Юрий Миролюбов - Прабкино учение
Тут все заняли свое место, и взвар разливала уже хозяйка.
Когда кончили кутью, перекрестившись, встали, Прад-Иван сказал: «Оденьте меня! Самый старший на дорогу, звать человека поесть с нами, а, младший, Ваня, забирай кутьи, взвара, пирожков, и снеси старухе Варваре! Она больная и бедная! Да не забудьте ей и коровая кусок отрезать».
Он вышел на улицу, но напрасно вглядывался в снежную даль; никого не было на дороге. Каждый в Святой Вечер был дома, с домашними. Прад-Иван глянул на сад в инее, на звезды в небе, перекрестил весь мир и вернулся назад.
«Слава в вышних Богу и на земле мир! — сказал он крестясь. — Ну, а теперь мне на печку пора». Ему помогли, и дед скоро заснул.
Тем временем под окнами зашумели ребята, пришедшие со звездой, и запели:
Христос народился,на земле явился,в яслях на соломележал,звездой новойиграл,а Мать Божья встала,Сына величала,чтоб Он насвсех спас!
Прад-Иван проснулся, свесил голову с печи, сказал: «Дайте им орехов, леденцов и копеечку денег, как в старину мы давали!» Внук важно ответил: «Не бойся, Прадешка, мы старины не похулим!» А хозяйка поклонилась Деду и добавила: «На то и хозяйка в доме, чтоб старину хранить, детей любить, мужа ублажать, старых поважать!»
Дети гурьбой вошли в избу, заговорили, точно чистым горохом засыпали: «Хозяину с хозяюшкой слава! Дай Бог Свят-Вечера снова повидать, кутьи попробовать, урожая доброго видеть!» Родители благодарят детей за поздравление, дают им сухих фруктов, денег, и они снова убежали.
Все легли спать. Однако в полночь хозяин с хозяйкой встали и хозяин пошел проведать скотину, коней, овец. За ним пришли Три Брата, один в тулупе, вывернутом шерстью наружу, другой в черной шубе с колесом в руке, и третий, хоть и в шубе, но под шубой рубаха с красным поясом, и к рубахе цветущая ветка вишни приколота. Вошли они, прогудели: «А кто еще спит тут? А на дворе Полночь!» И тут первый достал из сумки, висевшей через плечо, полные пригоршни зерна и крестообразно бросая его в иконы, сказал: «На счастье! На здоровье! Дай Бог урожая!»
Хозяин с хозяйкой им поклонились, и тут первый дал им клок шерсти овечьей и пучок конопли: «Дня Бог прибавил на волосинку!» — сказал он. — «Слава Богу! Слава Богу!» — трижды произнесли хозяин с хозяйкой и поклонились пришедшим, потом хозяйка налила им по полному жбану крепкой браги-суряницы, по чарке водки и дала напиться взвара. Они поблагодарили, взяли копейку денег и ушли.
Тут хозяйка взяла на тарелку большой ком кутьи, полила медом, взяла взвара, рыбы, пирожков, кусок коровая и вышла в баню. Там, в предбаннике, поставила она Домовому-Батюшке, Род-Рожаницу Приношение, поставила жбан суряницы и вышла назад.
Праду-Ивану еще раз помогли одеться, выйти на двор, посмотреть на звезды, он их еще дважды торжественно перекрестил, покрестил стога, хлева, проверил, погашена ли свеча в колесе у Масляной Бабы, но та сама давно догорела, и вернулся, говоря про себя: «Прежде до трех раз на Звезду выходил, девяносто годов… Трудно!»
— Небось, дед, я за тебя схожу, — отозвался внук.
— Спасибо, внуче!.. Рад я… Все было, как в старовину!
— На то и хозяин в избе, чтоб старовина жила! — ответил тот, кланяясь в пояс.
Теперь уже все окончательно легли. Только и слышно было на дворе, как собачонки лаяли, да как прокричали первые петухи.
Тихо-тихо стало на деревне. А когда все заснули сном крепким, когда петухи смолкли, осторожно, оглядываясь, вышли из всех углов Домовики разные. Все они пошли к бане. Овинник приплелся в валенках и тулупчике, солома в бороде, глуховатый, а Погребник с морковкой в руке, все для порядка грызет, и Огородник пришел, и Конюшенный, и Коровник, а когда все в сборе были, и Горешный привалил весь в паутине, охаючи, в предбанник. За ним вошел мелкими шажками, быдто мальчишка годова- лый, Домовой-Хозяин, и тогда Овинник сказал: «Ну, все в сборе!»
— Дай Бог хозяину с хозяюшкой жить-поживать, добра наживать! — ответили все и принялись за угощение.
Овинник налил каждому по кружке суряницы, и обмочил каждый в пену свой сивый ус, а Домовой сказал:
— А что ж Отца Коляды нет?
— А они с Крышним пошли Волоса звать!
— А что ж не пришли они до нашей Вечери?
— А видно Ладу с Ладой встретили, про Яро говорят.
— А о чем говорят они?
— А что Христос народился, так пора и Зиме-Бабе долой брести!
— А чего ж Зиме-Бабе долой брести, коли снег везде, Мороз хрустит, в кустах греется?
— А как Волос дня на волос прибавил, а ночи убавил!
— Ну, дай Бог хозяину с хозяюшкой урожая хорошего!
— Дай Бог! — ответили хором Домовики, и выпили еще по жбанчику.
В ясном, звездном сияющем небе шел Месяц, глянул вниз, зеркальцем посветил, зайчика пустил в предбанник, домовиков поласкал, и пошел дальше. Тихо спало в снегах село. Нигде ни огонька было. Только снег искрился, иней сверкал, а сам Дед Мороз ходил в саду, украшал ветки снегом, обсыпал изморозью, чтоб блестело, чтоб люди радовались.
И в снегу, под сугробом глубоким, в постельке теплой проснулась былинка тоненькая, зеленая потянулась, выпрямилась и снова заснула. Почуяла и она, что ночи на волос убыло, что дня прибыло, и что на земле Христос родился!
А в коровнике, в яслях сияние ясное! То лежал Предвечный, и перед Ним на коленях Дева Мария, и рядом Иосиф стал, а в дверях три Короля были, три Мага, которые пришли тоже на Звезду.
Запели петухи еще раз. В небе ясном, среди звезд сияющих, поверх ветров летящих, выше дерев стоящих, выше облаков ходячих шло Небесное Воинство, потом раскрыло крылья и полетело над спящей землей, с песнею: «Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение!» Гром их голосов был так чист, так хрустален, точно то были миллионы струн, тысячи арф и сотни органов.
Все это видел во сне Прад-Иван, детской душой своей, и, улыбаясь, лежал. Его душа встрепенулась. Ангел Божий отделился от Хора Небесного и влетел в избу, наполняя ее неизреченным светом. Он приблизился к Прад-Ивану, и неясно толкнул его, взял его душу на свои пресветлые руки и унес к Престолу Родившегося и Предвечного Бога.
Дед, улыбаясь, светлый, сияющий от прикосновения Ангела Божия, лежал, не дыша.
ПРАБКИНО УЧЕНЬЕ
Прабка для меня всё. К ней я обращаюсь с вопросами, ей посвящаю весь день, и она никогда не сердится, не гонит меня прочь. А попробую с тем же обратиться к другим, они сейчас же говорят: «Поди в сад, погуляй!» Или же: «Иди к Прабке! Мне некогда».
Вот и сейчас сижу у Прабы Варвары. Она довольна и говорит: «Слушай!.. Только не вертись и не перебивай. Чего не поймешь, спросишь потом». Так начала она свой рассказ про Дедовщину:[24] «За прастарые часы,[25] когда еще Прады Прадов жили, а Прабки лазили на четвереньках, в самую старую старину был у Русов царь Замах. При нем наши Пращуры начали первые пышки делать. До того не умели еще ни хлеба заквасить, ни теста вымешать, либо каравай испечь. Борща ни одна баба сварить не умела. Так жили тогда люди. Вот, тогда и стал дед Горун людей в Бога верить учить. До него и в Бога не каждый верил, а кто так и не знал, как это “верить”. Горун научил костры разводить да чебрец[26] в огонь кидать, чтоб пахло. Он же научил, что Огник от солнца идет, и что ему надо ягня[27] святить.[28] Потому-то огонь в печи с молитвой разжигают. Не помолишься, а он тебе, вместо тепла да жару, возьмет и холоду напустит». Долго говорила Праба, спрашивала, все ли запомнил, и лишь потом говорила дальше: «Огонь та ягня[29] — это же одно и то же. Потому не обижай ягнят и почитай огонь. Не будешь почитать, он сам тебя не уважит. Тогда, хочешь или нет, все равно поклониться ему придется!»
— Папа говорит, что только Богу надо кланяться.
— Богу — конечно … Только не забывай и Дедовщины. А то Бог на небе высоко, а Дедовщина на земле, совсем рядом. Тут она, и никуда от нее не денешься.
Праба, говоря это, что-то шила, перекладывала, примеряла, и сказала: «А надо так жить, чтоб и Бог на тебя не сердился, и чтоб Дедовщины не обижать, — Прабка качнула головой и продолжала. — Я же говорила… Люди и раньше молились Богу. Теперь пойдет в церкву, а тогда — на криничку, в лес, у костра, либо в поле, возле снопов, а нет — так среди растущей еще пшеницы… И не там, так под Дубом. Все это были места, где можно было Бога призывать. Тогда так верили, что если есть криничка, так там и церква!.. Дуб был как Бог Отец, Дуб и Сноп. Он же — вода, Огонь, как другие боги. Становись и молись! — она махнула рукой. — Бог везде есть!.. И сейчас можно молиться, если хочешь, на речке и в лесу. Люди же тогда жили бедно, либо в землянках, где повернуться негде, либо на возах. Положил свои кожухи, мешки да рядна, и поехал. Сегодня тут, а завтра в другом месте. Там, где тебе лучше. Ну, так где же еще церкви ставить?»
