Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы
— На днях со мной был забавный случай, — проговорил Огата-сан. — Сейчас вроде бы можно и посмеяться. Я был в библиотеке в Нагасаки и наткнулся вот на этот журнал — для педагогов. Раньше я о нем не слышал, в наше время он не существовал. Читая его, можно подумать, что теперь все учителя в Японии — коммунисты.
— Коммунизм в стране явно набирает силу, — сказал муж.
— В журнале напечатался Сигэо Мацуда. Представьте мое удивление, когда в его статье я увидел свое имя. Не думал, что пользуюсь сейчас таким вниманием.
— Уверена, что отца в Нагасаки до сих пор хорошо помнят, — вставила я.
— Это было нечто из ряда вон. Сигэо Мацуда писал обо мне и о докторе Эндо, о нашем уходе на пенсию. Если я правильно его понял, он намекал, что педагогика от нашего ухода выиграла. По сути, он зашел настолько далеко, что высказал мнение, будто нас следовало уволить еще в конце войны. Это просто из рук вон.
— Ты уверен, что это тот самый Сигэо Мацуда? — спросил Дзиро.
— Тот самый. Из средней школы в Курияме. Очень странно. Помню, как он часто приходил к нам в дом поиграть с тобой. Твоя мать вечно ему потакала. Я спросил библиотекаря, нельзя ли купить экземпляр; она сказала, что закажет для меня один. Я тебе покажу.
— Это походит на вероломство, — сказала я.
— Я был крайне удивлен, — повернувшись ко мне, отозвался Огата-сан. — Ведь именно я представил его директору школы в Курияме.
Дзиро допил чай и вытер губы салфеткой.
— Весьма прискорбно. Но, как я уже сказал, с Сигэо мы давно не виделись. Прости, отец, но я должен бежать, или опоздаю.
— Ну да, конечно. Удачного дня!
Дзиро шагнул вниз к выходу и начал надевать башмаки. Я обратилась к Огате-сан:
— Всякий достигнувший вашего положения, отец, должен быть готов к критике. Это естественно.
— Разумеется, — рассмеялся он. — Не бери это в голову, Эцуко. Я было и думать об этом забыл. А вспомнил только потому, что Дзиро собрался на встречу выпускников. Интересно, читал ли эту статью Эндо.
— Надеюсь, ты хорошо проведешь день, отец, — громко сказал Дзиро от двери. — Если сумею, постараюсь вернуться пораньше.
— Чепуха, не стоит волноваться. Твоя работа важнее.
Немного позже Огата-сан вышел из своей комнаты в пиджаке, с галстуком.
— Вы куда-то собрались, отец? — спросила я.
— Подумал, что неплохо бы нанести визит доктору Эндо.
— Доктору Эндо?
— Да, надо бы его навестить — взглянуть, как он там.
— Но вы же не уйдете до обеда?
— Лучше бы поторопиться. — Он посмотрел на часы. — Эндо теперь живет за городской чертой. Мне нужно будет сесть на поезд.
— Что ж, возьмите еду с собой. Я мигом ее упакую.
— Спасибо, Эцуко. Минуту-другую я подожду. По правде говоря, я и надеялся, что ты мне это предложишь.
— Вам стоило только сказать. — Я поднялась с места. — Намеки, отец, не всегда действуют.
— Но я знал, что ты догадаешься с полуслова, Эцуко. Я на тебя полагаюсь.
Я шагнула вниз на кухню, надела сандалии и ступила на кафельный пол. Скоро перегородка раздвинулась, и в проеме появился Огата-сан. Усевшись на пороге, он стал наблюдать за моими хлопотами.
— Что это ты мне готовишь?
— Ничего особенного. Вчерашние остатки. Лучшего и не заслуживаете, раз сообщили в последний момент.
— И все-таки ты ухитришься соорудить такое, что пальчики оближешь, не сомневаюсь. Что это ты делаешь с яйцом? Уж это наверняка не вчерашний остаток?
— Хочу добавить омлет. Вам повезло, отец, я сегодня добрая.
— Омлет. Ты должна меня научить, как его готовят. Это трудно?
— Трудней некуда. Где уж вам учиться на вашем этапе!
— Но я все на лету схватываю. И что, по-твоему, значит — «на вашем этапе»? Я еще не настолько стар — и могу многому научиться.
— Вы всерьез собираетесь стать поваром, отец?
— Ничего смешного в этом нет. Я давно высоко ставлю кулинарию. Это настоящее искусство, я в этом убежден — столь же благородное, как живопись или поэзия. Его недостаточно ценят просто потому, что результат исчезает слишком быстро.
— Не бросайте живопись, отец. Ваши успехи в ней куда больше.
— Живопись. — Огата-сан вздохнул. — Прежнего удовлетворения она мне не приносит. Нет, думаю, мне следует научиться готовить омлеты, как готовишь их ты, Эцуко. Ты должна мне показать до того, как я вернусь в Фукуоку.
— Вы не будете считать это таким уж искусством, когда это освоите. Женщинам, пожалуй, лучше держать такие вещи в секрете.
Огата-сан рассмеялся, словно сам над собой, и продолжал за мной наблюдать.
— Кого ты ждешь, Эцуко? — спросил он, помолчав. — Мальчика или девочку?
— Все равно. Если будет мальчик, мы назовем его в вашу честь.
— Правда? Это обещание?
— Если хорошенько подумать, не уверена. Я забыла имя отца. Сэйдзи — некрасивое имя.
— Это потому, что ты считаешь меня некрасивым, Эцуко. Помню, однажды ученики в одном классе решили, будто я похож на гиппопотама. Но внешние признаки не должны тебя отпугивать.
— Верно. Что ж, посмотрим, что думает Дзиро.
— Да.
— Но мне бы хотелось дать своему сыну ваше имя, отец.
— Я был бы счастлив. — Улыбнувшись, Огата-сан отвесил мне легкий поклон. — Но я знаю, как это раздражает, когда родственники настаивают, чтобы детей называли в их честь. Помню, мы с женой спорили о том, как назвать Дзиро. Я хотел назвать его в честь моего дядюшки, а жене не нравился сам обычай давать детям имена родственников. Конечно же, она настояла на своем. Уступчивостью Кэйко не отличалась.
— Кэйко — славное имя. Если будет девочка, то, быть может, мы назовем ее Кэйко.
— Не торопись раздавать такие обещания. Если слово не держат, старикам бывает очень горько.
— Извините, я просто раздумывала вслух.
— И еще, Эцуко: я уверен, есть и другие, в честь кого ты охотнее назвала бы своего ребенка. Те, кто тебе ближе.
— Возможно. Но если родится мальчик, мне бы хотелось дать ему ваше имя. Когда-то вы были мне словно отец.
— А теперь перестал быть?
— Нет, конечно. Но теперь все по-другому.
— Дзиро, надеюсь, для тебя хороший муж.
— О да. Счастливее меня никого нет.
— Ребенок добавит тебе счастья.
— Да. Лучшего времени нельзя было выбрать. Здесь мы уже вполне обжились, у Дзиро на работе дела идут успешно. Для такого события самый подходящий момент.
— Так значит, ты счастлива?
— Очень.
— Замечательно. Я счастлив за вас обоих.
— Вот, для вас все готово.
Я вручила Огате-сан лакированную коробочку со снедью.
— Ага, остатки вчерашнего пиршества. — Он принял ее с театральным поклоном и слегка приоткрыл крышку. — Что ж, выглядит заманчиво.
Когда я вернулась в гостиную, Огата-сан надевал у входа башмаки.
— Скажи, Эцуко, — проговорил он, занятый шнурками, — ты видела этого Сигэо Мацуду?
— Раз или два. Он навещал нас после того, как мы поженились.
— Но теперь они с Дзиро не такие близкие друзья?
— Пожалуй. Обмениваемся поздравительными открытками, вот и все.
— Хочу предложить Дзиро, пусть напишет своему другу. Сигэо должен извиниться. Иначе мне придется потребовать, чтобы Дзиро с ним порвал.
— Понимаю.
— Я собирался об этом сказать еще раньше, за завтраком. Но такой разговор лучше отложить до вечера.
— Наверное, так.
Уходя, Огата-сан еще раз поблагодарил меня за коробку с обедом.
Вышло так, что вечером Огата-сан этот вопрос так и не затронул. И он, и муж вернулись домой усталыми и провели время за чтением газет, почти без разговоров. А доктора Эндо Огата-сан упомянул лишь однажды. За ужином он сказал коротко:
— У Эндо все как будто хорошо. Впрочем, скучает по работе. Вся его жизнь была в ней.
В постели, готовясь заснуть, я сказала Дзиро:
— Надеюсь, отец доволен тем, как мы его принимаем.
— Чего еще он мог ожидать? Если ты так беспокоишься, пойди с ним куда-нибудь.
— В субботу вечером ты не работаешь?
— Как я могу себе это позволить? Я и так выбился из графика. Отец умудрился выбрать для визита ко мне самый неудачный момент. Хуже некуда.
— Но мы сможем погулять в воскресенье, разве нет?
Ответа я, кажется, так и не получила, хотя, глядя в темноту, еще долго его ждала. Дзиро часто испытывал после работы усталость и не был расположен к разговорам.
Во всяком случае, мои волнения относительно Огаты-сан были излишними: в то лето он прогостил у нас гораздо дольше обычного. Помнится, он еще оставался с нами в тот вечер, когда в нашу дверь постучала Сатико.
Сатико надела платье, которое я раньше не видела, на плечи она набросила шаль. Глаза у нее были тщательно подведены, но выбившийся из прически тонкий локон свисал на щеку.
— Простите, что беспокою вас, Эцуко, — с улыбкой начала она. — Я хотела узнать: Марико, случайно, не у вас?
