Дибаш Каинчин - Рассказы
И тут, товарищи, нельзя не сказать спасибо: в такое тяжелое для нас время помогли нам комбикормами. Спасибо рабочему классу, шоферам, доставившим комбикорм в срок и в целости.
Ну ладно, оставим зиму — ведь впереди-то у нас не асфальтированная дорога и сплошные праздники.
Вы, видимо, заметили, каким я стал в последнее время. Встретился мне старик Санал и спрашивает: «Что ты сделался как отшельник?» А что вы думаете? Все сено беспокоит, конечно, сено. У нас осталось всего семьдесят зародов. Что с ними делать, товарищи? Как поступить? Ведь этого сена хватит полизать нашему скоту самое большее на три дня. Если б у нас были одни овцы, тут нечего бы и голову ломать. А ведь у нас еще рогатый скот — вот обжоры ненасытные! Вопрос стоит так: раздать это сено или есть его только глазами? А скот у нас отощал! Отощал, товарищи, отощал — боюсь, боюсь. Вот теперь бы чуточку подкормить. Иначе может начаться падеж. Но если сейчас им раздать последнее... кто знает, какой окажется весна. А как повалит, закружит, а тут ягнята твои новорожденные, одетые, как говорится, голышом, и овцы только что окотившиеся, ослабевшие, тощие! Это вы сами решайте, товарищи, сами думайте!
Скоро земля наша оттает. А из наших сорока тракторов пятнадцать не отремонтированы. Куда это годится, куда? Что делать, что? Как быть, как? Не знаю, люди, не знаю! Всю зиму трактора подвозили сено, дрова, пробивали дороги — вот почему у нас не было возможности ставить их на ремонт. А вспахать нам нужно пять тысяч гектаров. Если бы в прошлую осень вспахали половину этих полей под залежь, как бы теперь было легко. Да что зря говорить-то: если б чабан осенью увидел пашущий трактор, то лег бы под него — ведь пастбищ нет, нет!
И еще. Мы, товарищи, каждый год выделяем трактора и людей, чтоб вывозить навоз на поля. Работа начинается, а там, смотришь, приостановилась. Что поделаешь: как увидишь снег, все мысли устремляются к скоту. А земля у нас постарела, товарищи, отощала. Если и дальше пойдет так, то у нас скоро не поля будут, а пески, пустыня. Мы не должны допустить этого, мы за землю отвечаем. Как бы не получилось, что грядущее поколение станет плевать на наши могилы. Сейчас ту бригаду, что вывозила навоз, нужно восстановить и не отвлекать ее даже на пожар. А навоза у нас горы, горы!
Теперь об окоте овец. Котиться в колхозе будет больше двадцати тысяч овцематок. Тут всевозможных вопросов, которые нужно обсудить и разрешить, столько, что голова кругом идет. У некоторых чабанов по восьмисот овцематок, а у Суркаша даже около девятисот. А отары Чарынчака и Диломаш? Если стольким овцам котиться в одном месте, то это будет трудно и почти невозможно. Значит, надо их разделять. А вот как их разделять? Куда? Кто будет их пасти? И притом некоторые отары стоят в таких местах, где нет воды. Зимой они ели снег, а снег скоро сойдет весь — их куда девать? И еще — где найти тепляки? Потом некоторым отарам придется идти на водопой через засеянное поле — как этого избежать? Если все это выразить одним словом, то каша получается, товарищи, каша!..
Подумайте: если допустим падеж, у нас не будет дохода. Ягненок — это не ягненок, а золото. Только собери и сохрани! А то зачем кормили столько овец зимою, отдали столько силы, денег?
Необходимо позвать на помощь школьников. А без них нам останется только поднять руки и ложиться на бок. Ведь все мужчины будут заняты на весенне-полевых работах. А эти дети чьи? Наши, свои. Детей с ранних лет надо приучать к работе, прививать им любовь к земле, к скоту. Это не игра — здесь вся наша жизнь. Кто нам заготовляет сено, когда взрослые летом с овцами? Дети. Кто помогает при окоте овец, при стрижке, при купанье от чесотки? Дети. Кто очищает наши покосы от хвороста и кто зимою рубит акации на корм скоту? Опять дети. Уж теперь-то они понимают, что мы без них как без рук... Вот к чему я прихожу в последнее время. Если ребенок никуда не выезжал из нашей деревни, то он, когда увидит новорожденного склизкого ягненка, тут же бросается к нему и берет его на руки. А те дети, которые хотя бы год проучились в аймаке или в городе, те постоят в нерешительности, а потом — только кончиками пальцев. Разве допустимо такое? Наши дети, как их родители, цепки и выносливы на работе, а вот съездят куда-нибудь, так и требуют: мне ограниченный день нужен, воскресенье. Ну конечно, все это надо, но что делать, люди, что? Если каждый из нас так потребует, что будет с нами? Как тогда нам справляться со столькими делами, на кого нам рассчитывать? Раз жизнь наша такая, люди, раз условия такие, работа такая! Посудите: двое — муж и жена — круглый год пасут тысячу овец. И эти двое ведь не только овец пасут. У них по восемь-девять детей. Земля наша суровая, высокогорная. Думаете, это просто — выкормить, сохранить столько скота при таких длинношеих крепких зимах? Ведь все против скота: и ограниченные пастбища, и снег, и гололедица, и ветры, и морозы, и зверь, и птица хищная, и, наконец, недисциплинированность и лень людей. И все это нужно преодолеть!
Какие люди нам нужны, товарищи? По-моему, будущий настоящий животновод растет в юрте Чекурашева Чон. Раз приехали мы на его зимовье, в подсосный гурт, а там никого. В избе плачет карапуз трех или четырех лет. «Что плачешь, молодец?» — спрашиваем. Отвечает — не разобрать ладом, языка у него еще нет, но будто бы: «Телята мои голодные». А что делать, пустили мы телят к коровам. И вот что; семьдесят коров, а это, с палец, дитя, оказывается, знает, от какой коровы какой теленок. Подведешь корову к чужому теленку — он заревет. Вот какой мальчонка! Если скот уже теперь вошел в его сердце, значит, из него выйдет настоящий человек.
Теперь еще одна забота подходит. С теплом прибудут наши армяне, грузины, гуцулы. А работы у нас для них много. За последнее время мы построили двуэтажную среднюю школу, ремонтную мастерскую, теплый гараж для автомашин. А зерновой ток полностью механизировали. Только в прошлом году срубили для чабанов восемь изб, пятнадцать бань. Специалистам и учителям сдали несколько квартир. Это много, товарищи, но если сравнить с тем, что нам еще необходимо, то это мало, мало! Нынче мам предстоит строительство Дома культуры. Надо достроить детсад, больницу, магазин, общественную баню... Чего только нам не нужно! Стоит только подумать о восьмидесяти чабанских стоянках, о дойных гуртах, о тамошних избах, скотных дворах, кошарах!.. Работы много, много! А с прибывшими строителями работать тоже не в игру играть. Ну, лес они свалят сами, ну, в пилораме пропустят, а ведь их нужно обеспечить цементом, шифером, гвоздями... да мало ли чем! Попробуй не обеспечь! Народ прибыл издалека и не в гости, если просидят хоть день без работы, проходу не дадут... И приходится идти в облисполком. «Или я — или цемент!» Ладно, если дадут. А мы заинтересованы, чтобы строители проработали в полную силу. Что поделаешь, если у самих не хватает рук. Вот иногда и думаешь, почему нам нужно так много строить? А вы вспомните, что было лет сорок назад в этой долине, где стоит наша деревня? Ведь поле здесь было для скачек — байга.
Работы, товарищи, много... Забот много.
В такое ответственное время обеспечивать бы людей всем необходимым. Но торговля у нас ни на что не годится. Не говорю о другом — хотя бы хлеб привозили вовремя, без перебоев. Сколько можно звонить в аймак! Торговля переступила через черту, дальше некуда, некуда! Где разнообразные продукты питания? Одежда? Говорят, что нет на базе. Не знаю, товарищи, не знаю: когда с нас спрашивают молоко, мясо, шерсть, то за холку трясут, а когда обеспечивать — и спросить не у кого.
Теперь я хочу пожаловаться вам на свою жизнь. Вот живу и удивляюсь, люди! Может, перевезти мне свою избу в аймак? Ведь одинаково: что сюда приезжать на работу из аймака, что отсюда ездить в аймак. Каждый день в аймак: то собрание, то бюро, то пленум, то просто вызвали. Чуть что — в аймак! Разве можно так? Кто в этом разберется? Разве хорошо, когда от работы отрывают? Не скрою, товарищи, иногда дома чувствуешь себя как в гостях...
Сердце ноет... Ведь работы, товарищи, не уменьшается, а наоборот...
Товарищи, положение наше трудное. Не пренебрегайте весною, как бы она не обернулась для нас страшнее зимы, и как бы мы не остались без половины скота, который с таким трудом увели из ее когтей. Всех, кто живой в селе, необходимо послать на окот овец. Закрыть все учреждения и колхозную бухгалтерию. Нужно поговорить со стариками и со старухами — хоть чай вскипятят, за ребятней поглядят, и то помощь! О, кудай! Как бы не допустить падеж молодняка! Тогда — как жить на этом свете, куда лицо и глаза девать?!
Ну, товарищи, вот что хочу сказать под конец. Не побоимся работы, как бы она ни была тяжела, как бы ее ни было много! Почти девяносто коммунистов в колхозе и столько же комсомольцев — если поднимемся, весь народ пойдет за нами! А народ наш работящий, стойкий. Мы люди без пупа — все нам под силу! Как поднимемся да засучим рукава, так уж не различаем ни дня, ни ночи, и пока не пересилим работу, не присядем на землю. Вот какой мы народ. И тогда доход наш увеличится, трактора наши и машины умножатся, жизнь наша станет богаче, привлекательнее. Карманы наши нагрудные оттопырятся, товарищи. (Ну, это я шучу, нет, нет, и не шучу!)
