Александр Шелудяков - ЮГАНА

Югана, прочитав заговор, самую большую ценность – желчный пузырь с желчью – подняла на вышку и повесила сушиться, привязав к стропилине жильной ниткой.

Желчный пузырь медведя с желчью ценится дороже мяса и шкуры, вместе взятых. Имеет желчь большой спрос в медицине: из нее приготавливается дорогостоящее желудочное лекарство. А вот и еще одно лекарство из эвенкийской народной медицины: мозг из головы медведя нужно высушить в вольном жаре русской печи, потом истолочь в порошок. Служит такое «мозговое» лекарство как присыпка, заживляющая раны, глубокие порезы, также это очень хорошее средство для беременных женщин. Помогает медвежий мозг и тем женщинам, которые кормят грудью детей, – растут дети крепкими, не пристает к ним хворь.

Когда Таня Волнорезова была беременная, а позднее, после родов, кормила грудью четырех сыновей, Югана подмешивала в коровье молоко для Тани медвежий мозг, заправляла кашу вместе с маслом и медвежьим салом все тем же мозговым порошком.

И на этот раз клыки и когти медвежьи будут пущены молодыми вождями на ожерелье-оберег. Эвенкийка пояснила деду Чарымову, что медвежий коготь-оберег можно повесить на ошейник теленку, и тогда телок избежит поноса, парши.

Теперь, какое-то время, Югана снова может быть спокойной. Ургек стал не только великим следопытом, но и прогнал от себя страх, трусливость, научился ходить на зверя по чернотропу, научился по-настоящему понимать голоса зверей, птиц, язык тайги. Ургек достоин теперь быть главным жрецом племени Кедра. Так решила старая эвенкийка.

Стоял Михаил Гаврилович чуть в стороне от своего дома, у берегового обрывистого взгорка, смотрел в речную даль на плывущий там коч. Дул легкий ветер, и парусная ладья, казалось старику, замерла и нежилась средь реки с раскрытым косым парусом, похожим на крыло чайки.

Югана сидела около обласа на березовой чурке, обшивала лосиной кожей беседку, подколенную упорину. У эвенков был обычай, продиктованный, наверное, многовековым опытом, – сидеть и грести веслом удобнее, когда упор делается на колени, ноги подобраны под сиденье.

– Югана, погляди-ка, цыганский табор объявился! – крикнул Чарымов.

– Куда нынче идти цыганскому табору? Парусные цыгане давно уже не плавают на своих речных кочах. Нешто чужие цыгане заплыли с Иртыша? – хитровато посмотрев в сторону Чарымова, сказала Югана.

Старик сошел с берега по крутой тропинке. Остановился около Юганы, протянул бинокль. Эвенкийка посмотрела в «чужой глаз» на речную даль.

– Хо, како тебе, Чарым, табор? Идет по воде цыган Федя. Под белым крылом плывет…

– И чего зачастил в наши края? Нешто поживу учуял, а?

– След Пяткоступа ходил искать парусный цыган, – сказала Югана и, достав из замшевого мешочка трубку, набила табаком, закурила.

– Вот, раззуди тебя щекотка, и этого потянуло на «могильное» золото, – рассмеявшись, сказал дед Чарымов.

– Вождь парусных цыган идет к нам в гости.

Разговор у Юганы с парусным цыганом Федором Романовичем Решетниковым состоялся вечером, при свете керосиновой лампы. Стояла эвенкийка у открытого окна, курила трубку. С береговой стороны доносился малиново-серебряный звон колокола: бу-у-ум-м-ам-м… Югана счастливо улыбалась. Сбылось ее желание: на берегу, у школы, прикреплен к трубе турника свободно плавающий в проушинах большой колокол, который раскачивается от ветра небольшим дощатым «парусом». Дунет ветерок в парус, качнется труба в проушинах заодно с колоколом, и поплывет по заброшенному поселку, береговым окраинам звон-перезвон.

Был отлит колокол Федором Романовичем и Громолом Князевым, кайтёсовским кузнецом. Надоумил Андрей Шаманов Югану, свалил со своих плеч заказ. «Они ведь, Югана, великие мастера. А я что? Опыта в литье колоколов нет».

– Говорит Югана много спасиба вождю парусных цыган! Шибко хороший голос у колокола! Такой серебряный голос бронзы боятся плохие духи, уходят, бегут далеко от стойбища человека.

Одна из главных причин, которая побудила эвенкийку дать заказ на литье колокола, такая: в прошлом месяце, как-то в полночь, прибежала Таня к Югане, плачет: «Милая, родная Югана, мне страшно… Вышла на улицу – ночь лунная, тихо. И вижу: стоит у ворот Костя. Манит меня к себе рукой. И вдруг под крыльцом затявкал щенок. Исчезло видение». И уточнила Таня, что не в первый раз она уже видит мужа, который обычно грезится стоящим у ворот.

И вот, как предполагала Югана, теперь колокол звоном священного металла будет в ночное время прогонять от людей Улангая плохие сны, видения, а также предупредит колокольный звон души умерших людей – жив поселок Улангай!

– Ходил я, Югана, на заброшенный старообрядцами-раскольниками Экильчакский Юрт, – рассказывал парусный цыган. – Покопался в том месте, где стоял дом Миши Беркуля. Пусто там. А вот на окраине, у берегового кержацкого кладбища, нашел одну любопытную штуку…

– Вождь парусных цыган встречался с Тунгиром?

– Нет, до заимки Тунгира я не дошел. Далеко это, – ответил старый цыган.

– Нашел золото? А может, нашел много серебра вождь парусных цыган?

– Не идет нынче серебро с золотом в мои руки. Но след вроде бы найден… Везу подарок в Медвежий Мыс для следователя Гриши Тарханова. Он с Иткаром Князевым ищет такие штуки… Просил подобное и меня собирать, если попадет на глаза. – Сказав это, старик наклонился, вытащил из-под скамейки вещевой кожаный мешок, развязал сыромятную тесемку.

Югана приняла из рук старого цыгана небольшую, но тяжеловатую ступку, литую из бронзы. Нутро ступки было залеплено черным наплывом.

– Хо, вождь парусных цыган принес шибко большой подарок Иткару-геологу! В таких ступках жрецы югов делали раньше лекарство…

– Эту ступку я поднял, Югана, в том месте, где Пяткоступ копал могильный холм, рядом с человеческими костями она лежала. Как узнал? На береговом наилке остались следы его сапог. Одна нога глубоко пашет пяткой землю…

– Какое лекарство в ступке присохло?

– Знаю, Югана: отковыривал я кусочки, пробовал на огне, в чашке с кипятком распаривал. Вроде бы густая нефть это.

– Большой геолог Иткар будет хорошо смотреть и думать, – спокойно сказала Югана.

Югане казалось, что не легкий ветерок раскачивает «парус» берегового колокола, а рука невидимого жреца.

«Красивую песню поет большой колокол! Жив Улангай, говорит он!»

Глава семнадцатая

Кто первооткрыватель юганской нефти? Такой вопрос часто приходилось слышать Иткару Князеву. И он обычно всегда отвечал, что первооткрыватель юганской нефти – человек без фамилии. Почему так считает геолог Князев? Да потому, что невозможно сейчас установить, кто в эпоху каменного века выплавил первую крупицу железа или меди и возвестил начало новой эры. Такая же история с обской нефтью в районе Вас-Югана и Югана. О том, что на Югане добывали нефть из мест самовыброса более четырех тысяч лет назад, давно известно археологам. В древних захоронениях изредка попадаются обломки горшков, остатки берестяных посудин, сплющенных в лепешку, рядом с которыми лежат затвердевшие, окаменевшие кусочки нефти. При раскопках древних стоянок в верховье Югана также установлено, что насельники юганские хранили нефть в берестяных, кожаных мешках. Какое было применение нефти в то стародавнее время? Нефть использовалась в войне, при стрельбе зажигательными стрелами; нефть использовали жрецы как лекарство, на нефтяной основе приготавливали различные целебные мази. И кто знает, где еще и какое применение находила нефть у наших далеких предков.

Ранним утром Иткар Князев вылетел на вертолете лесоохраны в район небольшой таежной речки Чагва, притока Чижапки.

Вертолет МИ-1 шел курсом на маленькую хантыйскую заимку Сенче-Кат, по-русски – Солнечный Дом. Если смотреть с птичьего полета, то заимка из трех уцелевших домиков похожа на помятые спичечные коробки, брошенные на береговую чистовину среди густокедровой тайги.

Приземлился вертолет на небольшой береговой поляне, вытоптанной лосиными копытами. Из года в год на эту поляну приходят лоси, олени грызть, лизать просоленную землю, в этом месте, года три назад, лежала соль, выгруженная с паузка для засолки рыбы атарменного лова.

Иткар остался на поляне с двумя большими рюкзаками, на одном из которых лежало зачехленное ружье.

Вертолет, будто перепуганный шершень, взмыл над землей, дал круг на прощание и ушел в северо-западную сторону, на Новый Юган.

Как только взлетела ввысь небесная лодка, к Иткару подошел седой старик хант, на морщинистом лице его сияла доброжелательная улыбка:

– Паче рума, Иткар!

– Здравствуй, Бояр Тунгир! – ответил Иткар на приветствие хозяина заимки.

Слово «бояр» сродни «аксакал», и говорится оно в знак великого уважения, почитания старшего мужчины.