Роман Сенчин - Абсолютное соло
Отвернулся от кровати, ткнулся глазами в стол. Надо бутылку закупорить, отнести стаканы. И, черт с ним, ложиться. Обманула диспетчерша с ласкающим голоском… Хе-хе, ну а что ты хотел! Или много заказов, или действительно не нашли, а скорей всего – это знак, что и дальше будет вот так, вот так, как всё это последнее время. Одиночество, работа, убогая комнатенка, а в остальном – обломы.
Но все же звонок! Игорь кинулся в коридор, не спрашивая «кто?», отпер дверь. Распахнул. На пороге две девушки, за ними – худощавый, с лицом прилежного студента-физматовца, высокий парень. Он спрашивает, глянув в блокнотик:
– Заказ вы делали?
– Да, я. – Игорь не почувствовал ни волнения, ни радости, что наконец-то приехали, скорее, кольнула досада. – «Перегорел, что ли?»
– Выбирайте. – Парень качнулся к стоящим перед ним девушкам. Обе невысокие, плотненькие, не скажешь, что симпатичные, зато молодые – лет по восемнадцать-девятнадцать. Справа от Игоря – с короткими, крашенными в желтый цвет волосами, слегка прыщеватая, квадратная какая-то, но в глазах веселый, озорной огонек, они будто кричат: бери, не соскучишься!.. А слева спокойная, равнодушная даже, волосы каштановые, до плеч, в кожаной коричневой куртке. И странное это ее равнодушие, то ли есть в ней что-то нетронутое, запрятанное, то ли наоборот – совсем все потеряно.
– Что там, а? – заскрипел голос старухи-хозяйки из глубины коридора. – Кто?
– Это ко мне! – не оборачиваясь отвечает Игорь.
– Что по ночам-то? Дня нет…
– Сейчас закончим. – Пытаясь загородить собой девушек и парня, Игорь продолжает переводить глаза с озорной на равнодушную.
– Ну, берешь? – торопит парень.
– Да. – Игорь обернулся, старухи уже нет. – Да, вот эту, – и про себя добавил: «Каштанку».
Выбранная покривила губы – опять непонятно – расстроенно или презрительно усмехнулась, или с инстинктивным удовлетворением, что она вот лучше второй…
– Ты как, один? – спрашивает парень.
– Один. Это коммуналка… живу один.
– На сколько берешь?
– На час… на час.
– Значит, – парень смотрит на часы, – в ноль сорок я возвращаюсь.
– Сейчас, погоди. – Игорь заскочил к себе в комнату, сверил время по будильнику. Да, сейчас без двадцати двенадцать… Достал из кармана пятисотку и три сотенных, вышел в коридор.
– Только не раньше. Через час…
– Добро. – Парень пересчитал деньги, кивнул: – Счастливо!
– Угу.
Девушка с каштановыми волосами проходит в квартиру. Игорь захлопнул дверь.
– Вот сюда. – Оказались в комнате. – Снимай куртку, садись. – Сняла куртку, осталась в белой полупрозрачной блузке. Хм, даже с кружевами какими-то. Села на стул.
– Вина будешь?
– Чуть-чуть, если можно…
Игорь плеснул в стаканы. Тоже сел. Взял сигарету.
– Куришь?
– Нет, спасибо.
Проклятое ледяное спокойствие. Даже не чувствуется, что в комнате посторонний человек, девушка. Он неторопливо рассматривает ее, она похожа на большую, одетую в человеческую одежду, куклу. Лучше бы ту, озорную. Или нет?..
– Пей, – говорит Игорь.
Выпила. Вернула стакан на стол мягко, до странности беззвучно. Подняла глаза на Игоря, ими спросила: «Что, начнем? Время идет…» Он тоже осушил стакан, взглянул на будильник. Почти десять минут пролетело. И заводя себя, распаляя, он командует:
– Давай раздевайся.
Девушка встает и начинает расстегивать блузку. Спокойно и деловито. Игорь, отвалившись на спинку стула следит, как обнажаются ее плечи, грудь, живот.
– Презервативы у вас есть?
– А? – пугается и мгновенно холодеет Игорь – ведь о них, о самом главном, он совсем позабыл.
Опять ее непонятная, странная усмешка… Желто-розовая рука лезет в карман куртки, выкладывает на стол маленький цветастый пакетик. А глаза подбадривают презрительно и самодовольно, словно какого-то затравленного идиотика: «Не комплексуй, снимай штаны. Всё хорошо будет, я всё пойму, всю твою убогость и недоделанность».
Игорь быстро заткнул окурок в пепельницу, закрыл дверь на ключ. Стал стаскивать с себя одежду.
5Холодный, злой дождь. Мечется, бьется о стены ветер; он, как ослепленный, заблудившийся великан, не знает, куда ему деться, он кружит по улицам, время от времени бросая в окна пригоршни крупных, крепких, будто они не вода, а камни, капель.
– Ох, что делается, – вздыхает Алла Георгиевна, отрываясь от книги, и ждет, что сейчас капли пробьют стекло, ветер ворвется в кафе.
Марина пишет на листе картона синим маркером: «Господа! Пожалуйста, закрывайте двери!» Дядя Витя слишком ослабил пружину, – лучше б уж хлопала эта чертова дверь, чем оставалась открытой, пуская холод и сырость.
Пусто, тихо в кафе, даже несмотря на яркий свет ламп кажется, что здесь сумрак. Магнитофон выключен, не хочется сейчас никакой музыки. Развеселые песенки только подбавят тоски.
– Написала, – объявляет Марина. – Кнопки-то есть?
– Где-т были. – Алла Георгиевна выдвинула ящик под стойкой. – Где-т были…
Марина тем временем закурила. Хотела взглянуть на часы, но передумала, решила – попозже.
– Уж я этому Витьке! – не находя кнопок, ворчит начальница. – Поработал тоже… Еще и выпить дала… Тряпкой надо за такую работу. – Ящик с шумом закрылся. – Нет, нету!
Марина пожала плечами – нет, значит нет. Алла Георгиевна вздохнула и взялась за книгу.
Пепел с сигареты упал Марине на фартук, она сбросила его дальше, на пол. Слюнявя палец, уничтожает сероватые пятнышки на малиновом синтетическом шелке кафешной санодежды.
Из кухни выходит Тайка.
– Никого? – удивляется.
Марина хмыкает в ответ:
– Нет, полный зал!
– Чего ты всё злишься? – Повариха спрашивает таким тоном, словно тоже ищет повод позлиться.
– Слышь, Тай, – зовет начальница, – у тебя там кнопки есть?
– Откуда…
– Ну, что-то, может, пришпилено? Надо вон на дверь объявленье повесить, чтоб закрывали. Витька сделал, хуже только…
– Какой-то календарь старый висит, – вспомнила повариха, – сейчас.
Марина тушит окурок, смотрит на часики. Десять минут первого. За все утро было трое клиентов. Мужички похмелялись. Глотали по сотне граммов «Пшеничной» и убегали. Хороша прибыль…
– Закро-оют нас, – будто отзывается на мысли Марины Алла Георгиевна. – Ох, закроют…
По окнам похлестывает дождь. Тысячи пулек стучат в стекло. Вот ветер сменился, и капли хлипко замолотили по асфальту.
– О-ё-ё-ёй, – шепчет начальница.
Вернулась Тайка. На ладони несколько черных, покрытых запыленным жиром кнопок.
– Отодрала.
– Во, скорей приколите, – Алла Георгиевна слегка оживает. – Сейчас обед, хоть кто-то должен… И закрывай за ними.
Стоя на пороге, ежась от холода, Марина пытается прикрепить картонку на внешнюю сторону двери. Старые кнопки не входят в дерево, гнутся. Кое-как зацепила одной, остальные пришлось выправлять ножом… Нет, бесполезно – жала кнопок ломаются. Марина бросает нож.
– Ни фига!..
– Давай я попробую, – подгребает кнопки к себе Алла Георгиевна. У нее не получается тоже.
– Да, новые надо. А лучше – гвоздиками… И гвоздиков нету… Ладно, Витька придет, пускай делает, обормот.
– Хм, опять сделает, чтоб хлопала.
– Пускай уж лучше хлопает.
Марина заняла свое место на просиженном, шатком стуле. Размышляет теперь, закурить ли новую сигарету или же подождать. А чего ждать? Когда куришь, чем-то вроде как занята, и время ползет немного быстрее. Но курить не хочется, и так во рту – как черемухи зеленой объелась… Чем бы заняться?..
– Слушай, Марин! – так неожиданно радостен голос начальницы, что Марина вздрагивает. – Слушай, можно ведь жевательной резинкой приклеить! Нажуй вот, а потом приклеишь.
Пожевать, это неплохо. Марина поднялась, подошла к стойке.
– Лучше «Дирол», – сказала, когда начальница протянула «Орбит».
– Ага, он на полтора рубля дороже! Жуй эту.
Снова садится, распечатывает плотную, прямоугольную упаковочку, бросает в рот две подушечки. Залежалые, пересохшие. Крошит их зубами. Во рту появился освежающий холодок, язык приятно защипало, слюна стала сладкой, вкусной, даже глотать ее не хочется… Вот кусочки соединились в мягкий, послушный колобок. Марина гоняет его по зубам, то раздавливая, то собирая, жмурится от удовольствия.
Убрав кое-как площадь вокруг «Ломоносовской», по быстрому перетаскав из «Москвича»-пикапа в тонар ящики с мандаринами и заработав двадцатник, Игорь забежал в ближайший пункт обмена валюты.
Курс вроде бы как и повсюду в округе, а искать, где вдруг повыше, не хочется – пять рублей ничего не решат.
Достал из кармана «пилота» паспорт, из паспорта – сто долларов. Несколько секунд медлил, глядя на лицо длинноволосого человека на бело-черно-зеленой бумажке; человек напомнил актера Борисова в роли пирата Сильвера из «Острова сокровищ». И он тоже вот, кажется, обещает, загадочно так улыбаясь: «Меня-ай! Давай меняй и устроим!..»
