Андрей Геласимов - Атамановка ( Рассказы )
А веселиться ей нравилось.
“Витька! – позвал Юрка младшего брата. – А, Витька!”
“Ну чего?” – Тот недовольно обернулся от окошка, к которому тут же прилипло две других головы.
Вообще-то Юрка позвал брата не сразу. Сначала он просто стоял и смотрел на все эти спины, держал Нюрку за руку, а та молча чесалась, шмыгала носом, размазывала по лбу зеленые пятна от лопуха и временами неожиданно всхлипывала, содрогаясь всем телом, и это напоминало отголоски грозы, которая уже отгремела и ушла за Аргунь, на тот берег, на китайскую сторону, но все еще слышно – рокочет там и никак не может совсем перестать.
Юрка некоторое время смотрел на спину младшего брата и на спины других пацанов, а когда понял, что Витька сам не обернется, просто позвал его.
“Витька, – сказал он, сжимая вспотевшую Нюркину ладошку. – А, Витька”.
“Ну чего?”
Глядя на сестру и брата, которым не досталось места на завалинке и которые стояли теперь у него за спиной, взявшись за руки, как будто только они были брат и сестра, а он был им чужой, Витька почему-то вдруг вспомнил, что никогда не таскал сестру на закорках. Это всегда делал старший брат. Пять или шесть лет назад, когда Нюрка была еще совсем маленькая, стоило ей устать от долгой беготни по деревне,
Юрка тут же подставлял ей спину, и она заползала на него, как таракан. Витька привык к тому, что за Юркиным плечом постоянно болтается Нюркина голова, и даже представить себе не мог, что может быть по-другому. Непонятно откуда возникшее, а скорее всего даже и не возникшее, а всегда бывшее в нем чувство отчетливо говорило, что так и должно быть, что, очевидно, таков закон природы, и поэтому сам он никогда Нюрку на спине не носил, а только орал на нее, стукал, пинался и, когда появлялась возможность, сразу от нее убегал.
Однако теперь, глядя на них, он вдруг испытал совершенно новое для себя чувство. Ему показалось, что если он спрыгнет сейчас с завалинки и уступит это с трудом отбитое у других пацанов место своему брату, или, кто его знает, может быть, даже своей сестре, то это почему-то будет правильно и хорошо.
Злость на Нюрку в его сердце мгновенно прошла, он повертел головой, о чем-то еще подумал, а потом изо всех толкнул своего соседа Кольку
Нестерова.
“А ну давай слазь! Насмотрелся уже! Видишь – людям тоже охота посмотреть!”
“Сам слазь!” – ответил тот, и между ними немедленно началась потасовка.
Витька обычно любил подраться и дрался весьма хорошо, но в этот раз ему наваляли. Быстро получив два раза в левое ухо и стараясь не обращать внимания на сильный звон в голове, он скатился с завалинки прямо к ногам Нюрки.
“Убью гада”, – пробормотал он и, вскочив с земли, вцепился в рубаху своего обидчика.
Юрка тоже не мог уже стоять просто так. Вдвоем они быстро восстановили справедливость, и, пока Витька гнался за Колькой до самой калитки, а потом швырял ему в спину комками сухой грязи, Юрка подсадил на освободившееся место сестру. Вернувшийся после победы
Витька предпочел бы увидеть на этом месте брата, но почему-то сдержался и ничего не сказал. Теперь они вдвоем стояли перед завалинкой и время от времени подпрыгивали, пытаясь заглянуть через
Нюркину голову в окно.
“Ну говори – чего там? – напрыгавшись, сказал наконец Витька. -
Залезла, ё-моё, и молчит!”
Нюрка обернулась на братьев, снова слегка вздрогнула от замирающего в ней, уходящего плача и, уже блестя глазами от счастья, сказала:
“У бабки Верки котенок”.
Витька засопел, а потом, сцепив зубы, медленно проговорил:
“Какой, на хрен, котенок! Ты куда смотришь?”
“На печку смотрю. – Нюрка перевела на него взгляд своих круглых от огромного желания услужить, зареванных глаз. – Она с ним на печке сидит и молочком кормит”.
“Каким, на хрен, еще молочком!”
В этот момент гармонь, на которой в доме играл рыжий Леха, неожиданно смолкла. Все остальные пацаны буквально влипли в окно.
“Туда смотри! Туда!” – зашипел Витька и ткнул Нюрку лицом в стекло.
Нюрка гулко стукнулась лбом и зажмурилась от страха.
“Ну чего там?” – спросил Витька.
Она открыла глаза.
“Митька Михайлов стоит, а на гармони никто не играет”.
“Да мы слышим, что никто не играет! Чего Митька-то делает?”
“Ничего. Просто стоит, и на него все смотрят. А у Маринки Косых новый сарафан”.
“Да ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – взвился Витька. – Давай слезай, дура!”
“Он частушки поет”, – вмешался в их разговор вернувшийся из изгнания
Колька, который хоть и пробрался тихой сапой обратно во двор бабки
Верки, но близко к завалинке и к братьям Чижовым подходить пока не спешил. Стоял, прижавшись к поленнице, и растирал кулаком здоровенный синяк на правой скуле.
У всех этих Нестеровых был такой слух, что соседи про важные дела у себя дома старались громко не говорить. Специально Нестеровы вроде бы и не слушали, но, если их вдруг спросить, много интересного могли рассказать, это уж точно.
“Чи-во?” – удивленно протянул Витька.
“Частушки, – повторил Колька, который слегка осмелел и даже отклеился от безопасной поленницы. – Про полосатую рубаху и полосатые портки… Теперь про семечки”.
“А эту частушку я знаю, – радостно сказал Андрюха Щербатый, вертевшийся на завалинке рядом с Нюркой. – Там еще про скамеечку…”
“Нет, другая”, – покачал головой Колька.
“Тихо, вы! – заорал на них Витька. – Он зачем их поет, частушки-то?
Я чо-то никак не пойму”.
Колька пожал плечами.
“А я почем знаю?… Теперь вот про золотые часики”.
Нюрка, которая по Витькиному приказу к этому моменту уже почти слезла с завалинки, сообразила, что Витька злится теперь не на нее, а на чужих пацанов. Ее правая нога не доставала до земли каких-нибудь пяти сантиметров. Нюрка задумчиво пошевелила пальцами на этой ноге, как будто сама нога, а не Нюрка размышляла – опускаться ей совсем на землю или еще повисеть, а потом незаметно начала подтягивать эту ногу назад на завалинку. Забравшись туда, она снова заглянула в окно.
“Большие парни Митьку схватили, – сказала Нюрка, расплющив нос об стекло. – И тащат его к двери”.
При этих ее словах все пацаны во дворе и на завалинке замерли как один. Колька остановился на полушаге в двух метрах от поленницы, так и не приблизившись к дому. Витька вытаращился на своего брата, а тот приоткрыл рот, как будто хотел то ли что-то сказать, то ли засмеяться, но так и не решил, что он хотел сделать, и поэтому просто стоял с открытым ртом. Витька зачарованно смотрел ему в рот и ждал, что будет дальше.
“Вытаскивают”, – сказала Нюрка.
Дверь шумно распахнулась, из дома послышался хохот.
“Как в прошлый раз будет”, – прошептал кто-то из пацанов.
Большие парни смеющейся кучей вывалились на крыльцо. Двое крепко держали отчаянно дергавшегося Митьку.
“Пинается гаденыш! – крикнул один из них. – Запускаем в стратосферу!”
После успешного полета первого советского стратостата “СССР-1” под командованием Георгия Алексеевича Прокофьева, сумевшего побить рекорд проклятого империалиста Пикара, стратосфера в Атамановке была в большой чести.
“Раз! Два! Три!”
Толпа расступилась, и те двое, раскачав Митьку на руках, подбросили его высоко в воздух.
“Летит”, – тихо сказала Нюрка, и Митька упал лицом в пыль.
“Ну вы что, совсем дураки? У него же рука сломана!” – закричала одна из девок, тоже выскочивших на крыльцо.
Там собралась уже такая большая толпа, что рыжий Леха, который был теперь гармонистом вместо Митьки, не удержался и под общий хохот свалился с крыльца. Быстро сообразив, что народу понравилось его смешное падение, он еще несколько раз нарочно повторил его, выкрикивая всякую чепуху. Парни громко смеялись, девки им вторили, и народу на крыльце становилось все больше. Наконец, крыльцо не выдержало, заскрипело, качнулось и со страшным грохотом развалилось на части, а все, кто на нем стоял или висел на перилах, с визгом полетели на землю.
“Это чего это тут?!!” – истошно завопила бабка Верка, выскакивая из дома и тут же цепляясь за дверь, чтобы не свалиться в общую кучу.
Увидав на своей завалинке выпучившую глаза пацанву, она ловко соскочила с порога, перешагнула визжавших девок и бросилась к мальчишкам, как будто это они были во всем виноваты и как будто из-за них развалилось крыльцо.
“Захлестну!”
“Полундра!” – закричал Андрюха Щербатый, у которого отец в первую мировую служил матросом на Балтике.
Пацаны, как зайцы, бросились врассыпную. Юрка успел стащить с завалинки онемевшую от страха сестру и выскочил с ней за ворота. По дороге Нюрка сильно треснулась ногой об калитку. Витька бежал чуть позади, делая вид, что хромает, и отвлекая от них мчавшуюся на всех парах бабку Верку. Так вчетвером они пробежали до самого конца улицы, и только после этого старуха устала вилять то за одним, то за другим братом и сбавила ход.
А Митька так и остался сидеть в пыли рядом с развалившимся крыльцом и кучей-малой из копошащихся парней и девок, которые продолжали тискаться, визжать и смеяться и, казалось, вовсе не собирались вставать.
