Маргарет Джордж - Елена Троянская
— Я даже не знаю, что в тебе мне нравится больше всего.
Это Парис стоял в углу маленькой залы.
— Наверное, то, что со всеми существами ты обращаешься как с равными.
Я поднялась и упала ему на руки. И потом ничего — только объятия и поцелуи. Я наслаждалась ощущением его рук, его тепла, его тела.
Наконец он отвел меня на расстояние вытянутых рук, не отпуская, и сказал:
— Елена, что же нам делать? Все зависит от тебя. Я хочу увезти тебя в Трою, но решение принимать тебе. Ты все теряешь, я все приобретаю. Поэтому я не могу решать за тебя.
Как странно — никогда не обсуждая ничего, мы оба пришли к мысли о бегстве. Остаться здесь или убежать, чтобы быть вместе с ним?
— Я не отпущу тебя! — закричала я и вцепилась в него.
Пусть весь мир провалится, пусть Спарта обратится в прах, но не может моя жизнь протекать вдали от него.
— А как же Гермиона? — спросил он. — Ты не только жена, но и мать. Жену можно поменять, а мать нет. Поверь мне, я знаю.
— Мы возьмем Гермиону с собой!
Да, вопрос решается просто.
— Но ты сказала, что она должна стать следующей царицей Спарты. Как ты можешь лишить Спарту царицы?
Он рассуждал более взвешенно, чем я, — или чувствовал себя более виноватым, чем я.
— Мы спросим у нее, пусть решает.
— Елена, — мягко сказал Парис, глядя на меня своими золотистыми, медовыми даже в ночном свете глазами, — ей только девять лет. Можно ли заставлять ее делать такой выбор? Любой ребенок ее возраста захочет ехать с матерью. Это не значит, что позже она не пожалеет о своем решении.
— Но…
— Ты не вправе взваливать на ее плечи тяжесть такого выбора. От него зависит вся ее жизнь.
— По-твоему, мы должны сбежать украдкой, даже не попрощавшись с ней?
— Попрощаться — да. Но не проси ее принимать решение. Со временем она возненавидит тебя за это.
— Но как я могу покинуть своего ребенка?
— Потому что ты любишь ее и не станешь подвергать ее жизнь опасности. И Спарту ты тоже любишь и не оставишь без царицы.
— Она не поймет меня!
— Со временем она все поймет. — Он прижал меня к себе. — Со временем. Как и я понял со временем своих родителей.
Неужели? Они ведь желали ему смерти!
— Елена! Если ты решишь бежать, нужно это сделать не откладывая. Когда Менелай узнает, поднимется… суматоха. Мы должны уехать как можно скорее вслед за ним, чтобы иметь в запасе побольше времени. У меня все готово. Это нужно сделать сегодня ночью.
— Нет! Не сегодня! Только не по следам Менелая.
— Именно по его следам… Но он же поплывет в другом направлении.
О всемогущие боги! Сегодня ночью, когда отец и мать спят, спят мои братья и Гермиона…
— Какой срок ни назначь, все равно покажется слишком рано, — сказал Парис. — Мы никогда не бываем готовы к переменам.
Я удивленно посмотрела на него.
— Тебе же только шестнадцать. Откуда ты все знаешь?
— В мои шестнадцать лет уместилось много событий и перемен. Когда-то мне пришлось расстаться с благополучной жизнью. Не по своей воле. Но благодаря этому у меня больше опыта, чем у тебя.
— Ты расстался с семьей. Но тебе не приходилось покидать ни родины, ни жены.
— Это так. Но я расстался с образом жизни, к которому привык. Расстался с представлением о себе — оказалось, я совсем другой человек. А что касается жены… Жену я не покидал, только подругу, которая любила меня: ей не нашлось места во дворце. Елена, порой бывает трудно сделать выбор. Я знаю многих людей, которые пытаются усидеть на двух стульях, но не всегда это возможно. Вопрос простой: я или Менелай? Я не могу взывать к твоей верности. Твоя верность принадлежит мужу. Я могу обратиться только к той силе, которая свела нас: Афродита и ее волшебство — или колдовство.
Змейка заскользила по полу и приблизилась к нашим ногам. Она обвилась вокруг них, соединив нас кольцом. Я чувствовала ее холодную гладкость.
— Священная змея вынесла свое решение, — сказала я. — Она сообщает нам, что наш союз подлинный.
— Я знал это. Я только хотел, чтобы ты тоже это поняла.
Мы расстались. Парис пошел будить Энея, а я — прощаться. Если бы это было обычное путешествие, нас бы при ясном дневном свете после торжественного прощания отвезла до Гитиона колесница в сопровождении царского эскорта. Но в нашей ситуации мы вынуждены были под покровом ночи украсть колесницы, а потом мчаться на полной скорости, чтобы до зари прибыть в Гитион и отплыть. Ни остановок, ни отдыха по пути мы не могли себе позволить.
Удастся ли Парису с Энеем раздобыть колесницы и лошадей, не вызвав подозрений у стражи? Это предстояло сделать им самим. Я вздрогнула. Если их схватят, то обвинят в воровстве, и они должны будут понести наказание.
— Удачи! — шепнула я Парису, сжав его руку. — Нельзя допустить провала. Другой возможности у нас не будет.
— Задача не из простых. Мы с Энеем даже не знаем план расположения конюшен и сарая для колесниц. К тому же нельзя шуметь.
— Не думай о трудностях. Забудь о них на мгновение, иначе потерпишь неудачу. Думай только о победе и о нашем будущем. Пора, любимый.
Я показала, в каком направлении ему нужно идти, и он бесшумно исчез, его тень мелькнула в лунном свете.
Лунный свет. Он нам в помощь или в наказание? С одной стороны, нам не понадобятся факелы, дорога будет хорошо видна. С другой стороны, и мы будем хорошо видны на дороге, спускаясь с горы и двигаясь вдоль реки. Это значит, что любой страдающий от бессонницы житель Спарты, выглянув в окно, сможет рассказать нашим преследователям, в каком направлении мы поехали.
Луна, круглая и яркая, горела посреди неба, как белый фонарь. Все предметы, окутанные зловещим холодным светом, казались твердыми и острыми. Они отбрасывали короткие тени. Удивительно, но все казалось чище, чем днем.
Дворец… Каждая плитка на полу, каждая завитушка на двери, каждый выступ на крыше был в моей памяти. И вот я видела все это в последний раз. Мне хотелось погладить каждую колонну, каждую дверную ручку и сказать «Прощай!».
Все замерло, затаило дыхание. Я посмотрела на входной портик огромного здания.
«Ты вернешься сюда. При лунном свете».
Откуда в моем сознании возникли эти слова? Их словно кто-то прошептал. Змеи Асклепия… Может, это второй их дар — способность различать очертания будущего? Нет, лучше не надо. Это не столько дар, сколько проклятие.
И все-таки твердая уверенность возникла и осталась: я вернусь сюда, снова пройду по этой дорожке. Кроме этого — ничего. Никаких картин будущего.
Не обращай внимания, сказала я себе. Это все миражи, призраки будущего. Сегодня время действия, время поступка.
Я проскользнула — бесшумно, как змея, — в покои родителей. Они крепко спали. Охранники перед входом в спальню тоже спали, я не потревожила их. В лунном свете я хорошо видела лица отца и матери. Они ровно дышали во сне, укрытые теплыми шкурами — ночи стояли еще холодные.
Я склонилась над ними, долго всматривалась в их лица, потом закрыла глаза, чтобы запечатлеть их образы в памяти, и снова смотрела, чтобы лучше запомнить.
Мне хотелось их поцеловать, но я боялась разбудить их. Сердце болело.
— Прощайте, отец и матушка, — мысленно сказала я им. — Не презирайте меня, не переставайте любить меня.
Оставаться долее не было сил, я вышла. Я направилась в комнату Гермионы. Я хотела так же молча попрощаться, но когда увидела дочь, то поняла, что расстаться с ней выше моих сил.
Я склонилась над дочерью и смотрела, как безмятежно она спит, с легкой улыбкой на губах. Она была так прекрасна и так неотделима от меня, как моя душа. Я не расстанусь с ней.
Я коснулась ее плеча и шепнула:
— Гермиона!
Она медленно открыла глаза и посмотрела на меня.
— О мамочка… — спросонок пробормотала она.
— Гермиона, — я старалась говорить как можно тише, — ты хочешь отправиться в путешествие?
Он вздохнула и повернулась на другой бок.
— Не знаю… В какое путешествие?
Она еще не проснулась.
— Мы с Парисом хотим поехать к нему на родину. Посмотреть Трою. Это далеко, за морем.
Она попыталась сесть, но продолжала клевать носом и снова упала на постель.
— Надолго вы уезжаете? — спросила она.
— Не знаю. Если отправляешься в путешествие, нельзя наверняка сказать, надолго ли. С путешествиями всегда так. Обычно они продолжаются дольше, чем предполагаешь.
— Ой, нет. Тогда я не хочу ехать.
Неужели? Это немыслимый ответ, она не могла ответить так.
— Но, Гермиона, я очень хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Нет, нет. — Она упрямо затрясла головой. — Я не хочу никуда уезжать. Тут у меня и друзья, и черепахи. О черепахах надо заботиться. И не хочу я в Трою. Какое мне дело до Трои? — Она улыбнулась и закинула руки за голову.
Но, Гермиона, я буду очень скучать по тебе. Ты должна поехать со мной.
