Екатерина Вильмонт - Курица в полете

Однако судьбе было угодно, чтобы второй раз не заставил себя долго ждать, но это было совсем другое дело и совсем другая история.

Войдя в прихожую, Элла сразу заметила в темноте мигающий огонек автоответчика. Она любила это мигание. Не так грустно и одиноко, когда знаешь, что кто-то тебя ищет, кому-то ты нужна, пусть даже по делу. Она зажгла свет. Ого, целых три звонка. Но первый звонок был пустым: кто-то, очевидно, не захотел разговаривать с автоответчиком.

Второй был от подруги: «Элка, как придешь, позвони, тоска заела. Потоскуем вместе!» Тосковать одной или вдвоем с подругой не хотелось. А вот третий звонок… Незнакомый, очень вежливый мужской голос сказал: «Элла Борисовна, Аксентьев Николай Васильевич по поручению вашей матери, Людмилы Штойерманн. Пожалуйста, свяжитесь со мной по следующим телефонам…»

Элла рухнула в кресло. Оно жалобно застонало.

Элла не верила своим ушам. «По поручению вашей матери»… Четверть века прошло… Да, она ушла, когда мне было одиннадцать, теперь мне скоро стукнет тридцать шесть, а в последний раз я слышала о ней двадцать три года назад, но тогда у нее была другая фамилия. Вспомнила! Зачем, интересно, я ей понадобилась? Старая стала, о душе думает?

Ерунда, она родила меня рано, ей чуть за пятьдесят, о душе в таком возрасте не думают… Или она тяжело больна? Или обеднела? Мысли были холодные, несмотря на волнение, и злые. Злость была ей несвойственна, и потому она чувствовала себя ужасно. И первым делом позвонила подруге — развеять невероятным происшествием ее тоску.

— Машка, хандришь?

— Ой, Элка, какая ты умница, что позвонила! Я просто на стенку лезу! Такая тоска заела!

— Ничего, я тебя сейчас развлеку! По полной программе!

— Да? — оживилась Машка. — Мужик завелся?

— Нет, моя мамаша объявилась!

— Какая мамаша? — не придумала ничего умнее подруга.

— Родная.

— Господи, твоя святая воля! Она что, письмо прислала?

— Да нет, какой-то дядька позвонил, оставил сообщение на автоответчике. «По поручению вашей матери»!

— И что теперь?

— А я знаю? Я ему еще не звонила.

— С ума сошла? Звони сейчас же!

— Не могу. Мне страшно.

— Страшно? Почему?

— Не знаю, страшно, и все!

— Вообще звонить не будешь?

— Да нет, позвоню, скорее всего…

— Слушай, может, она умирает и хочет прощения попросить? Может, каждая минута дорога, а ты со своими страхами… Звони немедленно, а то потом будешь всю жизнь мучиться, не простишь себе…

— Думаешь? — неуверенно спросила Элла.

— Думаю, думаю. А может, наоборот, тебе там наследство обломилось. Может, она уже.., ушла из жизни и оставила наследство. «По поручению вашей матери»… Она ж могла дать ему поручение еще при жизни.

— Да вряд ли, тогда бы меня разыскивала Инюрколлегия.

— Так, может, он как раз и работает в Инюрколлегии? Еще миллионершей станешь.

— Нет, — засмеялась Элла, но смех был нервный. — Это не моя стезя. Мне даром ничего в жизни не давалось.

— Ладно, чем гадать, звони немедленно. А потом перезвонишь мне. — И Маша первой бросила трубку.

Элла еще раз прослушала сообщение — в первый раз она не записала телефоны. Затем в полном смятении набрала номер. Отозвался приятный женский голос.

— Можно попросить Николая Васильевича, — дрожащим голосом спросила она.

— А кто его спрашивает?

— Элла Якушева. Николай Васильевич оставил мне сообщение на автоответчике…

— Одну минутку! Коля, тебя просит какая-то Элла!

— Алло! Элла Борисовна, вы?

— Да, я только что пришла с работы… Что это значит?

— Это значит, что ваша мать вас разыскивает, я хотел убедиться, что это вы и нет никакой ошибки.

Как девичья фамилия вашей мамы?

— Берлина, Людмила Семеновна Берлина.

— Откуда она родом?

— Из Одессы.

— А как звали ее родителей?

— Евгения Вениаминовна и Семен Григорьевич.

— А ваша девичья фамилия?

— Якушева. Мой отец Борис Петрович Якушев.

— Ну что ж, Элла Борисовна, могу вас обрадовать, это действительно ваша мать, она живет в Вене и жаждет с вами увидеться. Я дам вам все ее координаты…

— Извините, Николай Васильевич, а она.., здорова?

— Насколько я знаю, вполне. Вы думаете, что она решила вас найти, так сказать, на смертном одре?

Смею вас заверить, это не так. Ваша матушка весьма спортивная, энергичная и подтянутая дама. Но она не так давно овдовела… Впрочем, лучше она сама вам все расскажет. Записывайте телефон и адрес.

Элла покорно записала.

— А вы позволите мне дать ваши координаты госпоже Штойерманн?

— Да, пожалуйста.

— Благодарю вас. Что ж, я могу считать свою миссию исполненной. Всего наилучшего.

Элле было трудно дышать. Она встала и вышла на балкон. Во дворе гуляли собачники. Элла всегда немного завидовала им. У них был свой мир. Они общались, дружили, даже женились. Она частенько за ними наблюдала. В феврале среди них вдруг появилась молоденька женщина с маленькой, смешной собачонкой, дня через три к ней прилип мужчина со здоровенным догом, а в мае они сыграли свадьбу… У Эллы тогда даже мелькнула мысль тоже завести себе собачку, но она жила одна и хорошо помнила фильм своего детства «Белый Бим Черное Ухо». Нельзя держать собаку, когда живешь одна, мало ли что может с тобой случиться… Вот и сейчас на лавочке сидели двое: хозяйка таксы и хозяин тойтерьера. Элла точно знала, что у тойтерьера есть хозяйка, а у таксы хозяина нет. Как бы в результате этих прогулок семейная ситуация не поменялась, тем более что такса очень красива, вернее, ее хозяйка.

Внезапно раздался звонок. Элла в испуге бросилась к телефону — Ну что? — требовательно спросила Маша. — Дозвонилась?

— Да.

Элла вкратце пересказала ей разговор с Аксентьевым.

— В Вене живет? Здорово, смертельно красивый город.

— Ну и что?

— Как — что? Поедешь к мамочке в гости, в венскую оперу сходишь, пирожные там, говорят, обалденные. Слушай, а ты матери-то звонила?

— Нет. И не собираюсь.

— Как? Почему?

— Не хочу!

— Глупости, Элка, все-таки мать есть мать.

— Справедливо замечено, но не в моем случае.

— Ерунда! Она же наверняка раскаялась, ищет тебя…

— Ничего, поищет, а потом опять замуж выскочит — и ей не до меня будет.

— Надо же, я даже не подозревала, что ты такая твердокаменная… Сколько лет тебя знаю, ты всегда мне казалась немножко курицей, уж извини.

— Бабушка тоже считала, что я курица… Слушай, вот про корову, которая не телится, говорят «яловая», а про курицу, которая не несется?

— Элка, кончай! Этот твой юморок… Значит, будешь ждать звонка матери?

— Не буду! Я звонков не жду вообще, забыла?

— Так то от мужиков, а тут совсем другое дело.

— Да то же самое, только еще хуже. Когда мужики предают, это вроде естественно, я уж давно от них ничего не жду, а когда мать…

— Так и не простила?

— Я много лет уже об этом не думала, а сейчас все всколыхнулось…

— А если она позвонит, разговаривать будешь?

— Наверное. Послушаю, что она мне скажет.

Но она ждала этого звонка, боялась и ждала.

Он раздался в девять утра. Элла сразу поняла — это звонит мать.

— Элла? — раздался красивый, глубокий голос, показавшийся ей незнакомым. — Элка, это мама!

У Эллы вдруг пересохло во рту.

— Эллочка, ты меня слышишь? Алло, алло!

У нее появился акцент, мелькнуло в голове у Эллы.

— Алло! Алло!

— Да, мама, я слышу!

— Господи, Эллочка, детка моя, как ты живешь?

Эллочка, ты можешь меня простить, я так перед тобой виновата! Господи ты боже мой, я даже не знаю, как говорить-то с тобой.., ты же совсем уже большая, да? Ты, наверное, многое в жизни уже поняла и сможешь простить свою маму? Ну почему ты молчишь?

— Я… Я не знаю…

— Понимаю, тебе трудно, столько лет прошло. Знаешь, нам необходимо встретиться — чем скорее, тем лучше, поговорить, я готова на коленях просить у тебя прощения, я так боялась, что не найду тебя. Эллочка, детка, как ты, как тебе живется?

— Почему тебя вдруг это заинтересовало? Ты хотя бы знаешь, что бабушки уже нет?

— Я почему-то так и думала, — упавшим голосом проговорила мать. — Я перед ней страшно виновата… Страшно… Но все было так сложно… Я расскажу тебе свою жизнь… Я надеюсь, ты поймешь и простишь свою беспутную мать… — Она всхлипнула. — Скажи, а у меня есть внуки?

— Нет и никогда не будет, — жестко ответила Элла.

Она не слишком грустила из-за бегства Ивана Аркадьевича, только боялась, не залетела ли. Но через несколько дней все страхи улетучились. Зато теперь, собираясь в кино или в гости, она слегка подкрашивала глаза. Бабушка как будто не замечала этого. Поняла, наверное. А однажды Элла застала ее у зеркала в ванной, где бабушка красила ресницы ее тушью. Это показалось Элле настолько диким, что она громко ахнула. Бабушка обернулась.