Владимир Войнович - Два товарища (сборник)
начал Валентин, и все подхватили:
И ре-еки, полные вина…
Шабашники пели нестройно, каждый старался всех перекричать. Анатолий прислушался.
– Поют? – спросил он.
– Поют, – подтвердил Гошка.
Когда спидометр отсчитал двадцать километров, Гошка посмотрел на Анатолия:
– Пожалуй, хватит.
– Давай еще, – сказал Анатолий. – Что тебе, бензину жалко?
– Нет, хватит, – сказал Гошка.
Машина медленно взбиралась на большую гору, похожую на верховое седло. Шабашники, сидя вдоль бортов, пели. Валентин, покраснев от натуги, вытягивал шею, и его писклявый бабий голос выделялся среди всех остальных. Потапов одной рукой придерживал велосипед, который лежал посредине и подпрыгивал на ухабах. Вдруг мотор зачихал, захлопал, и машина остановилась, немного не доехав до вершины сопки. Гошка и Анатолий выскочили из кабины и открыли капот.
– Карбюратор, – сказал Гошка.
– Трамблер, – возразил Анатолий. – А ну-ка ты, – обратился он к Валентину, – у тебя силы много. Покрути ручку.
Валентин крутил до тех пор, пока не взмок от пота. Потом крутили все остальные.
– Придется толкать, – сказал Анатолий, забираясь в кузов. – Я буду командовать. Раз-два, взяли!
Шабашники облепили машину, как мухи горшок со сметаной.
– Еще – взяли!
У Валентина от напряжения вздулись на шее жилы, и конопатое лицо его омылось румянцем. Бригадир Потапов шел бочком, упираясь в кузов одной рукой, осторожно, словно боялся прилипнуть.
– Ты, начальник, не стесняйся, – сказал ему Анатолий, – здесь все свои. Вот видишь, сама идет, только толкай.
Подталкиваемая тридцатью шестью руками, машина медленно перевалила через гребень сопки и, быстро набирая скорость, покатилась под уклон.
– Стой, – устало махнул рукой Потапов. – Стой! – крикнул он, видя, что машина все удаляется.
– Стой! – заорали хором шабашники, и бабий голос Валентина снова перекрыл все остальные.
Валентин первый понял, что их обманули, и, работая локтями, побежал за машиной. Его рыжие волосы упали на лоб, придавая лицу выражение свирепости. За Валентином, широко расставив руки, бежал Потапов. За ними валили толпой все остальные.
Анатолий, стоя в кузове, поднял над головой измятую кепку:
– Привет бригаде коммунистического труда!
Впрочем, вряд ли те, к кому он обращался, могли его услышать.
У подножия сопки Гошка остановил машину и, вскочив в кузов, помог Анатолию сбросить на землю вещи шабашников. Они торопились и один ящик бросили неосторожно, из него вывалились на дорогу топор, рубанок, ножовка и прочий плотницкий инструмент.
Последним полетел с кузова велосипед бригадира. Он ударился о землю, высоко подпрыгнул и, свалившись набок, прочертил рулем полосу в дорожной пыли.
– Поехали, – скомандовал Анатолий. – А то догонят, накостыляют по шее.
Шабашники, размахивая руками, бежали с сопки, и уже совсем близко мелькали белые тапочки Валентина, когда машина тронулась и, обогнув сопку снизу, ушла по направлению к грейдеру.
– Небось рады, что мы с них денег не взяли вперед, – сказал Анатолий.
7
Несмотря на то что Гошка приехал на станцию рано, там уже была очередь на погрузку. Гошка поставил машину в хвост колонны и сел на подножку читать учебник. Просмотрев все страницы, он понял, что уже все равно ничего не успеет выучить, и ему оставалось толькo надеяться на учительницу, которая, по слухам, ставила тройки за одно только знание алфавита. «Как-нибудь, – думал Гошка. – Все сдал, а уж немецкий…»
Когда подошла Гошкина очередь, он поставил машину под погрузку и отдал накладную хромому заспанному мужику. Тот долго держал накладную в корявых пальцах, рассматривал ее и, возвращая Гошке, сказал:
– А почему не подписано?
– Как не подписано?
– А вот не подписано. Видишь: «Подпись руководителя учреждения» – председателя, значит. Где она?
– Что ж делать?
– За подписью надо ехать. Давай освобождай место, другие ждут.
– Слушай. Ну председатель потом приедет, подпишет.
– Потом и получишь. Освобождай место.
Он был неумолим.
Гошка плюнул, заехал в ближайший переулок и нарисовал на накладной несколько крючков и закорючек. Вышло довольно убедительно. Гошка вернулся на станцию.
– Так быстро? – удивился завскладом.
– Встретил его, ехал в райком, – сказал Гошка.
– Ну вот видишь, как хорошо получается. Открывай борт.
Хотя грузчики работали быстро, в школу Гошка все-таки опоздал. Экзамены уже кончились. Гошка встретил учительницу, когда она с маленькой сумочкой и букетом цветов выходила из класса. Это была не та учительница, о которой ходили такие добрые слухи, а другая – молодая, высокая, с пышной прической. Несмотря на свою молодость, учительница была закоренелой пессимисткой. Все ученики, по ее мнению, были неисправимыми лодырями.
– Экзамен уже окончен, – сказала она.
– А как же быть? – спросил Гошка.
Учительница равнодушно пожала плечами:
– Надо было раньше думать. Для чего-нибудь другого вы бы нашли время. А для экзаменов у вас его нет.
– Ну как же, я ведь готовился-готовился, – сказал Гошка, идя следом. – Может, примете, а?
То ли голос его звучал очень жалобно, то ли была для этого другая причина, но учительница остановилась и сказала:
– Не знаю, что с вами делать. Я уже ключи отдала уборщице.
– Я сейчас возьму, – сказал Гошка и, не дожидаясь ответа, побежал искать уборщицу.
Учительница вошла в класс, положила на стол цветы, сумочку, достала из сумочки папиросу и сунула Гошке словарь:
– Переведите отсюда досюда.
Сама закурила и села на краешек парты у окна. Гошка трудолюбиво листал словарь.
– Ну что? – спросила учительница через несколько минут.
– Сейчас.
– Хорошо.
Подождала еще минуты три.
– Кончили? Нет? Сколько же вы перевели? Четыре строчки? Можно бы и больше, если вы усердно готовились. Ну хорошо, читайте. Так. Так. Это слово пишется так: лейбен. Читаете вы, надо прямо сказать, неважно. Ну а что вы еще знаете из области немецкого языка? Основные формы модальных глаголов знаете? Нe знаете? Скажите основные формы глагола «лерен».
– Лерен, лерте, гелерт.
– Правильно. Немен?
– Немен, немте, генемт, – охотно сказал Гошка и доверчиво посмотрел на учительницу.
– И это называется – вы знаете предмет, – с горечью вздохнула учительница. – Неправильно. Немен, нам, геномен. Не понимаю, зачем государство дает вам месячный отпуск.
– У меня не было отпуска.
– Ну да, вы – исключение.
Учительница взяла со стола цветы и сумочку и направилась к выходу, торжественно неся свою красивую голову с пышной прической.
– Может, я пересдам? – идя за ней, нерешительно попросил Гошка.
– Конечно, пересдадите. Осенью, – ответила учительница, не оборачиваясь.
Звездный вечер стоял над Поповкой, и луна, расколовшись, лежала в Ишиме. Гошка осветил спичкой часы и пошел домой. Он шел вдоль берега, раздвигая кусты, пушистые листья скользили по его щекам. У песчаной излучины против бани Гошка хотел свернуть к дому, но услышал девичьи голоса. Гошка раздвинул кусты и увидел Лизку, которая, сцепив руками колени, сидела на бугре. Кто-то барахтался на середине реки.
– Эй, Лизка! – услышал Гошка Санькин голос. – Давай купаться!
– Холодно! – отозвалась Лизка.
– Глупая! – плывя к берегу, крикнула Санька. – Вечером вода всегда теплее!
Она подплыла к берегу и, все еще разводя руками, стала выходить из воды.
Гошка хотел выйти к девушкам, но передумал. Санька спросит, с чем поздравить. А с чем его поздравлять? Он притаился в кустах. Санька вышла и остановилась возле Лизки.
– Боишься? – спросила она. – А мне хоть бы что. Нисколечко не холодно.
– У тебя кровь горячая, – сказала Лизка.
Санька не спеша вытиралась. Осыпанная светом луны, она видна была смутно и в то же время отчетливо. Настолько отчетливо, что Гошке казалось: он видит, как с ее ступней сбегают в песок нестойкие капли воды.
– Красивая ты, Санька, – вздохнула Лизка. – С таких, как ты, наверно, картины рисуют.
– Правда, красивая?
– Правда, – сказала Лизка.
Санька тихонько засмеялась, а потом сказала грустно:
– Красивая, да смотря для кого.
– Все об Гошке своем переживаешь, – сказала Лизка. – А чего об нем переживать? Мало разве других парней?
– Парней много, – сказала Санька, – а Гошка один.
– Все они одинаковые, – сказала Лизка. – Вот Аркаша у меня… Вчера сидим на крылечке, он вот так взял за плечи: «Поцелуй, говорит, меня». – «А я, говорю, не умею целоваться». – «Ну, говорит, я тебя поцелую. Можно?» – «Можно, говорю, только осторожно». – «А больше, спрашивает, ничего не можно?» – «Ишь ты, говорю, какой быстрый. Ты, говорю, это брось, не на ту напал». – Лизка усмехнулась. – Они ведь, мужики, все такие. Лишь бы обмануть. А ты ходи потом мать-одиночкой, это его не касается. Но меня не обманешь. Я ведь таких насквозь вижу. – Лизка засмеялась, потом сказала: – С ихним братом знаешь как надо? Сначала его замани. Делай вид, будто на все согласная. А как до чего дойдет, придерживай.
