Ирен Роздобудько - Пуговица
— Ага. А утром в местной газете появится заметка «Случай в горах»… Кстати, ты же только что поступил в институт. Могут отчислить! Это мне терять нечего. Фильмы мне уже смывали…
— Как это? — не понял я.
— Очень просто: берут пленку и опускают в химический раствор…
— И «Безумие» смыли?
— А как же! — недобро улыбнулась она. — Разве могло быть иначе… Как принудительный аборт на восьмом месяце.
Она вытащила из пачки сигарету, медленно выпустила струйку дыма и посмотрела на меня прищурившись:
— А ты красивый. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
Прежде чем ответить, я справился со шквалом разных эмоций, а главное, с глухотой, которая на мгновение охватила меня (сердце стучало прямо в голове!).
— Не помню… — ответил я как можно равнодушнее.
— Ладно, пойдем! — скомандовала она. — А то и правда потеряемся.
Но мы все-таки потерялись! Пройдя полонину, не могли сообразить, в какую сторону направилась группа. Сердце мое ликовало. Чтобы скрыть радость, пришлось немного побегать и покричать, но мне никто не ответил.
— Теперь это выглядит натурально? — спросил я.
— Вполне. Может, вернемся?
— Зачем?! Я думаю, к вечеру мы их догоним. Найдем по дыму костра.
Потом мы шли, то поднимаясь в гору, то спускаясь в долину, останавливались, молчали, зачарованные природой, падали в высокую траву и пили воду из горного ручейка. Вечер упал быстро, словно камень. Мы как раз подходили к очередному пригорку. Пришлось снова побегать и покричать, разыскивая палаточный лагерь. Я мысленно молился, чтобы никто не откликнулся. Так оно и случилось.
— Что ж, — сказала Лиза, — придется развести огонь и переждать тут до утра. Может быть, они найдут нас на обратном пути.
— Тебе страшно? — заволновался я.
— Мне? — Она рассмеялась. — Все самое страшное со мной уже произошло. А теперь будет только… прекрасное. Разве здесь не здорово?!
Синие сумерки, выплывающие из леса, накрыли нас густой волной по самое горло. А потом незнакомые ночные запахи и таинственные звуки, которые утром не были слышны, окутали нас с головой.
Я собрал сухие ветки и порадовался, что захватил спички. Роясь в рюкзаке, обнаружил бутылку вина, о которой совершенно забыл.
— Мы спасены! — объявил я, как только костер разгорелся, а мне удалось протолкнуть пробку внутрь бутылки. Мы нагребли целую гору сухой травы и уселись на нее перед костром.
— Только я не взял стаканы… — сказал я.
— Значит, придется узнать о твоих мыслях, — улыбнулась она. — Если люди пьют из одной посуды, они могут прочитать мысли друг друга.
Хорошо, что было темно и отблески костра не давали полного представления о цвете моего лица в тот момент.
Лиза сделала глоток, и ее губы почернели — это было местное ежевичное вино, которого я не видел в продаже ни в сельпо, ни в городских магазинах.
— Какое вкусное! Настоящее, — сказала она, — я такого еще никогда не пила.
Я готов был завилять хвостиком и встать на задние лапки.
— Знаешь, мне всегда хотелось попробовать именно такое вино, — продолжала Лиза, глядя в огонь, — но мне казалось, что такие вина — в черных граненых бутылках — сохранились только в каютах затонувших пиратских кораблей… Просто чудо! — Она сделала еще один глоток и протянула бутылку мне. — Ладно, угадывай!
Я выпил и начал «угадывать»:
— Ты приехала сюда, потому что… не можешь поехать в Испанию!
— Именно — в Испанию! — весело подтвердила она и снова воскликнула: — Волшебное вино! Давай дальше!
Я сделал еще один глоток.
— Тебе ужасно хочется съесть огромную отбивную с кровью, зажаренную на углях!
— С луком и крупной солью!!!
Я отхлебнул еще:
— Ты — ведьма! Ты здесь — у себя дома!
Она громко засмеялась, и лес отозвался похожим звуком. Взяла у меня бутылку:
— Хватит! Теперь моя очередь!
Глоток:
— Ты в меня влюбился.
Глоток:
— Тебе страшно…
Глоток:
— Ты весь дрожишь, потому что…
Я отобрал у нее бутылку и неожиданно забросил в кусты. Лиза снова расхохоталась. Проклятое вино! Где я его купил? У какой-то деревенской тетки, у магазина…
— Хватит, — сказала Лиза, — давай попробуем заснуть, пока костер не догорел.
Она вытащила из своей котомки свитер, натянула его и легла на кучу сена, свернувшись калачиком. Я взял свою куртку, укрыл ее ноги и примостился рядом, так, чтобы не дай бог не прикоснуться к ней. Но разве я смог заснуть?! Я наблюдал за ней сквозь ресницы и спустя какое-то время с удивлением обнаружил, что она в самом деле заснула. Будто в теплой постели у себя дома. Огонь в костре еще немного потрещал остатками хвороста, который тлел в нем, и окончательно умер. Я утонул в темноте и начал прислушиваться к звукам: а вдруг на нас выйдет медведь или волк? Я должен быть начеку! А еще… мне было ужасно обидно лежать рядом с этой удивительной девушкой, которая так быстро и просто уснула… Она совсем не принимала меня всерьез. Наверное, я весь день вел себя как дурак. Но я думал еще и о другом: я все равно не посмел бы к ней прикоснуться! По крайней мере, сейчас…
5К утру мы уже лежали, тесно прижавшись друг к другу. Это вышло случайно. Холод разбудил меня, и я увидел, что ее руки, трогательно сжатые в кулачки, прижались к моей груди. Я замер, притворился, что сплю. А потом и в самом деле снова уснул (чего позже не мог себе простить!). Проснулся от какого-то движения рядом с собой. Лиза сидела ко мне спиной и расчесывала волосы, потом медленно начала заплетать их в косу. И у меня сжалось сердце: казалось, мы жили посреди этого леса целую вечность! Мы давно уже были вместе, и этот утренний ритуал плетения косы я наблюдал всегда. Оставалось только непринужденным привычным движением привлечь ее к себе… Почему жизнь — не кино, которое можно смонтировать по своему усмотрению?! Ведь так будет, скажем, через год, думал я, зачем же терять драгоценное время?! Что бы сделал на моем месте Мишка, мой старый приятель? Он бы сейчас просто схватил ее за плечи, прижал к себе и произнес что-то типа: «Замерзла, крошка?» Ужас! И… получил бы оплеуху. Или — не получил, если бы это была не она, не Елизавета Тенецкая.
Мне же оставалось только наблюдать, как ее проворные пальцы скользят между прядями волос. Потом она обернулась.
— Проснулся? Замерз?
— Немного. А ты?
— Ну ты же меня так хорошо согревал всю ночь! — улыбнулась она. — Давай-ка сбегай за той бутылкой. Согреемся. Не бойся, утром чары рассеиваются!
Мне пришлось полезть в кусты и отыскать колдовской напиток. Лиза достала из своей котомки печенье, и мы заморили червячка.
Когда мы уже полностью собрались и привели себя в порядок, в последний раз взглянули на наше ночное пристанище.
— Никогда этого не забуду, — сказал я.
— Забудешь… — возразила Лиза и добавила: — А вообще-то было здорово. Но сейчас уж точно нужно как-то выбираться отсюда. И поскорее. Нас уже наверняка ищут.
Но «поскорее» все же не получилось. Мы шли еще полдня. На этот раз она действительно устала, и я взял ее за руку. Мы снова спускались и поднимались по высоким склонам. Но лес кружил нас, как карусель.
Часам к пяти небо заволокло темными грозовыми облаками, воздух напитался влагой, как тряпка, которую вот-вот должны отжать, земля под ногами стала вязкой.
— Сейчас начнется ливень, — сказала Лиза, — нужно спуститься в долину.
Мы ускорили шаг. Спуск был крутым, но сквозь густые заросли мы к своей радости увидели какой-то хутор и быстро зашагали к нему. Во дворе суетился хозяин — мрачного вида мужик в закатанных до колен холщовых штанах. Он быстро сгребал сено и накрывал скирды брезентом. Ему, конечно, было не до нас. Черное небо уже приблизилось к самой земле, и из него охапками серебряных змеек вырывались молнии.
— Пустите нас переждать грозу? — спросил я.
— Эта гроза — на всю ночь, — буркнул мужик, — а у меня в хате одна кровать…
— Тогда пустите хоть на чердак! — я кивнул в сторону деревянной постройки — то ли хлева, то ли курятника.
— Там внизу куры…
— А наверху? — с надеждой спросила Лиза.
— Наверху — сено… Еще подожжете…
Небо уже прогнулось и висело низко, словно целлофановый пакет, наполненный водой. Хватило бы самой малой прорехи, чтобы на наши головы обрушился водопад. Лиза дрожала, она, наверное, простудилась. Я вытащил из карманов все деньги, которые у меня были, снял часы с руки и золотую цепочку — мамин подарок — с шеи. Все это сунул хозяину. Он недоверчиво взглянул на меня, взвешивая на ладони эти сокровища. Тогда я сбросил с себя куртку — она была совсем новой. Мужик сунул ее себе под мышку, махнул рукой в сторону сарая и, бросив грабли, побежал к хате.
— Захотите молока или хлеба — зайдите утром! — крикнул нам уже из окна.
