Сергей Ермолов - Соблазн свободы
Я упал на колени и склонил голову.
В такой позе я оставался некоторое время.
У меня вспотели ладони.
Сердце бухало, как барабан.
Но почему, я не знал.
Мне все сильнее сжимало грудь.
Во рту было так сухо, словно я перед этим ел пыль.
Мысли лихорадочно бились в моем мозгу...
Холодное предчувствие вонзилось мне сзади в шею, словно летучая мышь вампир, сосущая кровь, и вытянуло все тепло из моего тела.
О таком повороте событий я просто не мог думать.
Мне снился странный сон. Будто я куда то влез, и все пытаюсь понять — куда именно. И хочу выбраться, но руки ноги не слушаются. А еще — будто моими руками ногами кто то другой управляет. То есть, я их чувствую, но шевельнуть не могу. А потом — хлоп, они сами по себе идут куда то. И еще что то мне светило в глаза. А я зажмуриться не мог. А потом — не помню. Я редко могу свой сон запомнить. Так, обрывки какие то остаются, да и те уже через час не разглядишь.
Естественно, я оправился. И даже быстрее, чем ожидал от собственной потрепанной души. В воскресенье мне стало немного лучше. Температура, двое суток зашкалившая за тридцать девять, уменьшилась и почти исчезла. Утром, я принял душ, побрился и оделся, включившись в механизм привычных действий, создающих иллюзию порядка. Мне это не удалось. Все тело ныло после перенесенного жара. Я был крайне слаб, что придавало окружающей реальности странный оттенок.
Мне понадобилось много времени для осознания того, что я справился с болезнью.
Мне надоело жить с лицевой стороны общества – тоска. Сдохнуть можно. Я не ждал дольше. Это становилось опасно.
11
Я не смог заснуть в эту ночь. Я думал о массе вещей.
Очень трогательно. Даже возвышенно.
Это не жизнь.
Я знаю, что завишу от слов. Эта зависимость очень опасна. Я вынужден жить по законам творчества. Это моя война, и я должен ее выиграть.
Я узнаю о себе слишком много такого, что хотел бы узнать о своих врагах.
Я никогда не стану писателем. Перестать надеяться было бы правильнее.
Я не могу быть умнее других, только своеобразнее.
Ничто не происходит. Замкнутое пространство – условие существования. Его рамки словно решетки. Из-за них можно выглядывать только скаля зубы.
Я стараюсь ничему не удивляться. Живут другие. Я – только пишу.
Легко быть идиотом, вообразившим себя умнее остальных.
Я ищу радость в словах. Я могу радовать себя только словами.
Я опять не нравлюсь себе. Ничего привлекательного. Я тороплюсь нарисовать себя черными красками.
Быть писателем очень опасно. Я боюсь быть писателем.
Я не могу внушить другое чувство, кроме презрения и равнодушной снисходительности. Очень сложно прожить интересную биографию.
Я живу в своем воображении. Я – лишь один из героев своего произведения. Может быть, кто-то сможет понять меня лучше, чем я понимаю себя сам.
Нет, я не спал. Я размышлял.
Жалкое зрелище.
К утру я принял решение. У меня даже не было похмелья, и я весьма плотно позавтракал.
12
16 июня, около полудня, чудесная погода, дивная жизнь.
Каждый человек что-то придумывает в свое оправдание.
Я привык завоевывать этот мир. Невозможно нуждаться в том, что само идет в руки.
Невозможное – это не препятствие. Только обстоятельство из-за которого цель становится недостижима. Но из-за недостижимости цель не перестает быть желанной.
Очень страшно начать сомневаться в своем таланте. Мне нравится избавлять свою жизнь от всего, кроме творчества. Я для себя – лишь один из своих персонажей.
Только я могу быть героем моего произведения.
Я знаю, что человеку не может быть интересно ничего, кроме него самого. Любой интерес к чему-то вовне – лишь поиск новых проявлений себя.
Я делаю, что могу. Стараюсь изо всех сил. Но для бездарности это не имеет значения. Мне себя не исправить. Нужно смириться. Я не могу быть писателем.
Ни одного достижения. Я проживаю жизнь заурядности. Нет ничего хорошего в знании правды о себе. Героя можно вытащить только из себя. Мне не повезло с собой.
Я цепляюсь за себя, как за свою единственную опору. Я себя никому не отдам. Мне без писания не выжить. Глупо писать по другой причине. Может, стоит кому-то об этом рассказать?
Я не уверен, что изображаю именно себя. Только в творчестве я могу вообразить себя лучше других. А для меня это важно.
Неужели подсознательно я боюсь покинуть свое убежище и выйти в большой мир? Неужели боюсь вновь испытать боль и разочарование? Похоже, что так. Но нельзя же вечно сидеть в своей квартире, отгородившись от мира закрытой дверью?
Раньше, начиная дневник, я думал, что привожу мысли в порядок, что так мне будет легче разобраться в самом себе. Верно, дневник действительно помогал мне в этом. Потом я воспринимал дневник как собеседника. Это тоже было верно, но лишь наполовину. Сейчас я понял еще кое-что, изменившее мое отношение к дневнику. Теперь я знаю, что дневник мой друг. Да, каждому из нас нужны друзья. Такие, которые выслушают не перебивая, внимательно и строго. Мне не с кем поговорить. Изливая душу другу, ты чувствуешь себя лучше. Выговорившись, ты ощущаешь облегчение и успокаиваешься. Ведь ты делишься с ним проблемами, перекладываешь часть груза на чужие плечи и, конечно, испытываешь облегчение. Такого друга, с которым я мог бы поделиться своей ношей, у меня не было. И им стал дневник.
Выплескивая размышления на чистый лист бумаги, делясь с ним горестями и печалями, доверяя ему сокровенные мысли, я опять же успокаиваюсь. Кажется, это один из приемов психотерапии, не так ли?
Я пью горячий сладкий чай с лимоном, как я люблю. Сижу в темноте. Не хочется свет зажигать. А потом залезаю под теплый душ. Сразу становится хорошо. Я согреваюсь. И меня клонит в сон. Все правильно — ночью нужно спать.
И я понимаю вдруг, что я теперь другой. Совсем другой. И тот, кто наблюдает за мной, он подтверждает: да, я другой. Хотя я его не слышу, я все равно ощущаю, как он со мной соглашается. И он жалеет меня. И говорит, что все будет хорошо. Засыпая, я думаю, как он велит. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Завтра будет новый день. И я больше не буду бояться себя, нового. Все будет хорошо. Я закрываю глаза и дышу тихо тихо.
13
Будильник прозвонил в шесть. Я проснулся; во рту противно, голова тяжелая.
Две недели я спал на матрасе, брошенном прямо на пол. Прочитал в каком-то журнале, будто это очень полезно для спины.
Дни надо проводить иначе.
А также и ночи.
Мне кажется, что надо начать все сначала. Интересно, как это сделать?
Над кофе в сером утреннем полусвете поднимался пар. Я сидел в темной кухне, держа чашку в руке. Утром, со сна, я, видно, плохо переношу резкий электрический свет и предпочитаю возиться в полусумраке.
В последнее время в моей жизни произошла странная вещь. Я вдруг дошел до точки, все потеряло для меня интерес.
Теперь все эти надежды растаяли.
Для меня все вдруг утратило смысл. Как-то внезапно.
Все распалось на бессвязные кусочки.
Я подумал, что провалился на самое дно. Мне стало страшно, что вот я уже пресытился днями и ничто больше не вызовет у меня воодушевления.
Что чувствует человек, который отдал всю жизнь какой-нибудь религии, гарантирующей конец света 31 декабря сего года, и проснулся в новогоднее утро от пения птиц? Он чувствует себя одураченным.
Я знаю, что ни один мой герой не случаен.
Кто-то забавляется мной. Тот, кого забавляют мои мучения, должен быть доволен. Я очень старательно играю отведенную мне роль.
Я выбрал своей целью поражение только потому, что не смогу достичь никакой другой цели. Я могу вообразить себя победителем. Жизнь поставит меня на мое место – для побежденного.
Я пытаюсь только радоваться. Но у меня ничего не получается. Я огорчен. Я разочарован. Я знаю, что теперь мне недалеко до отчаяния. Я обязательно достигну его. Не получается остановиться.
Я уверен – ни одно из моих произведений не может быть правдой обо мне. Сегодня мне хочется написать о том, что сделает все мои вчерашние слова ложью.
Я боюсь услышать о себе – он такой же, как мы.
Я постоял у окна, глядя на улицу.
И вот принял решение.
Я не пишу роман, я – его часть. Для меня не должно существовать иной реальности, кроме моего творчества. Эта мысль меня немного расстроила.
