Антон Соловьев - Lubvi.NET
В то время появились первые аудио-книги, и знакомые еще со времен учебы в университете авторы зазвучали для меня в новом ключе. Хотя я нередко возвращался к любимым группам, но аудио-книги стремительно вытесняли музыку из моей жизни.
Новых знакомств с женщинами было немало, но все они были какими-то тусклыми и пустыми. Как мне тогда казалось, я встретился уже со всеми типичными представительницами женского пола в возрасте от семнадцати до сорока трех. Однако прошло некоторое время, и я понял, как же я жестоко ошибался.
В основном мне попадались такие, как Галя. Веселые, жизнерадостные девушки, не отягощенные философским мировосприятием. И это даже было к лучшему. Я стал замечать, что депрессивные личности, какими бы умными они ни были, оставляли в моей душе неприятный осадок, и я старался держаться от них на порядочном расстоянии.
Жизнь любого человека состоит из светлых и темных периодов, и если видеть в жизни только негатив, то сама жизнь незаметно для человека станет настолько беспросветной, что впору будет лезть в петлю. Я давно уже понял, что надо радоваться жизни. Радоваться, несмотря ни на что! Ведь одна из самых великих трагедий человечества — это смерть. Страшнее смерти ничего не может быть. Разве что безумие. Поэтому я решил для себя принимать жизнь такой, какой она есть, рассматривать ее как путь к совершенству. Но при этом стараться не думать ни о старости, которая, чем я становился старше, тем более страшила меня, ни о преждевременной смерти. Думать о неизбежном глупо и бессмысленно.
Уже в начале декабря я начал задумываться о том, где мне встретить новый, 2004-й год. До того момента, как я стал жить один, я встречал этот самый мой любимый праздник с родителями, а затем со Светой и с компанией ее старых, бесшабашных хиппарей, в одной старой квартире в районе Таганки. Однако мне не очень нравилось там, поскольку пили там обычно до потери пульса и по русской народной традиции утро встречали лицом в салате. Даже Света, относившаяся к алкоголю достаточно прохладно, напивалась там так, что потом три-четыре дня не могла работать и зарекалась больше так не пить, а потом упрямо шла отмечать Новый год именно туда.
Люди там собирались неглупые, не чета нынешним неформалам, рожденным в безумии Перестройки. Да, там можно было поговорить и о хорошей литературе, и о хорошей музыке. Но ближе к трем часам ночи все разговоры сводились только к тому, что раньше и небо было голубее и трава зеленее, сейчас полная безнадега, а дальше все будет еще хуже. При этом это была компания людей, если не поднявшихся на высоты социальной лестницы, то по крайней мере твердо стоявших на ногах и ухитрившихся не сторчаться и не спиться.
Кто-то сказал мне однажды, что настоящие хиппи, ровесники завсегдатаям питерского Сайгона — это те, кто сейчас не называет себя детьми цветов и всячески открещивается от самого слова «хиппи», при этом цитирует Джойса и Джека Керуака на языке оригинала, слушает древние записи старых Woodstock-ов и живет тихой и мирной жизнью, даже не выбираясь на культовый для всех хиппарей Гоголевский бульвар на неофициальный день рождения российского хиппизма, совпадающий с днем защиты детей.
Как ни странно, эта компания приняла меня за своего, хотя многие из них были старше меня на десять-пятнадцать лет. Я не толкал речи, не пытался доказать, что я знаю больше их. Я просто слушал, слушал, как говорит умирающая легенда, потому что твердо знал, что те, кто сейчас младше меня на пять-шесть лет, никогда не поймут, о чем поет Башлачев и Градский, не будут зачитываться Хармсом и Шварцем. Как сказал один мой знакомый, носящий скандинавское прозвище Ингвар Добрый: «Они не лучше и не хуже нас, они просто другие».
Что ж, всему свое время. Мне были приятны эти люди до тех пор, пока они не начинали отчаянно страдать рефлексией и петь песни Джаниз Джоплин сквозь пьяные слезы. Нет, встречать Новый год я туда больше не пойду. Такие люди хороши только в строго дозированных порциях общения и желательно на трезвую голову.
В очередной раз думая о месте, где бы мне хотелось встретить Новый год, я проходил мимо книжного стеллажа в коридоре и невольно бросил взгляд на фотографию моих родителей. Фотография эта была очень старая, сделанная в Сочи в конце 70-х. Я остановился и стал пристально рассматривать ее. Как же я стал похож на отца! Впрочем, в этом ничего удивительного не было. На кого же мне еще быть похожим, как не на своего отца?!
В голове сразу пронесся вихрь самых разнообразных мыслей. Мне вспомнилось очень многое: и хорошее, и плохое. Но больше, конечно же, было хорошего. И я решил позвонить родителям и узнать, где они собираются праздновать Новый год. Без всякой задней мысли, просто узнать. Выбирался я к ним не так часто, в среднем раз в две недели. Ведь работал я, по сути, без выходных. Я взял со стола мобильник и набрал номер отца.
— Как дела?
— Тружусь, — ответил отец. — Подожди, у меня сейчас совещание через пять минут. Что-то срочное у тебя? — в голосе проскользнула тень тревоги.
Мой отец был на редкость пунктуальным человеком. У нас с ним даже контрольные звонки происходили в строго определенные дни и часы. Видимо за то, что я подчинил всю свою нынешнюю жизнь строго распланированному распорядку, нужно сказать спасибо именно ему. Ожидая, пока отец перезвонит мне, я сел работать. Через сорок минут раздался звонок.
— Ну что? Как у тебя дела? — спросил отец.
— Да как и ты — тружусь.
— Это правильно. Заехал бы к нам на выходные?
— Постараюсь, но не обещаю.
— Ты бы отдыхал больше.
— Ну, я и так с девушками… — начал я.
— Это не отдых, это обязанность мужика, — заявил отец.
— Вы, кстати, с мамой где собираетесь Новый год отмечать? — я решил резко сменить тему, поскольку разговоры о том, что я категорически не желаю отдыхать, раздражали и будут раздражать меня всегда, кто бы их ни заводил.
— Да не знаю. Дядя Слава с женой в Египет собрался, тетя Света хочет в Томск к матери. Ты же знаешь, у нас с мамой не так много друзей. В основном только те, кто еще с комсомольских времен остался, и все. А ты где?
— А я вот не знаю. Мне компания та надоела, где я раньше отмечал. Вообще, думаю: может, просто превратить тридцать первое в обычный рабочий день? Наиболее комфортно я себя чувствую только за работой.
— А девушку пригласить?
— Пап, ты знаешь, у меня такие девушки, что с ними спать приятно, а вот Новый год я с ними не хочу отмечать.
— Ладно. Надумаешь — приезжай к нам. Накормим, напоим.
— Вот так все родители. Первым делом накормим. Такое впечатление, что я здесь голодаю.
— Но мама-то все равно лучше готовит.
— Год назад я бы с тобой не спорил, но сейчас…
— Не зазнавайся! — Отец засмеялся.
Мы еще поговорили минут десять и сошлись на том, что числа двадцать пятого я позвоню и точно скажу, приеду я или нет, хотя я уже точно знал, что приеду.
Света, узнав о том, я буду праздновать Новый год у родителей, сначала жутко обиделась. Но ее обида длилась не более часа. Мне всегда было приятно общаться с умными людьми хотя бы потому, что они способны выслушать и критически оценить чужие доводы, а не стоят на позиции — только я прав, только я логично рассуждаю.
Света прекрасно понимала, что в ее компании я настолько лишний человек, насколько она была бы лишней в компании моих сверстников. Впрочем, в компании большинства моих одногодок, пусть даже и имеющих со мной схожие интересы, я также чувствовал бы себя лишним.
Если говорить откровенно, то мне просто были не интересны их разговоры. Причем совсем не интересны. К тому же, я являюсь сторонником идеи о том, что алкоголь не должен быть непременным атрибутом встречи старых знакомых.
К родителям я приехал тридцать первого числа около шести часов вечера. Оба они уже были дома. Мама по обыкновению резала ингредиенты для многочисленных блюд, а отец сидел рядом и читал «КоммерсантЪ».
Мама тут же все бросила и кинулась меня целовать. Отец просто улыбался, и это было гораздо больше, чем мамины жаркие объятия. Ведь улыбался он крайне редко. Жизнь у него была такая.
Устроились они неплохо. Квартира, как всегда это водится у мамы, была в идеальном порядке. Всякая вещь имело свое место и без дела не валялась. Все предметы обстановки были подобраны со вкусом. Я не раз был свидетелем тому, как мои родители выбирают какую-либо вещь. Не важно, зонтик это или новый диван: вещь выбирается с такой тщательностью, как будто она покупается на всю оставшуюся жизнь. Я тут же вспомнил, как я в последнее время выбираю какие-либо вещи, и невольно улыбнулся.
Книг в родительской квартире практически не было. Я уже говорил о том, что всю свою библиотеку они оставили мне. Однако в небольшому книжном шкафу все-таки стояли те книги, без которых мои родители не мыслили свою жизнь: Библия, «Война и мир», «Анна Каренина», «Тихий Дон», «Вечный зов» и небольшая книжка в тисненой золотой обложке, на которой было написано: Николо Макиавелли «Государь». Настольная книга многих сильных мира сего и моего отца. А рядом с ней стояли две книги с яркими цветными корешками. Это были два моих романа: «Смотрящий в Бездну» и «Боги как люди».
