Александр Лекаренко - Лауданум Игитур
Европейская трубка для табака появилась после того, как Колумб открыл Америку и на основе уже известной, азиатской. Американские аборигены не знали трубок, они курили табак в виде сигар и чирутов. Практичные европейцы лишили трубку ее украшения и увеличили головку. Однако, на картинах старых мастеров, например, Иоханна Ван Красбека, можно еще видеть трубки с очень маленькой головкой и длинным, прямым чубуком, сохранившие остатки изначального азиатского изящества. Впрочем, вскоре европейцы изуродовали и чубук, сделав его кривым, чтобы можно было с презрением смотреть кому-нибудь в лицо, не вынимая трубки изо рта.
В ближневосточной, средневосточной и иранской культурах не было традиции курить опиум — там его ели. Но арабы начали продавать черных рабов испанцам и переняли от последних и табак, и трубку для табакокурения. Примерно в то же время они стали возить железо в Юго-Восточную Азию и познакомились там с ингаляционными методами. На стыке арабской и восточноазиатской культур появилась арабская или тюрко-арабская трубка для опия, очень редкая вещь. Эти трубки делали очень непродолжительное время, преимущественно, в Северной Африке, а после семнадцатого века перестали делать вообще — традиция победила.
Один из таких раритетов он держал сейчас в руках.
Трубка была достаточно легкой, чтобы не утруждать рук курильщика, но не настолько, чтобы быть хрупкой. Чубук состоял из трех равных частей: меди, красного дерева и янтаря, напоминающих полоску заката. Опиумную трубку не грызут, — ее целуют, поэтому янтарь сохранил свою чистоту и прозрачность. Ее головка, некогда, подобно крохотному яичку Фаберже, была покрыта миниатюрными арабесками, заполненными цветной эмалью. Но прошедшие века стерли эмаль, и сами узоры сделали почти неразличимыми. Теперь раритет предстал в первозданном совершенстве формы и чистоты алого металла. Как женщина — без одежды трубка стала еще лучше, ее красота была в пропорциях частей и гамме цвета. И в тайне. В том неуловимом нечто, чего в ней не было, но что начинало существовать при соприкосновении со взглядом искушенного созерцателя.
Он уже почти знал, как назовет трубку. Имя уже проросло в нем, как семя, не упавшее на камень, его оставалось только произнести. Возможно, у нее было предыдущее имя, возможно, у нее было много имен. Но теперь она будет носить то, которое он ей даст. Потому, что из них двоих — он хозяин. А она — трофей, взятый в бою.
Никогда не следует считать себя хозяином кого-либо и даже чего-либо. Потому, что на этот раз первое же дыхание трубки уложило его в лоск. Истома была невыразимо приятной, но он лежал на полу, не будучи в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он хотел усмехнуться, вспомнив бедного коллежского ассесора, но мускулы лица не повиновались. — Выпить твою любовь — через твои открытые вены, — произнес рядом мелодичный, бесполый голос. — Дитя Опиума, — сказал он, неожиданно для себя громко и отчетливо. Дело было исполнено, и он спокойно пошел назад по тропе воспоминаний.
Он увидел себя в местности, называемой Кала-и-Муг — Крепость Магов. Здесь не было населенных пунктов и не было никаких крепостей, за исключением рудника, где добывали рубины, очень засекреченного и весьма охраняемого объекта.
Возвратившись в Таджикистан, он еще некоторое время долечивался в госпитале. В Кабуле ему так и не смогли поставить диагноз, но он падал, пытался встать на ноги, извергал из себя всю пищу и не спал. На новом месте, чтобы облегчить жизнь и себе и врачам, он «вспомнил», что в последнем бою получил удар по голове. Все вздохнули с облегчением. Его начали интенсивно лечить, таская с места на место, как тряпичную куклу, но, несмотря на это, через месяц все как-то прошло само собой.
Первое, что он сделал, научившись ходить, это съездил в местный университет. Он был в форме, с медалью, худ, как скелет и к нему отнеслись с надлежащим пиететом, — Что такое Аль-Джиддай? — прямо спросил он у очкастого аспиранта, к которому его отвели. — Ну, — аспирант почесал русые вихры и с отвращением посмотрел на свои руки, в помещении стояла жара, градусов сорок, — Это архаическая арабская форма слова «воин», «воитель», то есть. Но… — Это я и сам знаю, — оборвал он, — ЧТО э т о з н а ч и т? — Он был еще слишком слаб и легко раздражался. — Ну, — аспирант испуганно отодвинулся вместе со стулом, — Есть легенда. — Какая легенда? — Двенадцатого века. О людях, которые охраняли караванные пути. — Ну и что? Почему легенда? — Они не просто охраняли. Они охраняли караваны с опиумом. Они давали обет охранять опиум во всех видах. А за это, джинни, — аспирант осторожно улыбнулся, — Богиня опиума хранила их. Вообще-то, о них есть исторические сведения, — аспирант встал и подошел к книжным полкам, — Это очень древняя секта, еще доисламская. Легенды появились уже потом, — он вернулся к столу с толстым томом, по обложке которого змеилась арабская вязь, — Считается, что они были мужским тайным обществом. Мусульмане их не очень-то приветствовали, колдовство и все такое. Но боялись. Вот здесь… — он выложил раскрытую книгу на стол. — Дайте-ка, я читаю на фарси. — О! — Глаза аспиранта за стеклами очков расширились, — Ну, смотрите. — Он потянул к себе фолиант и сразу увидел на развороте черного человека, идущего в гору с мешком на плечах.
Срок его службы истекал. У Муссы, таджикского родственника Нуруллы, афганца с которым он имел дело, скопился для него хурджин денег за реализованный опий. Он был раненный, заслуженный боец и при желании мог бы начать жизнь в любой точке той еще страны. Но он не желал. Опиум тянул его, как магнит. И когда Мусса предложил подхватить опиумную тропу по эту сторону границы, он согласился не раздумывая.
Рудник находился в погранполосе — немыслимое дело. И если руководство погранвойск пошло на это, то, надо полагать, продукция того стоила. В горах не существовало никаких тайных тропок, неизвестных пограничникам. Но они не могли их проконтролировать все. Одна из таких троп находилась напротив рудника. С другой его стороны, в тылу, за линией инженерно-технических сооружений, начиналась погранзона, совершенно не населенная. Именно там находились заставы, именно эту линию и охраняли пограничники. В горы же ходили только редкие наряды. Границу пересечь было легко. Ее особо и не охраняли, понимая, что это невозможно. Выйти из-за проволоки в погранзону — вот где начинались настоящие проблемы. Пересечь погранзону и добраться до населенного пункта — вот, в чем был фокус.
Персонал рудника составляли работники и охрана, сменяющиеся через каждые две недели. В охране служили только русские волкодавы, все бывшие пограничники или менты, таджиков в охрану не допускали. Охрана шмонала, охрана возила рубины, охрана плевать хотела на пограничников, охрана не подчинялась никому, кроме министра горной промышленности Таджикистана товарища Мирзоева и его курьеров. Попасть в эту охрану оказалось нелегко даже при его погранично-ментовской биографии. Но он попал. И через два года вырос от командира взвода до заместителя начальника охраны по режиму. Родственник муссы и родственник родственника Муссы работали водителями грузовиков. А еще через год начальник охраны, старый легавый пес, выследил и накрыл его ночью на передаче опиума через границу. Он и двое его бойцов мгновенно убили Нуруллу, который вел караван и троих афганцев. — Сынок, — сказал начальник, — Я бы с удовольствием жил, зная, что ты гниешь в зоне и сдохнешь там. Но не могу. Я взял за тебя ответственность. Ты сдохнешь сейчас. Ну-ка, кинь мне эту цацку, что у тебя на пальце. Будет сувенир. Я бы шкуру твою взял, да не хочу пачкаться. — В этот момент грохнула автоматные очереди. Пули, пущенные почти в упор, насквозь прошили тела начальника и двух его бойцов, цокнув о скалу рядом с головой его заместителя. Из темноты, озираясь, вышли двое пограничников-таджиков.
Он медленно улыбнулся, вспоминая их лица, и с наслаждением лизнул кроваво-красный камень на своем пальце. Иногда он напоминал ему капельку крови.
Было темно. Но пограничники различили знакомую форму и знакомое лицо человека, стоявшего с поднятыми руками. Они увидели спины троих в черном камуфляже, угрожавших ему оружием. И поступили по инструкции — пристрелили неизвестных на месте. Они так ничего и не поняли. Но он им объяснил. Он собрал у мертвых афганцев все деньги и отдал их таджикам. Он всадил в мертвого начальника и его бойцов несколько очередей из афганских автоматов так, чтобы пули остались в телах. Потом забрал трех ослов с грузом опия и телом Нуруллы и ушел. А пограничники ушли в другую сторону, унося десять тысяч долларов и скорбную весть о геройской гибели начальника охраны рудника и двух его подчиненных от рук афганских бандитов.
Он вздохнул. Острота переживаний, даруемых опием, была сравнима с путешествием во времени.
