Владимир Файнберг - Про тебя
Ты скажешь — она имеет на это право. Я тоже так думаю. Порыв жалости заставляет меня обнять за худенькие плечи эту самозабвенную птичку, притянуть к себе.
— Спасибо, Тонечка. Лучше объясните, кто эти люди вокруг нас? Откуда они взялись? Ведь мы не видели их на собрании в храме.
— Да. Здесь много случайных, просто неверующих. В основном это креатура Нади — хозяйки туристской фирмы. Ее автобус, её водители. Церковь бедна. Поэтому и спонсоры. Они заплатили по сколько‑то сотен долларов, половину суммы дали экуменисты, к которым мы едем. Иначе таким, как мы с вами, и мечтать было бы нельзя о поездке. По крайней мере, бизнесмен Игорь, тот что сидит с отцом Василием, носит крест на груди. И то слава Богу!
— Кто он такой?
— Снимает какие‑то видеоклипы. Знаете, где песни поют. Называется шоу–бизнес. Да вы не огорчайтесь. Самое главное — молитвенный настрой. Там, сзади, где я сижу, истинно верующая молодёжь, всё время поют под гитару чудесные духовные песнопения. Сами сочинили! Рай! Так бы всю жизнь и ехала… Это они хотят к вам подойти…
— Пусть подходят, — говорю я и тут же спохватываюсь, — Впрочем, все суета.
— Нет–нет, сейчас подойдут, — Тонечка срывается с кресла, — я им скажу.
Подходят, знакомятся.
Сдвигаюсь вплотную к окошку, чтобы усадить рядом девушек, тем более, худенькие, поместятся. А их предводитель Миша — длинный, узкоплечий, в очках со свисающей цепочкой шатко стоит в проходе. Одной рукой придерживается за поручень, в другой — гитара.
Знал бы ты, как не хочется мне, чтобы они начали демонстрировать своё пение! Почему‑то заранее испытываю чувство неловкости, стыда за них.
Автобус сворачивает к островку ярко освещённой автозаправочной станции.
— Господа! — раздаётся сзади хрипловатый голос Надежды, — из‑за задержки в Гродно мы прибудем во Вроцлав не раньше трёх часов ночи. А сейчас автобус должен заправиться. Кроме туалета, никуда не расходитесь. Стоянка двадцать минут. Всем все ясно?
Медленно, пропуская друг друга, выходим наружу. Теплынь. Совсем летняя иностранная ночь.
В стороне от бензоколонок чистенький туалет, обставленный снаружи цветущими геранями в кадках, поодаль — стеклянный магазин с весёлой пестротой продуктов и барахла. Там, как в аквариуме, уже шныряют Акын О'кеич, Надя, Игорь–создатель видеоклипов, Светлана с матерью.
Закуриваю, хочу взад–вперёд, разминаю ноги. Женщина в накинутом на плечи красно–чёрном пончо ведёт к автомашине девочку, одетую, как кукла — бантики, белые носочки–гольфы. В машине их ждёт толстый человек с толстой сигарой во рту. Под яркими фонарями кружат ночные мотыльки.
Кто‑то трогает меня за плечо. Это Миша со своей гитарой.
— Извините. Никак не удаётся поговорить. Вы случайно не видели нас в июле по российскому каналу телевидения?
— Нет.
— Очень жаль, — констатирует Лена. — Мы рассказывали там, что и сейчас на людей может снисходить Святой Дух. Как на апостолов! Правда, Миша? Одетая в цветастое длинное платье, она влюблённо глядит на своего предводителя.
— Да, — подтверждает он. — Раньше мы читали Библию как книгу Отца, теперь читаем её как откровение Святого Духа.
— В самом деле? Ну и что вы там вычитали нового?
— Как раз об этом мы и поем свои духовные гимны. Миша сам сочиняет слова и музыку. Внушенные Святым Духом! Хотите послушать?
— Минуточку. Так по телевизору и объявили, что на каждого из вас снизошёл Святой Дух?
— Конечно! — кивает Миша. — Если у кого есть свеча, её не прячут под кровать, а ставят на кровле дома. Петь — наша харизма. Мы не придумали это. Летом, приезжали друзья из Америки, наши единомышленники.
— Ясно. Какие же дары Святого Духа вы обрели? Ведь апостолы в день Пятидесятницы получили дар исцеления, дар говорить на языках, которых раньше не знали, толковать, то есть понимать их. Вы тоже получили все эти дары?
— Мы запели! — снова вмешивается Лена. — Наши песнопения — дар Духа Святого!
— Друзья, дорогие мои, не много ли вы на себя берете?
— А вы послушайте! — Лена поворачивается, ищет кого‑то взглядом, зовёт.
— Катерина, иди скорей. Будем петь.
— Только погасите, пожалуйста, сигарету, — строго предлагает Миша.
С досадой бросаю окурок в урну. Подбегает Катя, юная, тоненькая, на ходу доедает мороженое.
…Ну послушай, прошу тебя, послушай вместе со мной, что они поют и как поют! «Грезы рая», «Сладчайший Иисус», «Душа вспорхнула», «Девы светлая слеза»… У меня, например, что называется, уши вянут от этого вялого треньканья на гитаре, этих бездарных слов, елейного тенора Миши. Такие славословия действительно нужны Богу?
— Отстань! Я тоже хочу петь! — раздаётся рядом истерический возглас, и к трём голосам прибавляется четвёртый — болезненной девушки, той, что сидит впереди меня. — «И плачут ангелы за вашими спинами…»
— Не «спинами» — «спинами»! — раздражённо поправляет Георгий. Он силой пытается оторвать свою спутницу от обступившей меня группы. — Тебе нельзя возбуждаться.
Губы девушки дрожат. Из‑под кофточки свисает конец ремешка, подпоясывающего джинсы, шнурки нарядных кроссовок не завязаны.
— Отстань! Уйди от меня. Дай хоть немного попеть, побыть с людьми!
— Ольга! В автобус! — Георгий рывком отдёргивает её и тотчас получает пощёчину.
— Смотрите, смотрите! В ней бес! В нашем присутствии бесы активизируются от ненависти к Святому Духу, — восторженно объясняет Миша и, передав гитару Лене, предлагает Георгию: «Можно я ей всё объясню, помогу?»
«Икарус», уже заправленный, подъезжает к бровке тротуара. Из передних дверей высовывается Надя.
— Господа, сходили до ветру? По местам! Светлана не потерялась?
На этот раз Светлана тут как тут. В то время, как её мать отсчитывает
под фонарём какие‑то купюры Акын О'кеичу, она разговаривает у задних дверей автобуса с низеньким пузатым человеком, тоже таящимся где- то в недрах нашего ковчега на колёсах.
— Значит, ваше имя Светлана, и вы родились восемнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят пятого года… Так. Подставляем цифровые значения букв… Нумерология — великая наука, эзотерическая… Сейчас мы о вас все узнаем! — вещает пузан, похожий на старого сатира.
Поднимаюсь в автобус вслед за Георгием, на ходу спрашиваю:
— Что с вашей Олей?
— Психопатия.
— Извините, а кто она вам?
— Жена.
Заняв своё место, вижу в окно, как с этой, моей стороны в полутьме поддеревом троица с гитарой окружила Олю. Что‑то втолковывают. Миша удерживает её за рукав кофточки, хотя она рвётся уйти.
В это время Надя, как обычно после стоянки, пересчитывает рассевшихся по местам, кричит вульгарным своим голосом:
— Да что ж это за публика?! Четырех не хватает. Вахтанг, посигналь!
Георгий сидит впереди меня, нисколько не беспокоится о жене. Хоть
бы в окно постучал. Наконец, раздаётся долгий гудок.
Компания отпускает Олю. Она еле идёт, поддерживаемая Катей.
Георгий молча встаёт, пропускает на место Олю. На миг она беспомощно оборачивается ко мне. Под глазами видны подтёки косметики.
Ей примерно столько же лет, сколько смеющейся девушки из снов. Поделюсь с тобой: ни та, ни другая не в моём вкусе. Когда‑то снились соблазнительные женщины, совсем другого типа… Я просыпался оглушённый их красотой, иллюзорной близостью. А эта, смуглая, белозубая, почему она все чаще преследует меня во сне?
Плавно, чуть кренясь на поворотах, «икарус» плывёт сквозь ночь мимо встречных сполохов огней, мимо низкой луны. То засыпаю, то просыпаюсь.
То ли снится, то ли на самом деле вижу — Георгий опять молча борется с Олей, заставляет её принять таблетку.
Знаешь, такое чувство, будто я её предал, а ведь мольбой о помощи, о вмешательстве был её взгляд, когда она садилась на место… И эти трое ребят. Смешные. Несомненно хотели услышать от меня подтверждение своей избранности.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ку–ку–ся! Ку–ку–ся…
Золотое утро. Карнизы окон, красные черепичные крыши Вроцлава усеяны голубями. А воркующей горлицы не видно. Лишь откуда‑то снизу раздаётся её призыв: ку–ку–ся…
Волна нежного, прерывистого воркования поддерживает меня, не даёт окончательно пасть духом, ужаснуться тому, что произошло минут двадцать назад. И все‑таки я вконец сбит с толку.
Тихо, чтоб не потревожить спящих со мной в комнате водителей, я вынул из сумки пакет с принадлежностями для умывания и бритья, вышел в коридор в поисках ванной. Как ни странно, ухитрился выспаться. Впервые за последние месяцы спал без снов.
Ванная комната оказалась в конце коридора — большое помещение с четырьмя душевыми кабинками и четырьмя умывальниками напротив них. То, что я увидел на стеклянной полочке над первым умывальником заставило меня замереть.
