Дай мне! (сборник) (СИ) - Денежкина Ирина
Раджа снова тяжело дышит, облизывает пересохшие губы.
– В общем мы в шоке! Хулиганье гонят в Москве. Конечно, они все на дерьме и их больше, но всё равно… И менты суки! Мы еще в шоке, что всегда считали, и нам рассказывали, что скинхэдов и хулиганье в Москве черные боятся… И даже слова против боятся сказать. А тут такое… У нас такого нет, но боюсь скоро будет…
Последние слова Раджа произносит упавшим голосом, будто из него улетучился весь воздух.
Ляпа ухмыляется. Но не сильно.
Ворон откидывается на кровать с батлом пива и мечтательно произносит:
– А у меня по этому поводу есть мечта!
– По какому «этому»?
Ворон не слышит. Не слушает. У него на круглом лице какая-то круглая улыбка.
– Мечта, значит, такая. День милиции… Когда он?… Ну, не важно. Итак, день милиции. Концертный зал…
– Какой? – встревает Раджа.
– Хуй знает, короче, какой, но один из тех, которые показывают по телеку в праздники… Прямая трансляция. В зале – духуища ментов. Полковников всяких, ГИБДДшников, всякого такого дерьма, короче, полный зал…
Ворон сладостно улыбается.
– И вот, все смотрят. Выступает Киркоров какой-нибудь. Как обычно. И после него на сцену выносят стульчик… – видно, что Ворон очень долго обдумывал и смаковал детали. – Выносят, ставят. Тишина… И выходит Шнуров. С баяном, нах.
– А он чё, на баяне играет?
– Иди на хуй, Раджа!… – мирно огрызается Ворон. – Не знаю, на чём он играет. Всё равно, выходит с баяном и садится на стульчик. И группа его тоже выходит… Или нет, она за кулисами. Для эффекта… Ну вот, все торжественно ждут. И Шнуров начинает играть и петь…
Ворон вскакивает на кровать и орёт на мотив «Подмосковные вечера», но темп быстрее:
– Не слышны в саду даже шорохи, всё здесь замерло до утра! Шлюхи прячутся по парадным, а на улицах – му-со-ра! Ловят девочек, ловят девочек, тех, что ночью не любят спать, чтоб в дежурке их отделением на халяву отъебать!!!
У Ворона безумно счастливое лицо. Он видит перед собой вытянутые морды «мусоров» в их профессиональный праздник и триумф телезрителей, не всех, но большой части уж точно.
Валерка обнимает меня сзади и дышит мне в волосы. Раджа, Мюллер и Ворон, пришедший в себя после экстаза, знакомятся с Ляпой и Пунксом. Предлагают Пунксу пиво наконец. Пока они вместе пьянствуют, мы с Валеркой выходим из номера. Из гостиницы. Куда-то на мост.
Темно.
От асфальта поднимается тепло, вкусно пахнет листьями и водой. Не дерьмом. Вода в речке мерно шумит.
– Валерка…
– Что? – он целует мои губы и щёки. Пахнет алкоголем.
– Ничего.
Просто Валерка.
У него звонит телефон.
– Да… Я… Привет, Кать.
Я догадалась, что это и есть Валеркина девушка. Значит, Катя. Ага. Я смотрю на Валерку в упор. Интересно, что он ей скажет.
– …Я… Я перезвоню… Нигде… С пацанами…
– Неужели? – спрашиваю я. Пытаюсь съязвить. Всё вокруг делается стрёмным и душным. Обидно почему-то. Наверное, я думала, что он скажет что-то другое. Что?
Валерка суёт телефон в карман. Облокачивается на перила и смотрит в темноту. На меня не смотрит.
– Как у Кати дела?
Он молчит.
– И в чём же всё-таки заключается твоя «вечная любовь»?
Валерка поворачивается ко мне и я вижу его лицо. Плотные губы. Бледные щёки.
– А как же…
Валерка не даёт мне договорить, он рывком прижимает свои губы к моим. Не целует. Просто прижимает.
– И что мне делать? – слышу я его хриплый голос.
Я не знаю.
Телефон снова звонит. У него такой смешной звонок: «Оле-оле-оле-оле!»… Валерка смотрит на экран. Я тоже. Там написано «КатЁноК звонит». Валерка отводит руку с телефоном и разжимает пальцы.
Мобила, сверкнув экраном, с коротким всплеском ныряет в воду. Доли секунды в воде видно мутное зелёное свечение. И всё.
– Ты ёбнулся что ли?
Валерка отрицательно качает головой. Я с перепоя тоже могу исполнять, но не так же. Тупо.
Валерка смотрит на меня пьяными глазами, потом утыкается мне в плечо. Гладит по волосам. Весь мир сосредотачивается на мосту через речку с дурацким названием Пряжка. У меня перехватывает дыхание. Я не могу дышать. Я не могу думать. Я ничего не могу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Это тупо.
Это моя мечта.
Я просыпаюсь самая первая. Вылезаю из-под Валеркиных рук. Тащусь в ванную. Там из душевой кабинки вытекает вода. Прямо на пол. У меня голова трещит так, будто бы в мозгах вертят ложкой.
Ляпа просыпается и курит. Это очень трагически выглядит. На фоне серого рассвета. У него такая рожа убитая. Подонок. Его жалко. Не знаю, что там случилось, может, у Ляпы по утрам всегда такая рожа. Над Ляпой нависает Валерка. Пьёт из бутылки джин с тоником. У Валерки тоже убитая рожа. Точнее, отрешённая. Глаза смотрят в себя. Ничего вокруг не отражают.
Потом встают все остальные, умываются. Прыгают по комнате. Под эти прыжки Ляпа и Пункс незаметно уходят. Видимо, догадываются, что у Раджи, Мюллера и Вороны не всё в порядке с головами. Мюллер бегает по комнате и орёт: «Фанат – хозяин стадиона!»
Им весело, гадам. Ещё они хотят есть. Вспоминают, у кого же можно занять восемьдесят рублей. Валерка в веселье и вспоминании не участвует. Молча собирается. Я узнаю, что Радже, Мюллеру и Валерке ехать домой в одну сторону. И как раз восемьдесят рублей ждут их на середине пути.
Валерка как будто отгорожен от меня. Скачками Раджи и Мюллеровским ором. Мне хочется взять Валерку за щёки и рассмотреть.
Мюллер, Раджа, Валерка и Ворона собираются за баблом. Я их выгоняю. Сама.
– Когда вы, наконец, свалите?
– А что? – с вызовом спрашивает Валерка.
– У меня голова болит!
Это правда.
Мюллер, Раджа и Ворона сваливают. Валерка задерживается. Стоит.
И черти уходят без него.
Валерка опускается на пол у ванной. Я сижу на стуле. Он гладит мне ноги. Думает. Знать бы ещё, о чём.
Вообще какой-то задумчивый.
– Зачем тебе это надо было? – спрашивает задумчиво. Похож на Зельвенского выражением лица. Хотя вряд ли Зельвенскому понадобится спрашивать у меня такие тупые вещи. И если я озвучу это своё наблюдение, Валерка ни о чём меня спрашивать больше не будет. Убежит, злобно выругавшись. Я так думаю.
– Ты мне нравишься, – отвечаю я, порывшись в мозгах. – А тебе зачем?
– У меня всё спонтанно, – уклончиво отвечает Валерка.
Хотела бы я говорить такими словами. Уклончивыми.
– Зачем трубу-то выбросил?
Валерка дёргает плечами.
– Да забудь.
Я некоторое время молчу. Потом спрашиваю как будто мимоходом:
– И что ты девушке своей скажешь?
– Если б мы факались – тогда да, – медленно говорит Валерка. – Тогда было бы о чём думать… что сказать…
– Ага, – мстительно соглашаюсь я. – Мы же с тобой просто друзья.
Вот урод.
Валерка внимательно на меня смотрит. Гладит мою ногу.
Я встаю и ухожу. В кровать. Под одеяло. Голова болит всё-таки. Валерка встаёт рядом на колени. Прижимается щекой к моему плечу. Опять спрашивает:
– Тебе это нужно?
– Что?
– Связь с объектом?
– В смысле?
Или я такая тупая, или одно из двух. Валерка изображает схематически:
– Вот ты, а вот объект. Тебе это нужно? Если, например, объект – ну… э… ну кто, я не знаю… любимый человек!
– Очень нужно! – радостно отвечаю я. Догадалась типа.
– Ну вот! – Валерка тоже радуется моей понятливости. – А теперь поставь меня вместо этого человека. Нужно?
– Нужно… – мычу я. – Ну, так. Немножко. А тебе?
– Мне нужно.
Торжественный, блять, момент.
– Зачем?
Валерка не отвечает.
У него какое-то убитое лицо.
Потом он всё-таки уходит. Он меня обнимает и целует. Стоит нерешительно. Почему? А я знаю? Видать, не только драться любит. Падать в чужие тарелки. Швырять шарики сквозь стекло. Ходить в одной и той же куртке все времена года.