Ольга Лукас - Бульон терзаний
– Можно в тумбочку под моим столом положить, никто туда не заглядывает, – сказала она.
– Положим в тумбочку! Легко! Нам хотели плюнуть в лицо, нам почти плюнули в лицо. А мы – увернулись! И, уворачиваясь, поймали свой шанс.
Спрятали коньяк и конфеты в тумбочку, прикрыли папками с никому не нужными документами. Назад возвращались бегом, чтобы не заставлять всех слишком долго ждать. Даже не отдышавшись, Владимир объявил о своем решении и представил труппе сначала новую Софью, а потом – новую горничную.
Княжны зааплодировали – они были на стороне Ульяны. Остальные подхватили. Эдуард Петрович вскочил и трижды прокричал «Ура!»
– Спасибо, спасибо, что так тепло приветствуете меня, – раскланялась Снежана, – Вы такие все милые. Девушка, я бы хотела сесть сюда, вы позволите? Давайте это будет мое официальное место.
И Ларисе пришлось покинуть удобное мягкое кресло и переместиться на жесткую скамеечку возле входной двери.
– Подержишь? – Дочка ДСП передала собачку компьютерному гению Феде. Тот немедленно достал из-под стула «прелестного шпица» и решил познакомить живую собачку с игрушкой. Но малютка испугалась и, взвизгнув, спрыгнула на пол. Она забилась в угол, между батареей и тяжелым неподъемным столом. Собачку долго ловили, но все же поймали. Дочка ДСП обещала больше ее с собой не брать. Все снова развеселились, и было понятно, что репетицию в таких условиях провести не удастся.
Во всеобщем ликовании не участвовала одна Елена. Даже в ладоши хлопать не стала. Если и были какие-то сомнения раньше, теперь их нет. Все у них было заранее продумано, режиссер не даст в обиду свою фаворитку. Вышли – что они там делали пятнадцать минут? Быстро спрятали коньяк и конфеты, чтоб потом полакомиться вдвоем. Увидели, что в кабинете никого нет. Не удержались. Вернулись запыхавшиеся. Какие еще доказательства нужны?
Глава двадцать пятая
Репетиция с гвоздями
Появление в труппе нового артиста всегда влияет на расстановку сил. Владимир ожидал, что возникнут и разрушатся коалиции, партия сторонников Снежаны пойдет войной на партию ее противников, фракция «Верните Ульяну на место!» захватит ксерокс, факс и телефон, консервативное крыло «Никаких посторонних горничных, не прописанных у Грибоедова!» устроит митинг возле туалета, радикально настроенные граждане из числа княжон проведут оскорбительную акцию в адрес Дочки ДСП, и так далее, и так далее… Но ничего такого не произошло: к Снежане отнеслись как к неизбежному злу. Начальство сказало: нате вам дочку Полторацкого – ну что ж, давайте ее сюда, люди мы подневольные. Но любить ее вы нас не заставите: в должностных инструкциях это не прописано. Назначение Снежаны на роль Софьи выглядело так, будто владелец древесно-стружечной империи оставил в мебельном офисе свою шляпу и велел показать на сцене. Кому придет в голову затевать интригу против шляпы?
Снежана, однако, шляпой себя не чувствовала. Она захотела стать актрисой, ей тут же дали главную роль, и она погрузилась в переживания себя-в-искусстве. Чтобы было с кем делиться озарениями и открытиями, которые ждут ее на пути к сценической славе, она решила подыскать себе в труппе статусную подругу. Сначала попробовала дружить с Ядвигой, но дельце не выгорело: та отделалась какой-то убийственно-вежливой фразой, после которой о дружбе не могло быть и речи. Фразой Снежану не убило, но крепко ранило: она попыталась найти кого-то, с кем можно дружить против Ядвиги, но быстро поняла, что так вообще останется в одиночестве и ни с кем не сможет делиться откровениями и прозрениями, которых пока еще не было, но будут же!
И тогда она выбрала Елену. Это было правильное решение: на репетициях Елена либо повторяла роль, либо строила планы на завтрашний день, прокручивая в голове разговор с непростым покупателем, которому непременно надо продать даже то, что ему не нужно. Снежана сидела рядом и делилась своими тайнами. За спиной у них прятались Нина с Ларисой и еще кто-нибудь из княжон и тихо покатывались со смеху.
– Я так похожа на Софью! – говорила Снежана. – Просто мы с ней как сестры!
– Сейчас, извини, – перебивала ее Елена, доставала телефон, отвечала: – Да! Четыре стола компьютерных! «Интеллект» дубовый! Чтоб сегодня же доставили. Да хоть ночью, там круглосуточно открыто. После двенадцати будем платить неустойку. Ты будешь платить из своего кармана. Потому что я тебя неделю прошу это сделать! Все, вперед и с песнями. Так чего там Софья?
– Просто как сестры! Я ведь тоже сама выбрала своего мужа, Петюню моего. Он сначала был бедный, как Молчалин, и стеснялся со мной встречаться. Но папа устроил его в хорошее место, познакомил с нужными людьми. Теперь-то он уже не бедный. И не стесняется.
– Прости, еще один звонок, – снова перебивала Елена, – Жукова слушает. А ты кому звонишь? Тогда чего удивляешься? Да, они заплатили, сегодня. Я проверяла, заплатили. Можно грузить. Что тебе «не найти»? У меня на столе. Конечно, закрыто, меня же там нет. Я так помню. Комплект «Успех», липовый. И сорок березовых табуреток «Есенин». Все. Ну продолжай. Муж бедный и дальше что?
– Теперь он уже не бедный и не стесняется. А так мило стеснялся! Но за пять лет он мне как будто надоел. Кажется, я его уже не очень-то и люблю. Хочу подыскать кого-то поновее, понимаешь? И если он будет ничего, то с Петюней разведусь, но замуж за другого уже не пойду. Так буду держать, при себе. Ведь если я такая непостоянная, то зачем паспорт пачкать?
– Хе-хе-хе! Разумно! – подкрадывался откуда-то сбоку Горюнин.
– Спасибо, кофе в это время я не пью, – обрывала его Снежана. – И вообще, у нас свои тут женские разговоры!
Он отбегал в сторону, но совсем не исчезал, старался почаще попадаться ей на глаза. Горюнин решил выслужиться перед Снежаной, стать ее доверенным лицом: ведь эта Жукова, она не пользуется возможностью, которая сама упала ей в руки. Горюнин бы на ее месте уже давно…
В детстве он был хилым, и мальчишки во дворе не брали его в свои игры. Он рано остался без родителей, на попечении старшей сестры, которая окружила его гиперопекой. Женщины никогда его не любили, но часто жалели. Вот и Снежана должна была пожалеть, а пожалев – пристроить на хлебную должность в компанию своего папаши.
Горюнин был удивительный человек. Редко кто разговаривает с мужчинами и женщинами настолько по-разному: практически на разных языках. Женщинам он жалуется: на жизнь, на работу, на себя, на все. Чаще всего употребляет слова «эх», «ох», «ну вот», «так уж», «увы». Мужчинам он, в принципе, тоже жалуется. Но более агрессивно, что ли. Сразу не поймешь: то ли он жалуется, то ли нападает. Чаще всего употребляет крепкие и грубые выражения. А женщины и не подозревают, что Горюнин знает так много ругательных слов!
Но вернемся к спектаклю. Первый этап репетиций закончился, когда Владимир понял, что в репетиционной комнате стало тесно. Только артисты начинали свободно двигаться, как натыкались на стулья, стены и других артистов, ожидающих своего выхода. Попробовали сдвинуть всю мебель к стенам – не помогло. Попробовали вынести мебель в коридор – пришел Павел Петрович и грозно сказал, что не позволит захламлять офис. В любой момент могут приехать важные гости. И что они подумают, когда увидят напротив кабинета генерального директора горы громоздящихся друг на друга столов и стульев?
В итоге Петр Светозарович принял мудрое решение: переместиться на склад в «Росинки». Не очень-то удобно добираться туда и обратно, но он расщедрился и позволил всем участникам спектакля в день репетиции уходить с рабочего места на два часа раньше.
Владимир приехал на склад заранее и сразу почувствовал, что там включили отопление.
– Да вот, – подтвердил старичок-сторож, – третий день жарит, как на экваторе.
По случаю тепла на нем были кремовые бриджи и гавайская рубаха. Курортный вид портили только галоши на босу ногу.
Первым делом Владимир, прихватив в провожатые Таира, отправился искать «линию 5-а, стеллаж 4, полка вторая сверху». По этому адресу располагались банки с краской, которую, благодаря скидкам «Мира Элитной Мебели», удалось приобрести по очень выгодной цене.
Без Таира Владимир блуждал бы среди этих «линий» до ночи. Пятая шла следом за восьмой, за ней была девятая. Линия пять-а находилась и вовсе в отдельном аппендиксе, который заканчивался тупичком с хозяйственными принадлежностями: в нем хранились две швабры, совковая лопата, промасленная канистра, два огнетушителя и трехногий стул без спинки. На вбитых в стену крюках висели синие рабочие халаты, ни разу не надеванные.
– Вот линия пять-а, – указал Таир, – четвертый стеллаж, раз-два-три, здесь. Нашли.
На второй снизу (а не сверху, как значилось в записке) полке стоял черный пластиковый пакет с приклеенной к нему запиской «для Виленина». В пакете обнаружились краски, подарочный валик и рабочие рукавицы.
