Виктория Токарева - Птица счастья (сборник)
Если бы он вышел, Надька кинулась бы к нему, как к спасителю. И может, даже забыла бы об Аристотеле Онассисе, не говоря о Рустаме и Максуде.
Но Гюнтер не вышел. Не поймал момент, не почувствовал.
Надька просидела на лавочке три часа. Замерзла, не то слово. Она обняла себя двумя руками, чтобы как-то сохранить тепло. Но было ясно, что сидеть нет смысла. Надо двигаться.
Надька поднялась и пошла по горбатой улочке вниз. Ее путь лежал к славистам Тане и Клаусу.
Надька не стала рассказывать про турков и консьержку, что-то ее остановило. Просто сказала, что Гюнтер ее бил.
Таня потемнела от возмущения. Она была активной феминисткой и сражалась за права женщин. Семейное насилие – это преступление. Таня предложила обратиться в полицию. Надька отказалась. Она понимала, что ее рыльце в пуху и лучше сидеть тихо. Иначе будет хуже. Ее, конечно, не посадят в тюрьму, но выгонят из страны. Нет мужа, нет работы, тогда что ты здесь делаешь? Отправляйся домой, в Россию… Домой, конечно, хотелось, но стыдно было появиться с поджатым хвостом. Поехала за миллионером, а получила пинок под зад… В конце концов, Гюнтер – только колеса. Довез. Высадил. А дальше надо действовать. Проявить инициативу.
Таня предложила Надьке половину своей постели. Она обожала своего Клауса, у них была прекрасная семья. Но Таня была не прочь разнообразить свой сексуальный стол. Надька любила секс: прелюдия, кульминация, кода – как в симфонии. Надька готова была получить новый опыт с женщиной, но не с Таней. Таня – какая-то вся домашняя, толстая, родственная, как тетка из Ростова. Какая тут может быть прелюдия и кульминация… Но Надька терпела из-за пансиона. Она жила у Тани, ела, спала и расплачивалась интимными услугами. Так она считала. Но Таня считала иначе: интимные услуги не стоят ничего. Это добрая воля каждой стороны. А вот еда – стоит денег, и Надя должна вносить свою долю, а не сидеть на шее. Таня озвучила свою точку зрения к концу недели и предложила Надьке работу по дому: убирать, пылесосить, мыть окна и готовить еду. Пять марок в час. Два раза в неделю по шесть часов.
Надька задумалась: работать за гроши и обниматься с толстой родственницей… тупик какой-то. Уж лучше Гюнтер.
Надька позвонила Гюнтеру, хотела прощупать почву. Гюнтер сказал, что она может забрать вещи и документы. А через семь месяцев она получит свидетельство о разводе. Он уже начал бракоразводный процесс. Консьержка выступит в качестве свидетеля.
Надька поняла: Гюнтер панически торопился, чтобы не передумать. Он все-таки ее любил и боялся своего чувства. А Надька все-таки его не любила. Она вышла замуж за колеса, но колеса заехали в трясину и завязли.
Надька устроилась официанткой в кафе. Хозяин разрешил ей ночевать в подсобке на втором этаже. В подсобке стоял диван и маленький телевизор.
Первое время Надька уставала, было не до телевизора. В конце дня она едва доползала до дивана и падала без задних ног и засыпала, не донеся голову до подушки. И во сне ей снилось, что она не успевает. Потом пообвыкла и приспособилась. Немцы платили чаевые: десять процентов от суммы. Не больше, но и не меньше.
Уставала спина, приходилось носить тяжелые подносы. Надька вспомнила несчастного мужа Греты с его арматурой. Немцы перекладывают такую работу на эмигрантов, и правильно делают.
Официанткам разрешалось питаться в кафе, но брать дешевую еду: колбасу, сосиски, картошку. Это же смешно: видеть перед собой креветки на гриле, а есть неполезные холестериновые сосиски.
Надька скидывала в пакет благородные объедки – те, что оставались на тарелках нетронутыми: креветки, рыба сомон. А после работы ела с чувством, с толком и расстановкой, сидя у себя в подсобке.
Онассисы в кафе не заходили. Основной контингент – среднеоплачиваемые скучные немцы, геи и лесбиянки. Надька научилась их распознавать. Геи носили серьгу в ухе и кокетничали, как барышни. А лесбиянки сидели парами и держались за руки.
Иногда под вечер кафе набивалось студентами, и они орали немецкие песни – ритмичные, маршеобразные. Надька вспоминала фильмы о войне. Такие же – русые и рослые – шли по России шестьдесят лет назад и пели такие же песни. Надьке иногда хотелось подсесть к ним, подпитаться молодой энергией. Но это не принято. Хозяин выгнал бы сразу.
Сам хозяин не прочь был подпитаться Надькиной молодостью. Но Надька уклонялась. Почему? Потому что на халяву. Просто так. Бесплатно. Если бы Надька влюбилась, тогда другой разговор. Но о любви речи не шло. И о деньгах не шло. Тогда что? Обыкновенная эксплуатация человека человеком.
Однажды хозяин зашел в подсобку как раз в тот момент, когда Надька выуживала из своего пакета королевскую креветку длиной в ладонь.
Хозяин не обращал внимания на креветку, поскольку смотрел на Надькины колени, обтянутые колготками. Надька сконцентрировалась, готовая к отпору… Хозяин был ничего – высокий и не толстый, но в его лице было что-то отвратительное, как будто дунули серой. Он положил ладони на Надькины колени и попытался их развести. Надька лягнула ногой в его живот. Хозяин не удержался и грохнулся на пол. Надька рассмеялась. Это было самое обидное.
Хозяин не понимал: без денег, без жилья, без статуса, русская ведет себя как дочка канцлера, решившая подзаработать на каникулах.
Хозяин выгнал Надьку за лень и воровство – так он и сказал. Первое и второе было неправдой. Но это не имело значения.
Ее выгнали – она ушла. Надька ко всем своим зигзагам относилась спокойно. Как к факту. Да – да. Нет – нет.
В этот вечер Надька позвонила в дверь к казахстанским немцам. И попала на праздник. Томас, муж Греты, получил повышение, и это событие решили отметить.
В гостях сидел начальник Томаса – настоящий немец, не казахстанский, а баварский, по имени Райнер. Райнер был ко всем расположен, легко общался, поводя кистью руки. Он был обаятелен, несомненно.
Грета обрадовалась Надьке, поскольку Надька была молодая и красивая, украшала стол, как букет цветов.
Надьку втиснули возле Греты. Было тесно и родственно. И довольно вкусно. Надька расслабилась.
Грета тихо сообщила, что Райнер не женат, но у него есть невеста. Эта невеста живет в другом городе и приезжает раз в неделю на уик-энд, то есть на субботу и воскресенье. В Германии это принято.
Надька, в свою очередь, сообщила Грете, что она поссорилась с мужем и ей негде ночевать.
– Можно, я у тебя переночую? – прямо спросила Надька.
Грета задумалась. Гостевой комнаты у нее не было – значит, Надьку надо класть на кухне, на раскладушке. А завтра мужу рано вставать. И все это – большой напряг.
– А ты попросись к Райнеру, – предложила Грета. – Сегодня как раз понедельник, квартира свободна.
– Но я его не знаю. Попроси ты.
– Это невозможно, – отказалась Грета. – Человек первый раз пришел в гости, и его грузить.
Надька не стала настаивать. Но ночевать ей действительно было негде. Если только в подъезде. Она решила проявить инициативу.
Когда стрелки часов стали сдвигаться к одиннадцати, Райнер поднялся. Вышел в прихожую. Надька выскользнула из-за стола. Она поняла: сейчас или никогда.
– Можно, я у вас переночую? – легко спросила Надька, как о чем-то несущественном.
Это и в самом деле было несущественным. Подумаешь, переночевать… Что случится? Стены обвалятся? Но у Райнера глаза вылезли вперед и округлились, как колеса. Он удивился в высшей степени.
– Мне негде спать, – растолковала Надька.
– Но я не могу…
– Почему? – не поняла Надька.
– Моя невеста не поймет.
– А откуда она узнает?
– От меня.
– А вы не говорите.
– Не могу. У меня нет от нее тайн. Я говорю ей все.
Надька остро позавидовала: надо же… какие отношения. Два человека – как единое целое. Никаких тайн.
Надька пригорюнилась. Ей тоже захотелось такой любви.
– Извините… – Райнер смотрел виновато.
Надька ухватилась за эту виноватость, попробовала нажать еще раз:
– Но я же не с вами лягу. Где-нибудь на диванчике…
– Не могу. Это очень двусмысленная ситуация.
– Одно дело – ситуация, другое дело – человеку негде спать.
Райнер молчал. Надька почувствовала, что он колеблется.
– Я завтра утром встану и уйду, – пообещала Надька. – Как будто меня не было…
– Ну ладно… – сдался Райнер. – Только утром вы уйдете. Я думаю, Сюзи поймет. Все же вы – человек. Не кошка.
Райнер постелил Надьке в кабинете. Портрет Сюзи красовался на книжной полке. Сюзи снисходительно взирала на все происходящее своими голубыми арийскими глазами.
– Можно без пододеяльника, – предложила Надька. Она привыкла покрываться просто пледом.
– Немецкое гостеприимство, – возразил Райнер и стал натягивать простыню на резиночке.
Надька смотрела, как он натягивает – нагибается и разгибается. Райнер был слегка полноват, лицо – интернациональное. Такой тип мог встретиться и в Турции, и в России, и даже в Индии.
