Федор Ошевнев - Компенсация
А поутру, с разламывающейся от боли головой, еле встал с койки — и его сразу шатнуло. Перед глазами заплясали мушки, на глубоком вздохе кольнуло в сердце. Тошнило… Пока одевался — уже вспотел, а сердце учащенно колотилось.
«Приплыли! — сказал себе офицер. — Теперь — шагом марш в родную ведомственную поликлинику… Дойти бы!»
— Эге, батенька! Да у вас, без сомнения, гипертонический криз, — осмотрев Кузнецова и измерив давление, поставил диагноз пожилой врач-терапевт. — Двести на сто тридцать! А раньше, судя по записям в медкнижке, выше ста пятидесяти на сто не поднималось…
— Дозрел, значит, — грустно усмехнулся Андрей. — И то сказать: месяц на усиленном варианте, да без выходных, да приплюсуйте двое последних суток на службе подряд. Итого — плоховастенько…
— Молодой человек! — наставительно произнес врач. — Если вы сами не будете следить за собственным здоровьем, то уж, будьте покойны, никто из ваших сослуживцев об этом точно не позаботится. Се ля ви… А сейчас — пожалуйте на укольчик, давление сбивать будем. Света! Сборную соляночку ему — магнезия, папаверин, дибазол… Посидите — и на кардиограмму…
На работе, разумеется, был временно поставлен крест: по прогнозам доктора, пресс-секретарь выпадал из обоймы минимум на неделю.
По пути домой Кузнецов завернул в соседнюю аптеку. На прописанные лекарства ушли и те деньги, что оказались в кармане, и вся заначка за обложкой удостоверения личности. Впрочем, на какой-то успокаивающий раствор сложной рецептуры их все одно бы не хватило, но его еще только предстояло готовить провизору. Так что на завтра планировались дополнительные расходы.
Возвратившись в свою квартиру, Андрей первым делом позвонил Крикуленко. Длинные гудки… Тогда он оповестил о своем уходе на больничный лист секретаря отдела кадров, попил чайку, вприкуску с целой горстью таблеток, и с чистой совестью завалился спать…
Как бы не так: минут через пять телефон зазвонил. Требовательно… Кузнецов сначала не хотел брать трубку, но быстро сообразил — так могут и прогул записать, ходи потом доказывай, и даже с больничным листом на руках.
Конечно, на проводе оказался подполковник Мильченко.
— Это что еще за фокусы? — сразу сбившись на «ты», завопил он. — Начальник УВД приказал: привезти тебя живого или мертвого! Вся работа с радио встала! Собирайся, срочно высылаю машину!
— Гипертонический криз, — коротко ответил Андрей. Добавил: — С вашей гарантией…
Положил трубку на рычаг и решительно выдернул телефонный штепсель из розетки. Присланного же за ним на личной автомашине капитана Подгорного не без издевки проинформировал:
— А оно ж таки, как видишь, разразилось… Теперь вот пожинаю… приказа глупого плоды.
— Выглядишь ты, правда, неважнецки, — пробурчал Подгорнов. — Да я-то что… Можешь и не ехать — не мне ж потом отвечать…
— За свой базар всегда… — грустно усмехнулся пресс-секретарь.
Следующим днем, чуть ли не в восемь утра, Кузнецову звонил уже сам подполковник Крикуленко.
— Немедленно прибыть! — бесновался он. — Я тебя сам лечить буду! Слышишь? Я — хороший доктор!
— Не сомневаюсь, — согласился блаженствующий в ничегонеделании Андрей. — Только зачем вас обременять? Больничный у меня имеется, лекарства прописаны, принимаю…
— Я т-те покажу! Бездельник! Уволю!
— За что? За то, что ваш зам двое суток кряду на разрыв аорты пахать заставлял? Я ж его предупреждал… Вот пускай теперь сам по радиостудиям мотается. И речи ваяет. И адреса приветственные.
— Да его уже начальник УВД раком ставил! А толку? Какой из него, к свиньям, журналист?! Давай, живо выходи!
— Только после полного излечения…
— Ну, смотри! Пожалеешь! — рявкнуло в трубке, и угроза завершилась сочной матерной тирадой…
Лечился Кузнецов добросовестно. Вот только давление, быстро снизившись до ста шестидесяти на сто десять, дальше опускаться никак не желало. И больничный лист Андрею продлевали и продлевали. Что вызывало великий гнев подполковника Крикуленко.
— Сколько ты еще будешь шлангом прикидываться? — орал он, позвонив в очередной раз. — Бросить пост в такой ответственный момент! Приказываю: сей секунд собраться и прибыть на рабочее место!
— После полного излечения, — неизменно слышалось в ответ.
— Ах, ты!..
И большой начальник вновь скатывался на виртуозную ругань.
В таких «плодотворных» общениях и прошли-пролетели две недели. Обретший румянец щек Кузнецов, наконец, появился в здании УВД. Разумеется, на него тут же свалилось десять больших и столько же мелких заданий. Впрочем, на радиорейдах уже был поставлен жирный крест — начальник УВД загорелся новой идеей: организации «горячей линии» на тему антитеррора и иже с ним. А Крикуленко было строго-настрого указано: пресс-секретаря на дежурства не ставить! И вообще — задействовать по кадровым вопросам только с личного разрешения самого полковника милиции.
Меж тем Андрей выбрал минуту и постучался в кабинет Мильченко.
— В чем дело? — сухо поинтересовался двойной зам, как и обычно, не предлагая визитеру присесть.
— Вот… — выложил тот перед начальником листок с ксерокопиями аптекарских чеков.
— Что это? — не понял подполковник.
— Мои затраты, которые я понес, выполняя ваш неправомерный и противозаконный приказ, вследствие чего и бюллетенил полмесяца, — доходчиво пояснил пресс-секретарь.
— Ну, это еще доказать надо, насчет противозаконности.
— Элементарно. А пока: вы собираетесь мне потраченные по вашей вине средства компенсировать? Тут ведь почти на два миллиона «рябчиков» набежало…
— Почему так много? И вообще: почему это я? С какой стати? Что за ерунда? Ты сам виноват! Не собираюсь, и даже думать забудь!
— Ясно. Стало быть, напишем жалобу.
— Да хоть сто порций! На большее ты и не способен! — и женственное лицо моментально побагровело от нескрываемой злобы.
— По себе-то не судите, — не сдержался Кузнецов…
Через сутки обещанный документ, адресованный на имя начальника УВД, обрел реальность и в тот же день был переправлен подполковнику Крикуленко из секретариата, куда изначально и сдавалась жалоба.
— У тебя что, совсем крыша поехала? — возмущенно осведомился Степан Григорьевич у вызванного «на ковер» пресс-секретаря. — Быстро забирай свою писульку и сходи с ней в сортир!
— Она зарегистрирована, — не согласился подчиненный. — Вы обязаны поставить свою визу!
— Эх, выпороть бы тебя хорошенько! — мечтательно протянул подполковник. — Ну, раз хочешь официальности — пожалуйста…
И махом наложил резолюцию: «Рассмотрение жалобы считаю нецелесообразным».
Впрочем, начальник УВД с этим посылом не согласился, приняв иное решение:
«Тов. Крикуленко! Прошу разобраться в обстоятельствах жалобы и лично провести служебное расследование».
— Ты что, считаешь, мне делать нечего? — бушевал Степан Григорьевич, получив отфутболенный ему же, нетипичный по фабуле документ. — Кроме как ваши дрязги разбирать! Ну, проболел ты, да, ну — потратился… С кем не бывает… Я тоже после ночных проверок бюллетенил, однако ведь к начальнику УВД иска не предъявляю…
— Это ваше право. А вот Мильченко права не имел меня на вторые сутки оставлять! Откуда и гипертонический криз, и расходы.
— Ох, и мелочный ты! Подумаешь, сумма!
— Для вас, возможно, и небольшая. А для меня — значительная.
— Ну, неужели вы, два взрослых мужика, не можете полюбовно договориться?
— Так если он ничего и слушать не хочет! Талдычит, мол, сам виноват!
— Я тоже так считаю! Частично… Мог бы после ночного дежурства просто домой уйти — и точка.
— Но он же не разрешил и приказал!
— Ладно. Разберемся…
Пришлось Крикуленко самому опрашивать Мильченко и старшего оперативного дежурного, а для Кузнецова выписывать направление на ОВВК.
Там же терапевт и невропатолог резонно посчитали, что месяц работы по усиленному варианту несения службы без выходных обязательно должен был привести организм в состояние сильного нервного перенапряжения, а дальнейшее усиление нагрузки — то есть вторые, неполные сутки работы без ночного отдыха — вполне могло вызвать гипертонический криз.
Старший оперативный дежурный подтвердил, что задействован был пресс-секретарь с десяти вечера до семи утра.
Но вот подполковник Мильченко решительно отперся от противоправности своих действий.
— Смотри, — разъяснял Крикуленко Андрею, — он вовсе не подтверждает того факта, что приказывал тебе не уходить после ночи. Пишет: «я попросил», «желательно, чтобы остался», а «он» — то есть, ты — «согласился в добровольном порядке».
— Врет! И нагло! А еще подполковник! Слово его, утверждал, нерушимо!
— Ты так говоришь, он — эдак. Магнитофонной записи нет.
