Энтони Бёрджес - Мед для медведей
– Я вспомнил, – воскликнул Егор Ильич, – ты – дядя Павел. А где же твоя вторая половина? Там? – И он издал громкий чмокающий звук, который, судя по всему, должен был означать высшую степень одобрения Егором Ильичом всех достоинств Белинды.
– Уйди, – взвизгнул Пол, – отойди от спальни! Она больна! Не лезь туда!
Но не тут-то было. Егор Ильич не изменил направления движения. Его напомаженные волосы и влажная нижняя губа радостно сверкали. Пол сделал попытку встать на его пути, но как раз в это время один из шутливых ударов Егора Ильича достиг цели. Его кулак встретился с животом Пола. В нормальном состоянии Пол наверняка ничего бы не почувствовал. Но за день до этого его пищеварительный тракт изрядно натерпелся от совсем другого кулака и еще не успел полностью восстановиться. Поэтому даже слабый толчок заставил его на секунду скорчиться от боли. А Егор Ильич тем временем исполнил очередное замысловатое на и, радостно напевая, ворвался в спальню. Пол влетел вслед за ним, проклиная все на свете и растирая пострадавший живот. Егор Ильич так и застыл с разинутым ртом, глядя на развалившегося на кровати Опискина-младшего.
– Это не твоя жена, – пискнул он, когда к нему вернулась способность к членораздельной речи, – это вообще не женщина.
Возразить на это было нечего. Опискину не следовало чесать именно это место.
Глава 11
– Шутка, – заявил Пол, криво улыбнувшись. (Он мог хотя бы почесать это место через простыню.) По мнению Пола, Опискин-младший был удивительно дурно воспитай, причем за последние несколько часов он умудрился избавиться от последних представлений о хороших манерах. Сейчас он, похоже, не желал понимать, что речь идет об их жизни и смерти.
– Что? – переспросил изумленный Егор Ильич, воинственно выставив вперед нижнюю губу.
– Да, да. Это обычная шутка. – Пол широко улыбнулся. Когда жизнь заставляла его демонстрировать свою лишенную зубов нижнюю челюсть, он чувствовал себя голым. – Моей жены здесь нет. Она в другом месте. А этот мужчина изображает мою жену. Это всего лишь шутка. Забавно, не правда ли?
– Шутка, – повторил Егор Ильич, но почему-то не засмеялся. – Да, конечно, это обычная шутка. (Пол был очень зол на Опискина, но изо всех сил старался сохранять объективность. Он подумал, что этот юноша заплатил хорошие деньги за то, чтобы оказаться в безопасности. Поэтому он вправе ожидать, что он, как любая порядочная женщина, будет защищен от беззастенчивых вторжений излишне фамильярных танцующих стюардов.) Так что я должен принести? – Егор Ильич хмуро взглянул на Опискина. Полу очень не понравилось выражение его лица. – Осетрину, сметану, красную икру, да?
– Пить, – сказал Пол. – Мы хотим выпить. Да, и вот еще… – Он достал из кармана деньги, добрую, старую и исключительно надежную английскую валюту, и, лизнув палец, отделил от небольшой пачки банкнот достоинством в один фунт, затем немного подумал и добавил еще один. Два фунта, решил он, как-то надежнее. – Пусть это шутка останется нашей маленькой тайной, – проговорил он, – ты ведь никому не скажешь, правда? Здесь три фунта.
– За пять я точно никому не скажу, – сообщил Егор Ильич, не сводя взгляда с кармана, куда Пол убрал деньги. (Жадина… коррупционер. Да ладно, черт с ним. Пусть будет пять фунтов. Все-таки это сын великого композитора, музыку которого так любил бедный Роберт.) Егор Ильич аккуратно уложил деньги в нагрудный карман, прикрыв их белоснежным носовым платком, и снова уставился на карман Пола. – Вообще-то лучше шесть фунтов, – заявил он, – тогда я смогу купить подарок для жены.
Пол никак не мог решить, как ему следует поступить с Егором Ильичом. Он представил себе, как облаченный в ночную рубашку своей тети юный Опискин медленно встает с постели и, сжав свои пудовые кулаки, надвигается на Егора Ильича. Затем они его прячут в ванной или в шкафу, связанного по рукам и ногам и с кляпом во рту. И держат его до прибытия в Хельсинки. А что потом? Бросить его в море? Усыпить? Уговорить молчать?
– Пойдем в бар, – устало сказал Пол Егору Ильичу. – Выпьем. А ты, Чарли, – он повернулся к Опискину и подмигнул, – останься здесь. Я принесу тебе чего-нибудь, чтобы ты не умер от жажды.
Опискин хихикнул. Егор Ильич снова затанцевал, изображая нападающего боксера. Черт с ним, главное – увести его отсюда подальше. Заставить молчать. Заставить забыть.
– Где бар? – спросил Пол, запирая дверь каюты на ключ. Егор Ильич повел его через помещения экипажа. На пути им несколько раз попадались группы одетых в грязные робы матросов, играющих в карты. А потом они прошли через подсобное помещение ресторана или столовой экипажа, где хмурый и неопрятный тип ронял пепел с приклеенной в уголке рта папиросы на бутерброды, приготовлением которых занимался. В бар первого класса они вошли через служебный вход.
В помещении было полно народу. В основном это были мужчины. Пол заметил только одну очень пожилую женщину, которая держала в дрожащей руке стакан с содержимым зеленоватого цвета. Бар был грязным, но с претензией на буржуазную роскошь. Все напитки здесь подавались в пивных стаканах.
– Коньяк, одну бутылку, – крикнул Пол, – и не беспокойтесь о стаканах. – Стоящий рядом жилистый мужичок небольшого роста в очках укоризненно покачал головой.
Пол сделал большой глоток.
– За ваше здоровье! – торжественно провозгласил он.
– За ваше здоровье! – ответил Егор Ильич, тоже приложился к бутылке и высосал не меньше десятой части содержимого.
– Это, – сказал молодой человек, обладавший пронзительным, визгливым голосом, – первый признак того, что порядок отсутствует везде, даже на самом верху.
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье! За мир во всем мире!
– Совершенно верно, – вмешался жилистый коротышка, – мы все хотим мира. И не желаем повторять ошибок прошлого. Нет, было, конечно, и что-то хорошее, но в целом… И если опять случится какая-нибудь заварушка, ее начнете именно вы, русские ублюдки.
– Они такие же простые парни, как мы с тобой, – вмешался мужчина, сидящий за столиком. – Том, Дик или Гарри. Только имена у них другие.
Судя по его болезненной худобе и землисто-серому цвету лица, он был тяжело болен. Пол решил, что, наверное, у него рак, и впервые за весь вечер подумал о смерти.
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье!
Придется просто-напросто напоить Егора Ильича. Пьяный, он уснет и продрыхнет завтра до полудня. Господи, пусть скорее наступит завтра. И все закончится. Пол уже видел себя спокойно сидящим в чистом финском баре, окруженный женщинами с глазами голубыми и глубокими, как прозрачные горные озера. Он посмотрит, как юный Опискин двинется навстречу новой жизни, а потом спокойно пропустит в баре кружечку-другую пивка, в ожидании объявления посадки на свой рейс. Пол инстинктивно уперся правой ногой в палубу, словно нажимал на педаль акселератора. Скорее! Скорее!
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье!
– Простой рабочий, обычный член профсоюза не хочет войны, – сказал больной раком.
– Я, – вздохнул человек с визгливым голосом, – специализировался на изучении эпохи ранних Тюдоров. Русские с тех пор не изменились. 1554 год. Письма Ченселора. Слушайте: «Они все как один – проходимцы и мошенники. Держать в узде их можно только при помощи физических наказаний. Им свойственны беспробудное пьянство, распутство и вымогательство». Какими они были тогда, такими и остались по сей день. Им нельзя доверять.
– Ты, – буркнул толстяк с гладко прилизанными светлыми волосами, – наверное, профессор?
– Пока нет. Но я читаю лекции.
– Ты – профессор. Ну и говори о своем профессорском классе. А с нами все обстоит по-иному.
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье! Англичане – клевые парни. А английские бабы – те еще штучки. Шутки шутят, – заливался Егор Ильич.
– С ним полный порядок, видишь? Он русский парень, простой рабочий. Он нацепил вечерний костюм, но это его рабочая форма. Все равно он рабочий.
– Что-то я не вижу, чтобы он сейчас был занят своей работой.
Человек с маленькой розочкой в петлице нервно забарабанил по столу.
– Они вчера полностью выложились, когда бились с нашими парнями. Жаль, что железный занавес не допускает купли и продажи. Тот, что был на левом краю, как его фамилия?
– Настиков… или как-то очень похоже.
– За ваше здоровье!
– За ваше здоровье!
Бутылка уже почти опустела. Причем ее почти полностью опорожнил Егор Ильич. Полу досталось всего несколько глотков. Глазенки стюарда ярко горели, как изюминки в известной рождественской игре, нижняя губа угрожающе покраснела, но в целом он был почти трезв и преисполнен готовности продолжать застолье.
– …Заработали пенальти за игру руками, а затем последовал тот удар в перекладину. Потом передача справа этому… как-там-его-зовут, а от него другому… не помню…
