Михаил Пак - Натюрморт с яблоками
Пленку он так и не купил, хотя не был уверен, именно за ней ли поехал в метро?
Фотограф нащупал в кармане листочек — адрес, который начеркал Антон Дугин. Староконюшенный переулок. Фотостудия «Модерн-Арт». Директор Л.Ф. Карпеева.
Госпожа Карпеева была дама средних лет, упитанная, ухоженная, одетая в экстравагантную цветастую кофту и длинную черную юбку до самых пят. Ли-Маров застал ее в офисе, расхаживающую туда-сюда с сигаретой во рту.
— Охрану я уже набрала, — бросила недружелюбным тоном Карпеева, узнав, что человек пришел от Дугина. — Антон ведь знает. Что он, в самом деле?
— Я фотограф, — сказал Дмитрий. — Но могу делать любую другую работу, например, грузчика.
— Здесь не супермаркерт, — отрезала женщина, выпуская изо рта клубы дыма.
— Тогда извините за беспокойство, — ответил Ли-Маров, собираясь уходить.
— Говоришь — фотограф? — остановила его хозяйка студии. — А какой, черт возьми, уважающий себя мастер будет предлагать себя в качестве грузчика?!
— Я подумал, что если у вас занята вакансия фотографа, то может быть, нужны грузчики?
— Ну-ка, покажи свои работы.
— Я не захватил.
— Тогда зачем огород городить? Принеси — будем разговаривать.
— Хорошо. До свиданья.
— Постой-ка, — Директор приблизилась к Ли-Марову, испытующе заглянула ему в глаза. — Сейчас придут две девицы, а я мастера отпустила. Надо их заснять, сможешь?
— Попробую, — ответил Дмитрий. — А какая задача?
— Студийная проба, — сказала Карпеева, пыхтя сигаретой. — Ищем подходящую натуру для одного журнала.
Вскоре явились две молоденькие девушки, довольно решительно скинули с себя всю одежду, и, совершенно голые предстали перед объективом фотокамеры. Карпеева указывала девицам какие позы им принимать, а Дмитрий ставил свет и щелкал кадр за кадром, при этом его не покидало ощущение, что он выполняет очень грязную работу. Аппарат был первоклассный, установленный на треножнике, работать с ним было одно удовольствие. Он управился за полтора часа.
— Кажется, дело свое ты знаешь, — похвалила Дмитрия хозяйка заведения, и кивнула в сторону девушек, уже одетых, сидящих на кушетках-тумбах. — Как тебе они? Не глупы, верно?
— Милые.
— Ты можешь поиметь любую прямо сейчас. Согласен?
— Что, что?
— Ты хорошо потрудился, так что расслабься. Вон, в холодильнике, коньяк, виски.
— ?!
— Как тебе рыжеволосая? У нее бюст Венеры Милосской. Возьми ее. А хочешь сразу двух?
— Вы шутите.
— Какие шутки? — В широко раскрытых глазах Карпеевой метались странные угольки.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал фотограф.
— Тебе, что, не нужна работа?
— Нужна. Но я не животное. Прощайте.
— Постой… Вот псих. Ненормальный. Я ему удовольствие предлагаю, а он бежит как черт от ладана. Ну и убирайся! Идиот!
* * *Он возвратился на площадь трех вокзалов, точнее — на пятачок Ярославского, где многочисленные киоски, торговые палатки, книжные лотки и где звучала музыка. Почему-то здесь он чувствовал себя уютно. Ли-Маров мог бродить тут без устали, рассматривая витрины магазинчиков и слушая музыку. Окружающий балаган вызывал в нем восторг, трогал забытые струны его души и толкал Дмитрия к какому-то действию, сроднему с детской шалостью.
Он стоял возле стеклянного ларька с увешанными красочными журналами обнаженных девиц. Обычно фотограф тут не задерживался, стыдясь своего возраста, полагая, что голыми девками интересуются исключительно мальчишки переходного возраста с угрями на лицах. Но сегодня витрины разглядывали несколько мужиков солидного вида и даже одна женщина с полной хозяйственной сумкой в руке. Поэтому, грешным делом, он воспользовался случаем, и вовсю глазел на грудастых венер. Его ничуть не интересовала ни техника фотосъемки, ни мастерство фотографа, ни сам цвет. Эти фотографии были лишены всякой художественности, но привлекали своей вызывающей открытостью. Это были не просто голые, без всякой одежды, женщины, но это были женщины миловидные, а некоторые даже красивые. Он заглядывал в их открытые, смелые, дерзкие и шаловливые глаза и представлял, как бы они выглядели одетыми. Но тут рядом случился какой-то угрюмый тип с красными глазами, спутал все его мысли, пробурчал недовольно:
— Уноси-ка, малец, подальше свой чугунок. А то неровен час — разобьют.
Незнакомец, наверняка, был обитатель этих мест, бомж чистой воды, видно заподозрил в Ли-Марове конкурента, посягающего на его законные владения. Дмитрий хотел спросить, что означают эти его слова, но тот быстро ушел. Тогда Ли-Маров продолжал разглядывать витрины. Его бы воля, он бы только и делал, что разглядывал целыми днями ларьки. А если бы еще было достаточно денег, он бы покупал все эти выставленные милые штучки и раздавал друзьям. К примеру, подарил бы что-нибудь на память той симпатичной хозяйке магазина, у которой он разбил манекен, и охранникам тоже подарил бы.
Дмитрий поискал в кармане куртки билет на электричку, но нигде не обнаружил его, потом вспомнил, что попросту еще не приобретал. Ведь обычно он покупал вначале билет и только потом разгуливал в ожидании электрички. Сегодня он поступил отчего-то наоборот. Фотограф взглянул на расписание и увидел, что его электропоезд отправляется через семь минут. И тут же поспешил в кассовый зал. Там его узнала какая-то женщина в берете, не окликнула, не назвала по имени, а обрадовано воскликнула:
— Ой! Это вы?! Здравствуйте!
— Простите, — сказал Дмитрий, — вы, наверное, обознались. Все люди похожи друг на друга.
— Как же!? Как же?! — запротестовала незнакомка. — Вы же рубили у меня дрова! Ну! Вспомнили?!
— Да, да, — пробормотал фотограф, — сейчас узнаю. Точно, это вы.
— Так берите билет, я подожду.
Он купил билет. Обернулся, но путь ему преградил тот самый недавний господин, что испортил настроение своими странными словами, в то время, когда Дмитрий любовался обнаженными девицами в витрине.
— Секунду, кореш, — дохнул мужик ему в лицо винным перегаром. — Облажался я давеча, не за того тебя принял. Прости великодушно. Не дай подохнуть бывшему декану философского факультета. Шланги горят. Подкинь червонец.
Ли-Маров дал ему червонец. Декан смял в кулаке бумажку, придвинулся к нему ближе.
— Ты не подумай… Когда-то и я знал лучшие дни. В горячую «пражскую весну» я сидел на башне «Т-34» в центре Праги и был целиком солидарен с чешским народом, но во время «карибского кризиса» я был атакован толпой цыган на Казанском вокзале и начисто обобран. Постой, мне хочется чем-то тебя отблагодарить. Вот послушай стихи, я сам сочинил…
Грязным снежным комомЯ в следующий век вкачусь,Я в двадцатом не был нужен,Может, в двадцать первом сгожусь?Я растаю, стану лужей,А лужу выдует стужа,Дура она, дружок,Ведь я не самогон.
— Ну как? — спросил он, волнуясь.
— Годится, — похвалил Ли-Маров. — Очень, знаете, неплохо.
— Если что — найдешь меня в этих краях. Хотя, — он потер свою небритую щеку, криво усмехнулся, — как говорится, редкий бомж доживает до утра. Но, живы будем!
Женщина ждала фотографа. Быстрым шагом они направились к платформе.
— А что он хотел, этот грязный мужчина? — поинтересовалась спутница. — Глядите, не связывайтесь.
— Так, — сказал Дмитрий, — ничего особенного. — И добавил, может быть, лишнее: — Приглашал на чай.
— Чай?! Да вы что?! Разве он похож на человека, который пьет чай? Он от водки не просыхает. Надо подальше от таких держаться.
— Он вообще-то безобидный. Хотя выглядит немного странным и одежда на нем грязна. Но грязь совершенно внешне…
— Не говорите так. Вы не знаете.
В электричке народу было не протолкнуться. Они пристроились в тамбуре.
— В прошлый раз вышло так неловко, — сказала женщина. — Извините меня.
— За что же?
— Сами знаете… Я потом только поняла, что вы не из тех… Я поступила очень дурно. Если бы вы знали, как мне было стыдно.
— Это вы напрасно.
— Нет, не напрасно. Я потом вас искала, думала — встречу в электричке. А все не встречала. И вот сегодня я ушла пораньше с работы. И надо же — вижу вас! Скажите, чем мне искупить свою вину?
— Вы не виноваты.
— Нет, виновата. Хотите, я вам порублю дрова?!
Ли-Маров не выдержал, рассмеялся.
— Думаете, не сумею? — зеленые глаза женщины заискрились.
— Скажите ваше имя и будем квиты, — предложил фотограф. — Согласны?
— Ах! В самом деле! Мы до сих пор не знакомы! — Она подала ему обе руки, те самые, которыми Дмитрий любовался два месяца назад. — Алина.
— Дмитрий, — представился фотограф. — Можно просто Дима.
— А вы, кажется, не совсем русский, да? Извините. Какое вообще имеет значение. Во мне, например, столько намешано кровей… в нашем роду были и русский, и полячка, и украинка, а дед был испанец. Простой инженер.
