получится. Ни за что не получится. Предыдущую ночь он провел в тяжелом полусне, где являлись ему те, кого больше нет, и к чьей теплой загробной компании ему вскоре предстоит присоединиться. Точной даты Сценарист не обозначил, но из контекста эпизода можно догадаться, что дело происходит зимой, на Крещение. Видимо, следующей зимой… Будем надеяться, она окажется очень холодной, так, чтобы все произошло быстро. Смерть от охлаждения – спокойная смерть: просто засыпаешь, перестаешь что-либо чувствовать… Так, по крайней мере, уверяет художественная литература. Ни один покойник, в том числе и замерзший до смерти, пока еще не вернулся с того света, чтобы поделиться предсмертными ощущениями.
«Зачем я это делаю? Для чего эта – последняя – поездка к Сценаристу? Уж не думаю ли я, что он способен что-то изменить – так сказать, переписать сценарий? Нет, увы. Помнится, Генрих говорил, что сценарий жизни сочиняет не он… Каждый из нас является автором своего сценария. Все в этой жизни взаимосвязано, все вытекает одно из другого. И я в полной мере прочувствовал это на своей шкуре. Я потерял дочь, потому что раньше постарался потерять мать. Я умру в одиночестве, потому что бросил друга умирать в одиночестве. Я виноват в том, что поступал не так, как должно, в ситуации, предполагавшей выбор. За свой выбор я и расплачиваюсь – своей жизнью и своей смертью…
Я знаю, более того – на сто, на тысячу процентов уверен, что эта поездка совершенно бессмысленна. Уже слишком поздно. И ничего нельзя изменить. И все-таки… Все-таки я надеюсь».
Игорь бросил взгляд на часы – до Цюриха еще далеко. Пожалуй, тоже можно вздремнуть, как это делают большинство его соседей. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.
Эпилог
Синие горы на глубокой басовой ноте вторили голубизне высокого неба, снег сиял белизной так, что невольно щурились глаза – точно в улыбке. Поселок кипел лыжниками: семейные пары с детьми, влюбленные, выбравшиеся в свой первый совместный отпуск, кокетливый женский визг и заполошный собачий лай. Дети, которые еще не научились толком кататься, налетали на него с восторженным смехом; незнакомые красивые люди дружески кивали. В другое время Игорь непременно остановился бы поглядеть на этот праздник жизни, а то и, наскоро выяснив, где здесь берут напрокат лыжи, присоединился бы к нему. Сейчас – поздно. Звуки беззаботного отдыха иглами впивались в уши. От сверкания снега тянуло закрыть глаза, удалиться… Во тьму – разве не там отныне его настоящее место жительства? Так и надо. Он быстро привыкнет. От света, по крайней мере, начал уже отвыкать…
Грабенштрассе, как ни странно, не затерялась среди этого круговращения снежной белизны. И особняк, напоминающий пряничный домик, вопреки затаенным опасениям, стоял там же, где и был. Точно все еще боясь, что обиталище Сценариста исчезнет, развеется миражом в голубом небе, Игорь бегом бросился к нему через улицу. Позвонил в дверь – и, как в прошлый раз, не получив ответа, дернул за ручку. Дверь бесшумно отворилась.
Все было точно так же, как прежде: просторный холл, камин с украшениями, широченная лестница… Так же – да не так. Холл лишился безжизненной торжественной пустоты. Здесь горел свет, весело пылал камин. А за накрытым столом, с бокалами в руках, сидели дочь и четверо друзей Игоря – Андрей, Миша, Володя… И Сашка – не в уродском клетчатом пиджаке, спортивных штанах и рваных кроссовках, а в приличном сером костюме. Правда, выглядел он по-прежнему моложе их – ну да, конечно, свежий воздух Озерска препятствует появлению морщин.
– О, наконец-то папка приехал!
– Игоряха, а мы тебя на час раньше ждали!
– Крабовый салатик без тебя прикончили! Теперь фиг его попробуешь – сам виноват!
– Что, рейс запоздал? Или ты заблудился?
Игорь от удивления застыл на пороге:
– Вы?.. Вы живые?..
– Игоряха, ну что встал, как столб, входи, закрывай дверь, холодно же! – поежился Миша, в своей вечной заботе о здоровье прикрывая ладонью горло.
– Присоединяйся! – пригласил Володя, наливая ему бокал красного вина.
– Я давно понял, как вам скучно жить в этой вашей Москве, – чуть смущенно сообщил Саша, – вот и решил встряхнуть вас чуть-чуть.
– Классно придумал! – одобрила Алина, одетая, разумеется, не в платье невесты, а в свой обычный готический прикид, по привычке крутя на пальце серебряное острое кольцо.
– Да уж встряхнул от души, ничего не скажешь! – присоединился к ней Андрей.
Все расхохотались, и Игорь, у которого слезы невольно навернулись на глаза, тоже заражаясь общим весельем, начал смеяться – сперва неуверенно, потом все громче и откровеннее. Сняв пальто, он подсел к столу, взял у Володи бокал и выпил с тостом:
