Януш Вишневский - Одиночество в Сети
А может, это случилось, когда она после бессонной ночи пришла, совершенно измотанная, с работы и увидела, что у самого лифта лежит на холодном бетонном полу в луже мочи их конвульсивно дрожащий черный Лабрадор.
Кто-то из соседей, недовольных тем, что они держат собаку, видимо, угостил ее какой-то отравой. Но Ася твердо решила спасти ее. Она ухаживала за ней. Лечила. Она любила эту собаку. Правда, после поездки в Ним, которую они совершили несколько лет назад, она была готова любить всех собак. Ася пичкала ее лекарствами, купленными на собственные, сэкономленные втайне от мужа деньги. А последние дни она вообще не спала: вытирала рвоту собаки, меняла влажный от мочи плед и давала антибиотики, назначенные ветеринаром. Муж считал собаку исключительно Асиной прихотью и, когда пришел с работы раньше жены, выбросил собаку на площадку, «потому что не мог больше выдерживать эту жуткую вонищу». У Аси в первый раз случилась истерика. Она слышала ругательства, которые выкрикивала неестественно визгливым голосом, и сама удивлялась, откуда ей известны такие слова. После этого случая муж понял, что существует некая граница, за которой его спокойная и послушная жена становится неуправляемой и от нее всего можно ждать.
Собака подохла через два дня. Ночью. Вдруг она перестала хрипеть. Ася поняла, что это конец. Она сидела на полу в кухне, привалившись спиной к холодильнику, и плакала. Мужу она решила ничего не говорить. Рано утром она позвонила отцу. Они поехали на родительскую дачу в Анине и закопали собаку в конце дорожки около клумбы, на которой весной цвели маргаритки. И теперь, когда она иногда с дочкой приезжает на дачу к родителям, то втайне ото всех идет на то место и садится на траве. Как-то дочка бесшумно подошла к клумбе и увидела, что мама плачет. Ася так ей и не рассказала тогда про собаку. Девочка огорчилась бы.
А может, это случилось после того дня, когда муж раньше пришел с работы и застал Асю за книжкой в спальне, в то время как их дочка рассыпала в кухне муку и вылила на нее содержимое ночного горшка. В общем ничего страшного не произошло. Просто Ася, зачитавшись, забыло обо всем на свете. Она испуганно смотрела сквозь слезы на мужа, который с пеной на губах всячески ругал ее, и думала, куда подевался тот мужчина, который несколько лет назад сумел произвести на нее впечатление почти такое же, как эта книжка.
После этого случая муж решил наказать ее. Он перестал с нею спать. И не потому что у него не было потребности. Потребность была. Случалось, загружая стиральную машину, она находила полотенца с заскорузлыми пятнами его засохшей спермы или белые следы на белье.
Он не спал с нею, наказывая ее.
За то, что она была умней, тоньше, читала книги и способна была плакать над ними.
По правде сказать, для нее это никаким наказанием не было. В этом Ася тоже призналась, когда они заперлись в ванной. Секс с мужем перестал быть восхитительным переживанием, когда Ася поняла, что в принципе она ему не нужна. К тому, что, занимаясь с ней любовью, он молчит, она привыкла через год. Ей хотелось слушать его. Хотелось, чтобы он шептал ее имя, говорил на ухо нежные слова или даже какие-нибудь вульгарности. Этого ей тоже временами хотелось. Но он ничего не говорил. Никогда. А однажды, когда она начала шептать ему нежности, он слез с нее, оттолкнул на край постели и заявил, что «во время этого должна быть тишина, иначе ему не сосредоточиться».
Ох уж это его молчание, когда он, закусив губу, шуровал в ней, ни дать ни взять столярный подмастерье на экзамене на мастера, склонившийся над доской, которую ему нужно перепилить. И происходило это так стремительно, что она даже увлажниться не успевала. Кончив, он сползал с нее и, довольный собой, шел в ванную, откуда к ней не возвращался, а брал в холодильнике бутылку пива, включал телевизор и допоздна смотрел его, чаще всего этот идиотский бокс по «Евроспорту», в то время как она лежала, повернувшись лицом к ободранной батарее, и думала, а не чувствовал бы он то же самое, если бы совал свой пенис в трубку их нового пылесоса. Но такие мысли появились у нее с недавнего времени. А еще несколько месяцев назад она только тихо плакала, закрывая рот, чтобы он не услышал, подушкой, влажной от его пота.
Когда Ася ей это рассказала, она тут же связала это с тем, что произошло несколько месяцев назад во время одной из их встреч в пабе, на которой в порядке исключения был и Асин муж. Он редко приходил с нею, так как на фоне интеллигентной жены выглядел совершенной посредственностью, которой нечего сказать. Впрочем, определение «выглядел» не совсем точное — он не выглядел, он был полнейшей посредственностью и, по правде сказать, никогда ничего не говорил.
В тот вечер Асе, не скрываясь, оказывал знаки внимания молодой актер, которого привел тогдашний жених Алиции. У Аси после выпитого глаза блестели, длинные черные волосы слегка растрепались, и она принялась рассказывать анекдоты. Анекдоты она рассказывала прекрасно и всегда остроумные. И вдруг она спросила:
— А вы знаете, какая средняя продолжительность сексуального акта у супружеских пар в Варшаве?
Разумеется, никто не ответил.
— Около двадцати трех минут. Сюда входит раздевание, предварительная любовная игра, сам акт, а также последние известия «Панорамы» в полночь.
Когда все отсмеялись, Ася продолжила:
— Но в некоторых семьях «Панораму» заменяют «Итоги дня» на канале «Евроспорт». Они длятся двадцать минут, на пять минут дольше, чем «Панорама».
Воцарилась тишина. Все за столиком, кроме этого молодого актера, знали, что Асин муж смотрит исключительно «Евроспорт». И все украдкой поглядывали на него. Он сидел, поджав губы, и в глазах его была ненависть. Через минуту он встал и, ни с кем не попрощавшись, молча вышел. Ася не тронулась с места. Она оставалась со всеми до конца вечера. Молодой актер времени не терял. Он тотчас придвинул к Асе свой стул, и остальные анекдоты она рассказывала только ему.
В тот вечер после возвращения из паба она не могла заснуть, преодолела страх и под каким-то предлогом позвонила Асе, чтобы убедиться, что все в порядке.
Она боялась за подругу. Знала, что от Асиного мужа можно ждать чего угодно. Но Аси еще не было дома.
Через два месяца Ася прислала ей e-mail и призналась, что в ту ночь актер пошел провожать ее до такси «коротким путем» через пустой парк, и вдруг она приникла к нему и стала целовать. Ей хотелось всего лишь целовать его. Не больше. Только целовать.
Она помнит, как, читая этот e-mail, она ощущала волнение и что-то наподобие зависти.
Он взял меня за руку. Мы ушли с центральной аллеи и без того пустого парка и укрылись за толстым деревом у пруда. Он снял пиджак, расстелил его на мокрой от росы траве. Легко поднял меня и поставил на пиджак. Снял с меня юбку и колготки. И когда я уже стояла голая ниже пояса, он опустился на колени и стал целовать мне ноги. Он целовал мне ноги так, как никто никогда до той поры не целовал меня в губы. Представляешь?!?!?!
В какой-то момент он на ощупь нашел мои туфли. Осторожно приподнял меня и поставил в них. Я вновь была на 8 сантиметров выше. Позже это нам очень помогло…
Но то было позже. А до того он был во мне двумя пальцами. Обоими и в обоих местах одновременно. Ну ты понимаешь…
Было чудесно. Он все время говорил. Я даже не помню что, но это неважно.
Он говорил.
Больше я с ним не встречалась.
Но в парк этот я прихожу. Чаще всего, когда мне становится грустно или я прочитаю важную для себя книгу.
Когда я под утро вернулась домой, муж ударил меня только раз. Малышка, разбуженная его криком, заплакала, а я вытащила из кладовки чемодан и стала паковать вещи.
Не знаю почему, но прежде всего я положила туда вещи дочки, а потом свои книжки. Когда я выходила из квартиры, он стоял у дверей на коленях и рыдал. И я осталась. В сущности, он человек добрый. Он изменился. Больше не смотрит «Евроспорт».
Ася.
Закончив читать e-mail, она поняла, что это «больше не смотрит „Евроспорт"“ — акт капитуляции. И всю горечь и отчаяние этого акта выразить одной короткой фразой могла только Ася. И тем не менее капитуляция эта все равно была победой Аси. Она больше не рядовой в штрафбате.
Рядовых штрафников в Париж не отпускают.
Из задумчивости ее вырвал молодой практикант, осведомившийся с улыбкой:
— Зарезервировать вам два места?
— Нет, — категорическим тоном ответила она. — Я поеду, когда у вас будут три места.
Не говоря ни слова, он повернулся к огромному стеллажу с папками, взял одну из них и сообщил ей:
— У них, у этой гостиницы, есть своя веб-страница. Я могу проверить, не изменилось ли у них что-нибудь. Вы можете немножко подождать? — спросил он, наливая ей в стакан минеральную воду и кладя, уже не спрашивая, очередной ломтик лимона.
— Разумеется, могу. Кстати, вы позволите сесть рядом с вами? Мне бы хотелось видеть, как вы это делаете.
