Исмаиль Кадарэ - Генерал армии мертвых
— Простите, что я вас беспокою, — голос у него был глухой, с хрипотцой. — Я узнал, что вы скоро отправляетесь в Албанию, чтобы вернуть на родину останки наших солдат.
— Да, — сказал генерал. — Через две недели.
— У меня к вам просьба, — продолжал незнакомец, доставая из кармана потрепанную, затертую карту Албании. — Я был солдатом и воевал в Албании два года.
— В каких частях? — спросил генерал.
— «Железная дивизия», пятый батальон, пулеметная рота.
Незнакомец склонился над картой.
— Вот здесь во время крупной зимней операции наш батальон был разбит албанскими партизанами, и мы, те, кому удалось спастись, рассеялись ночью в разных направлениях. Со мной был раненый товарищ, и к рассвету он умер на околице брошенного села, куда я его доволок. Я похоронил его за маленькой церковью и ушел. О его могиле никто не знает, поэтому я и пришел к вам, чтобы вы, когда вам доведется проезжать через те места, откопали бы и его тоже, как и остальных, и привезли бы сюда.
— Его имя наверняка должно быть в списках пропавших без вести, — сказал генерал. — Списки очень точные, но, разумеется, вы хорошо сделали, что пришли, потому что найти пропавших без вести почти невозможно, разве только случайно.
— Я сделал набросок, — сказал незнакомец и достал из кармана листок бумаги, на котором химическим карандашом было изображено нечто напоминающее церковь, от нее — две красные стрелки с надписью: «могила». — Тут рядом источник, — продолжал он, — а дальше, справа, два кипариса, вот тут. — И он сделал еще одну пометку рядом с церковью.
— Хорошо, — сказал генерал. — Благодарю вас.
— Это мне нужно вас благодарить, — ответил посетитель. — Он был моим лучшим другом.
Он хотел еще что-то добавить, может быть, вспомнил какую-то подробность или какой-то эпизод, но строгий, официальный тон генерала остановил его.
Незнакомец ушел, и генерал даже не узнал, кто он, как его зовут. Но это было только начало. Потом, каждый день, после обеда в гостиной, его дожидалось множество незнакомых людей. Жены, старики родители, ветераны — все они робко сидели на длинном диване и ждали генерала с одним и тем же выражением на лице. Стали приезжать люди и из других городов и провинций страны. Они еще больше волновались, сидя в гостиной, и генералу еще труднее было с ними разговаривать, потому что их сведения о погибших в Албании родственниках были приблизительными и недостоверными.
Генерал делал пометки в специальном блокноте и всем повторял одно и то же:
— Не беспокойтесь, списки, составленные военным министерством, очень точны, по этим спискам мы должны найти всех. Тем не менее я записал ваши сведения, может быть, они нам помогут.
Они благодарили его и уходили, а на следующий день приходили новые посетители. Они беспокоились, внесены ли в списки, не забыты ли их погибшие родственники. Были и такие, что показывали телеграммы, полученные во время войны от командования, и в телеграммах были дата и место, где солдат «пал за Родину», а некоторые, особенно старики родители, не верили, что их сыновей найдут по каким-то спискам, но все равно умоляли генерала сделать для этого все возможное и невозможное.
Каждый посетитель приходил со своей историей, и генерал был вынужден выслушивать всех — и женщин, вышедших второй раз замуж и теперь втайне интересовавшихся своими первыми мужьями, и двадцатилетних юнцов, никогда не видевших своих отцов-солдат.
В последнюю неделю посетителей стало еще больше. Теперь, когда он возвращался из штаба, гостиная была уже заполнена людьми, они напоминали ему больных, терпеливо ждущих своей очереди к врачу, только здесь было намного тише. Люди молча сидели, часами разглядывали узоры на ковре и поднимали головы, только когда входил очередной посетитель и усаживался где-нибудь в углу.
У крестьян, приехавших издалека, были с собой торбы, которые они ставили у ног, а снаружи, у ворот, стояли прислоненные к железной ограде велосипеды и очень редко — автомобиль, припаркованный у тротуара. Когда генерал проходил через гостиную, пропахшую тяжелым запахом промокшей крестьянской домотканой одежды, к которому примешивался порой аромат духов какой-нибудь элегантной дамы, все почтительно вставали, не нарушая молчания.
— Папа, — спрашивали его дети, когда он, переодевшись, приходил в столовую, — кто все эти люди?
Генерал пытался отшутиться, но они настаивали.
— Папа, они что, собираются на войну? — спрашивал его сын.
— Нет, они уже были на войне.
— А зачем тогда они приходят сюда?
— Потому что у них есть родственники в армии, и они хотят передать им письма и посылки.
Потом, пообедав, он шел в гостиную и выслушивал всех по очереди. Как похожи были их рассказы! И истории погибших солдат были похожи одна на другую, генералу казалось, что все это он уже слышал вчера или позавчера. Женщины, потерявшие мужей или сыновей, не могли сдержать рыданий. Генерал нервничал. На одну посетительницу он даже накричал:
— Прекратите! Нечего здесь оплакивать покойников. Хватит. Ваш сын пал на боле боя, там, куда его послала родина. Он погиб как герой.
— Будь проклято это геройство! — воскликнула женщина.
В другой раз высокий мужчина, едва перешагнув порог, заявил:
— Вся эта затея — сплошное лицемерие.
Генерал побледнел от гнева.
— Так могут говорить только подлецы. Вон отсюда!
Как-то раз среди других посетителей он увидел очень старую женщину с маленькой девочкой. Вид у старушки был совершенно измученный, и он сразу направился к ней.
— У меня там сын, — сказала старуха слабым голосом, — единственный сын. — Она достала платок и стала его разворачивать трясущимися руками. Развернув, она протянула генералу пожелтевшую от времени телеграмму. Он прочитал обычное извещение командования, сообщавшего о смерти ее сына, но взгляд его задержался на последней фразе: «пал за Родину под Сталинградом».
— Я еду не в Россию, я еду в Албанию, — стал медленно объяснять ей он.
Старуха посмотрела на него тусклыми глазами, но, похоже, ничего не поняла.
— Я тебя вот о чем попрошу, — сказала она, — ты уж узнай, где и как он был убит, кто был рядом с ним, когда он отдавал богу душу, кто его похоронил и что он завещал, умирая.
Генерал попытался было объяснить ей, куда он едет, но старуха ничего не поняла и снова повторила свою просьбу; сидевшие в гостиной молча переглядывались между собой.
— Идите, матушка, — наконец сказал ей ласково какой-то мужчина, — господин генерал все сделает так, как вы сказали.
Старуха поблагодарила и ушла, опираясь на палку и держась другой рукой за девочку. А еще как-то в телеграмме упоминалась Африка.
В один из дней мужчина мрачного вида дождался, пока уйдут все остальные.
— Я был генералом, — сказал он с вызовом, — и воевал в Албании.
Они смотрели друг на друга с явной неприязнью. Один — потому что видел бывшего генерала разгромленной армии, другой — потому что перед ним был генерал, получивший это звание в мирное время.
— Что вам угодно? — холодно спросил генерал.
— Собственно говоря, ничего, — ответил тот. — Да я и не жду от вас ничего особенного. Сказать по правде, я не верю в эту затею. Она мне кажется смехотворной. Но раз уж вы взялись за это дело, доведите его до конца, черт побери.
— Говорите яснее, — сказал генерал.
— Мне больше нечего вам сказать. Я только хотел бы предупредить, чтобы вы были осторожны. И не забывали про гордость. Не склонили бы головы перед ними. Они будут провоцировать вас, может быть, даже издеваться над вами, но вы должны суметь им ответить. Вы должны быть бдительны. Они попытаются осквернить прах наших солдат. Я их хорошо знаю. Они часто насмехались над нами. Даже тогда насмехались. Представьте, что будет теперь!
— Я не допущу, чтобы произошло что-нибудь подобное, — сказал генерал.
Гость посмотрел на него с сожалением, словно хотел сказать «бедняга», и ушел не попрощавшись.
Три следующих дня, последних, в гостиной было не протолкнуться. Генерал устал, он хотел уехать как можно скорее. У его жены в последние дни совершенно сдали нервы.
— Отказался бы ты от этого, — сказала она ему однажды ночью, когда они лежали без сна, — мне кажется, что в наш дом вошла смерть.
Он успокоил ее как мог. В эту ночь он почти не спал, ему казалось, что он отправляется на войну.
Последних посетителей он встретил утром в день отъезда. В аэропорт нужно было приехать рано, и генерал, выйдя в сад, чтобы открыть гараж, увидел двух человек. Завернувшись в домотканые одеяла, они спали у ворот, прислонясь к железной решетке. Это были дед с внуком, приехавшие из дальнего пограничного села. Они добирались много дней, и, приехав на последнем, ночном, поезде, не осмелились беспокоить так поздно, и улеглись спать прямо на асфальте.
