Кэтрин Хьюз - Тайна
Тишину нарушил дверной звонок. Бет подпрыгнула от неожиданности, и вино выплеснулось из бокала прямо ей на блузку. На ступеньках стояла Илейн – без куртки, в домашних пушистых тапочках. Она обхватила себя за плечи и прыгала, чтобы не замерзнуть.
– Я увидела свет у тебя. Как дела?
Бет открыла дверь и жестом пригласила ее войти.
– Проходи на кухню.
– Спасибо, а то я околею от холода.
– Майкл остался с Джейком сегодня. А я хотела пойти полежать в ванне.
– Ты выглядишь совершенно вымотанной. Я бы на твоем месте выпила.
– Ты бы на любом месте выпила. Возьми, в холодильнике открытая бутылка.
Илейн подлила вина Бет и наполнила свой бокал.
– Я и не заметила, как ты ушла с похорон.
– Мы ускользнули незаметно. Я хотела вернуться в больницу. Есть и хорошая новость: доктор считает, что через пару дней Джейк сможет вернуться домой.
Илейн сделала глоток вина.
– Круто. Он у тебя боец, твой малыш. Скорей бы уж он снова начал свой мяч через забор ко мне в сад пинать.
Бет улыбнулась.
– Спасибо, что зашла, Илейн. Ты себе представить не можешь, как хорошо в кои-то веки заняться чем-то повседневным.
– Если я могу чем-то помочь, только скажи.
– Ему понадобится пересадка.
Илейн заерзала в кресле.
– Ну, я вряд ли с этим смогу помочь. Ну, то есть…
Бет поперхнулась вином.
– Я не прошу тебя почку свою отдать, дурочка. У соседей можно соль попросить, но часть тела – это уж слишком. Бог с тобой, Илейн.
– Какое счастье! То есть, извини, это прозвучало ужасно… Я имела в виду, что…
– Илейн, перестань. Ты ничего не должна. Его поставили в лист ожидания, но доктор говорит, нам нужно поискать других членов семьи, которые могут подойти, – она сделала еще один глоток вина, и желудок недовольно заурчал. – Но в этом-то и проблема, понимаешь. У нас такая маленькая семья. Ни у меня, ни у Майкла нет ни братьев, ни сестер. Отец Майкла умер, а с матерью он не общается, да и она всю жизнь накачивала себя алкоголем и наркотиками. Моя мать только что умерла и то ли не хотела, то ли не могла рассказать мне ничего о моем отце, а ведь она знала, что от этой информации зависит жизнь ее внука.
Бет всегда чувствовала к своей матери только любовь и глубокую признательность, но сейчас она не могла побороть возникшую злобу. Остаток вина она допила залпом.
Илейн молча водила пальцем по краю бокала. Казалось, она решает какую-то сложную головоломку.
– А что ты знаешь про него?
– Про моего отца? Совершенно ничего. Мне и не нужно было знать вплоть до последнего времени. Я абсолютно искренне могу сказать, что то, что я росла без отца, не оказало на меня никакого отрицательного влияния. По крайней мере, я его не осознаю. У меня было замечательнейшее детство, и я очень любила маму. Поскольку мы с ней всегда были неразлучны, у нас была особая связь. Но за все эти годы мы лишь несколько раз мельком упоминали отца, и она всегда говорила, что это была ошибка и она не любила его. Но это не значит, что она не любит меня, и я верила ей. И только когда мы с Майклом узнали, что не подходим как доноры Джейку, я стала настаивать, чтобы она больше рассказала об отце. Хотя бы имя его узнать – это уже позволило бы начать поиск. С интернетом и современными возможностями сравнительно просто можно найти человека. – Бет встала и наполнила их бокалы. – Но к тому времени было уже поздно. У нее случился инсульт, и она больше не могла говорить. Через несколько дней она умерла.
Илейн подошла к камину.
– А все эти люди, которые прислали открытки?
– И что?
– Ты знаешь, кто они?
– Некоторых знаю, но не всех.
Илейн театрально повела бровями.
– Кажется, отсюда и можно было бы начать.
Бет почувствовала, что в сердце у нее зажигается огонек надежды, и она подпрыгнула с дивана.
– О боже, Илейн, это же прекрасная идея.
Она просмотрела открытки, одну за одной. Всего их было семьдесят две, и она разделила их на две кучки, в одной из которых было всего две открытки, представляющие наибольший интерес. Они сидели, скрестив ноги, перед камином, и Бет почувствовала в себе силы, которых уже очень давно не ощущала. Она даже на время забыла о своем переутомлении.
Она взяла первую открытку.
– Так, здесь написано: «С большим сожалением прочитал о кончине вашей матери. У меня много счастливых воспоминаний о времени, которое мы провели вместе, и я уверен, что по ней будут скучать все, кто ее любил. С наилучшими пожеланиями, Грэм Уинтертон».
– Ты про него что-нибудь слышала раньше? – спросила Илейн.
Бет сморщила нос и попыталась вспомнить.
– Смутно припоминаю его имя, да. Надо будет спросить Майкла. Давай прочитаем вторую.
Она взяла оставшуюся открытку. Она была больше по размеру, чем большинство остальных, на лицевой стороне были нарисованы лилии.
– Лилии – любимые цветы мамы. Думаешь, он знал об этом? Может, это тайный знак?
– Не придумывай, Бет. Здесь половина открыток – с лилиями. Это символ смерти вообще-то. Что там написано?
Бет развернула открытку и внимательно прочитала ее вслух.
«И словами не описать ту грусть, с которой я прочитал некролог в сегодняшней газете. Пусть я и не видел вашу маму уже очень давно, когда-то мы с ней были очень близки, и мне было очень горько узнать о ее уходе. Я всегда буду вспоминать о ней с теплотой. Мои искренние соболезнования. Альберт Смит».
Илейн обхватила голову руками.
– Нет, только не это! Смит? С такой фамилией мы его в два счета найдем.
Бет перевернула открытку, надеясь найти какую-нибудь зацепку. Конверт по несчастливой случайности уже выбросили в мусор, и почтовую марку было не увидеть. Она поднесла открытку к носу, вдохнула запах и внимательно посмотрела на почерк. Письмо было написано обычной ручкой, почерк был мелкий, с аккуратными соединениями. Он еще ставил дефис в слове «сего-дня» – ее маму когда-то давно научили делать то же самое.
– Альберт Смит, – произнесла она вслух его имя и покачала головой. – Я никогда о нем ничего не слышала, поэтому его кандидатуру можно рассмотреть. Ведь и имени моего отца я тоже никогда не слышала, потому что мы почти никогда о нем не говорили.
– Смит, – повторила Илейн. – Стыд и позор. Неужели его не могли звать Альберт Уэйверли-Пембертон?
– Кто это?
– Никто, выдумка. Я имела в виду, что было бы гораздо лучше, если бы у него было какое-нибудь странное имя, по которому его было бы легче отыскать.
Бет вздохнула и собрала все открытки.
– В любом случае шансы малы, Илейн. Даже если я его найду, что мне ему сказать? Здравствуйте, я Бет, ваша потерянная дочь. Моему сыну нужна почка, вы как, не против?
– Ну, если так это формулировать… В любом случае он может оказаться слишком старым.
– Да, все может быть, хотя донором может стать любой человек до восьмидесяти лет, если позволяет здоровье. Маме было семьдесят два, он может быть немного старше или младше. Плюс у него могут быть и другие дети, что означает, у меня могут быть сводные братья или сестры, которые могут иметь совместимую группу крови и почку. Я просто хочу, чтобы у Джейка был ручеек надежды. Я не собираюсь требовать, чтобы люди сдали свои органы абсолютно незнакомому человеку.
– А ты мамины вещи уже разбирала? Бумаги, документы, личные вещи? Там тоже может что-то быть.
– Скоро займусь этим, просто это не то занятие, которое я предвкушаю, если честно. Она много чего выкинула, когда переезжала в Манчестер, но, надеюсь, все важное осталось.
Бет взяла пустую бутылку из-под вина и отнесла ее в мусор.
– Пойду все-таки приму ванну, Илейн.
Илейн обняла ее за плечи.
– Давай, крошка. А я тебе завтра принесу запеканку, – и она приложила прохладные ладони на щеки Бет. – Тебе нужно поправиться, да.
Погрузившись в горячую пенящуюся ванну, Бет закрыла глаза и отдалась во власть волшебного аромата «Джо Малон». Она влила в воду огромную дозу, практически опустошив дорогую бутылку, но сегодня она этого заслуживала. Сегодня она похоронила маму. Каждый день ее жизни они говорили друг с другом, и все же столько осталось невысказанным. Перед ее внутренним взором проплыли полученные открытки, цветы, люди на похоронах. Они были правы. Мэри была хорошей женщиной и любящей, заботливой матерью. Бет никак не могла поверить, что она ее больше никогда не увидит. Из глаз снова полились слезы, она зажала нос и погрузилась под воду.
Глава 5
Оказавшись дома, Джейк уже через несколько дней выглядел намного лучше. Щеки снова зарумянились, а энергии прибавилось настолько, что он захотел выйти на улицу и попинать мяч.
